Космонавт - Феликс Кресс

я снова удивился. Весь аэроклуб действительно гудел как растревоженный улей. Группы курсантов сновали по коридорам, неся плакаты, вёдра с краской и прочий инвентарь. Даже обычно невозмутимые преподаватели куда-то спешили с озабоченными лицами.

— Громов! — Володя догнал меня, запыхавшись. — Пошли за знаменем, пока его кто-нибудь не перехватил.

Мы направились в кабинет начальника аэроклуба — именно там, в специальном шкафу со стеклянными дверцами, хранилось парадное знамя ДОСААФ. По пути Володя нервно теребил край своей гимнастёрки:

— Представляешь, Гагарин… Вот бы у него спросить, как он себя чувствовал, когда…

Его слова прервал громкий крик, донёсшийся из актового зала. Мы с Володей переглянулись и ускорили шаг.

— … И КТО ЭТО СДЕЛАЛ⁈ — раздавался знакомый визгливый голос мажорчика Семёнова. — Я ЖЕ ЧЁТКО СКАЗАЛ: БУКВЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ КРАСНЫЕ, А НЕ ЭТОТ ГРЯЗНО-РОЗОВЫЙ ОТТЕНОК!

Я даже поморщился. Вот шумит! Когда мы вошли в зал, картина предстала удручающая. Семёнов, красный от ярости, тыкал пальцем в слегка кривоватый плакат «Слава советской науке!», где буквы действительно приобрели странный розоватый оттенок. Двое его подручных стояли по стойке «смирно», опустив головы.

— Да мы просто… — попытался оправдаться один из них, тощий паренёк с перепачканными в краске руками.

— МОЛЧАТЬ! — взвизгнул Семёнов. — Из-за вас теперь весь аэроклуб будет смеяться надо мной! Это же Гагарин приедет, а не какой-то там… там… — он запнулся, подбирая сравнение, — там пионерский слёт!

Я тихо фыркнул. Семёнов резко обернулся и, увидев нас, скривил губы в презрительной усмешке:

— А, Громов. Пришёл посмотреть, как настоящие патриоты готовятся к встрече героя? — он театрально взмахнул рукой в сторону испорченного плаката. — Хотя что с тебя взять…

Володя резко шагнул вперёд, но я удержал его за рукав.

— Семёнов, — сказал я спокойно, — если не заткнёшься, то завтра на встрече будешь не с Гагариным фотографироваться, а в медпункте гипс снимать, — я специально сделал паузу, давая ему представить эту картину. — А теперь давай без истерик. Плакат можно спасти.

Семёнов надул щёки, но промолчал. Его подчинённые с надеждой посмотрели на меня.

— Во-первых, — продолжил я, подойдя к плакату, — розовый оттенок дала слишком жидкая краска. Вот если б наоборот, было бы сложнее. А тут нужно нанести ещё один слой — погуще, — я повернулся к Володе: — Сбегай в художественную, возьми ещё красной гуаши.

— А во-вторых, — я обернулся к Семёнову, — если хочешь, чтобы всё было идеально, лучше не орать как потерпевший, а помогать исправлять ошибки. Или ты думаешь, товарищ Гагарин оценит твой командный голос?

Семёнов скрипнул зубами, но спорить не стал. Вместо этого он выхватил у одного из своих подручных кисть:

— Ладно, давай исправлять. Но если не получится… — он не договорил, но взгляд его говорил сам за себя.

Но краски ещё не было, и Семёнов теперь так и стоял с кистью наперевес, что твой Том Сойер. К счастью для его вечно раненого тщеславия, пауза не затянулась. Вскоре Володя вернулся с краской, и мы оставили парней Семёнова с ним самим во главе возиться с плакатом. По пути к знамённому шкафу Володя покачал головой:

— И как только он умудрился испортить простой плакат? Там же всего три слова!

Мы подошли к кабинету начальника, где за стеклянной дверцей шкафа алело шёлковое знамя ДОСААФ с вышитой золотом аббревиатурой. Завтра оно будет гордо реять на самом видном месте, встречая первого космонавта Земли.

— Да ему просто нравится командовать, — пожал я плечами. — Ну, пусть поорёт, если они сами не против. Главное, чтобы к завтрашнему дню всё было готово.

Володя хмыкнул — сам он так смело про Витю не высказывался, но в душе явно был согласен. Но Семёнова мы быстро забыли. Кому он сейчас вообще интересен?

Тем более, что перемена заканчивалась, а мы всё ещё не закончили со знаменем.

Глава 17

Мы выстроились в актовом зале, который теперь сиял чистотой и праздничным убранством. Красное знамя ДОСААФ было прикреплено над сценой и словно бы приветствовало всех входящих, портреты Гагарина, Терешковой, Циолковского и Жуковского в лаконичных деревянных рамках смотрели на нас со стены. Впереди стоял майор Крутов, рядом двое штатских: мужчина лет пятидесяти, которого я уже видел в кабинете Павла Алексеевича, и молодая женщина с блокнотом — вероятно, корреспондент местной газеты.

Я стоял в первом ряду курсантов, сохраняя выправку. Слева от меня ёрзал Семёнов, то и дело поправляя и без того безупречно начищенные пуговицы.

— Ты только посмотри, как он нарядился, — шепнул мне Володя, стоящий справа.

И действительно, мажорчик выделялся даже среди преподавателей — новенькая форма, сапоги с зеркальным блеском, даже волосы, кажется, были намазаны чем-то блестящим.

Вдруг у входа послышались оживлённые голоса, и зал замер. Дверь распахнулась, и первым вошёл… нет, это был не Гагарин, а высокий полковник с «Золотой Звездой» Героя на груди. За ним следовали ещё двое военных, и только потом — он.

Юрий Алексеевич Гагарин.

Не фотография, не кинохроника, а живой человек, в кителе, с той самой знаменитой улыбкой. Он вошёл легко, почти по-лётному, и сразу оглядел зал, словно не мы так ждали встречи с ним, а он хотел запомнить каждого.

Внешне он выглядел именно так, как я его и представлял себе ещё в далёком детстве в прошлой жизни: невысокого роста, в военной форме, которая на нем сидела идеально, с открытой, располагающей к себе улыбкой. Но в этот самый момент для присутствующих он казался самым большим человеком на свете.

Зал аэроклуба замер. Мы стояли в парадном строю, вытянувшись по струнке, и даже дышали как-то особенно тихо, будто боялись нарушить торжественность момента.

— Товарищи! — голос Юрия Алексеевича прозвучал тёпло и одновременно мощно.

Зал мигом взорвался аплодисментами. Кто-то не выдержал и крикнул: «Ура!» — и тут же смутился, но Гагарин только рассмеялся.

— Спасибо за такую встречу! — он поднял руку, и овации постепенно стихли. — Очень приятно видеть столько молодых, увлечённых лиц. Значит, авиация в надёжных руках!

Крутов сделал три чётких шага вперёд и отрапортовал:

— Товарищ полковник! Личный состав аэроклуба ДОСААФ построен для встречи с вами!

Гагарин пожал руку Крутову:

— Спасибо, товарищ майор. Очень рад быть среди будущих покорителей неба.

После начались обычные в таких случаях церемонии — представление руководства, краткий доклад о работе аэроклуба. Я стоял, стараясь не пропустить ни