Начальник Культуры - Валерий Александрович Гуров

словно не желая расставаться с этим моментом, а затем разразился шквалом оваций. Разрозненные хлопки слились в единый рёв восторга, который заполнил помещение, отразившись от стен и поднявшись до самого потолка. Люди вставали, вскидывали руки вверх, кто-то поднимал телефоны-раскладушки, чтобы запечатлеть финальные мгновения концерта. В толпе мелькали счастливые лица, люди не могли перестать улыбаться и вскидывали руки вверх в восхищении.

Это был триумф…

— Мужики, красавцы! — подбодрил я панков. — Настоящие Горшок и Князь отдыхают!

Панки довольно улыбались, не до конца осознавая, что их выступление произвело настоящий фурор.

Но праздновать будем потом — для меня это не было окончанием вечера. Комиссия не закончила свою работу. Я увидел, что члены комиссии направились в фойе, туда же стремглав устремился Рубанов. Я, хоть и с некоторым отставанием, двинулся следом.

Фойе гудело, словно растревоженный улей. Люди не спешили расходиться — всем хотелось поделиться эмоциями. Некоторые уже пробирались к накрытым столам, откуда тянуло ароматом свежих пирожков и горячего чая.

Рядом с раздачей еды висел баннер с рекламой магазина Аветика. Я заметил, как несколько человек остановились у него, разглядывая предложения. Один парень в футболке с логотипом «КиШ» похлопал друга по плечу, показывая пальцем на скидку. Всё сложилось идеально — даже этот баннер теперь выглядел не как часть рекламной кампании, а как часть концерта, как его продолжение.

Я направился к месту, где стояли члены комиссии Рубанов. Толпа вокруг всё ещё шумела, но здесь, в этом маленьком круге, атмосфера былам натянутой, словно струна перед тем, как её сорвут в резкий аккорд.

Рубанов стоял чуть в стороне, скрестив руки, его взгляд беспокойно метался по залу. Он явно искал лазейку, хоть какую-то зацепку, возможность перехватить контроль. Он напрягся и выглядел как зверь, загнанный в угол, которому осталось только рычать.

Ольга Васильевна, до этого внимательно следившая за происходящим, спокойно посмотрела на меня.

— Поздравляю, Максим Валерьевич. Концерт прошёл на высоком уровне, — в её голосе не было излишних эмоций, но нотка одобрения звучала чётко.

Это был важный момент, и мы все это поняли. Она оценила не только сам концерт или мои спорные вокальные данные, но и то, как я справился с ситуацией, как удержал контроль, не дал всему рухнуть.

Рубанов напрягся, подался вперёд, его губы дрогнули в усмешке.

— Всё это, конечно, замечательно… — он выдержал паузу, прищуриваясь, словно пытаясь продемонстрировать уверенность, но в голосе его уже сквозило раздражение, — но покрывает ли это финансовый разрыв?

Он говорил медленно, словно смакуя слова, словно заранее готовился добить, сделать финальный выпад. Этот козёл хотел поставить под сомнение всю мою работу. Ну и заодно ждал реакции. Буравил меня взглядом, считая секунды до того момента, когда я начну оправдываться, искать доводы и запинаться.

Я не ответил. Только спокойно достал из папки, которую успел на бегу прихватить за сценой, отчёт и протянул его Ольге Васильевне.

Рубанов лишь нервно облизал губы. Ольга Васильевна развернула документы и начала просматривать их. Клара подвинулась ближе, сдвинула очки на переносицу и тоже внимательно следила за каждой строчкой. Лев и Эдуард тоже наклонились вперед, откровенно заинтересовавшись.

Рубанов, не имея возможности заглянуть в листы, не нарушив при этом приличий, не сводил глаз с лиц членов комиссии. Он пытался уловить хоть намёк на недовольство, хоть тень сомнения, но не находил ничего.

Ольга Васильевна перелистнула последнюю страницу, аккуратно сложила бумаги и передала их мне.

— Никаких нарушений не выявлено, — чётко произнесла она.

— Как… как не выявлено? — Рубанов опешил, его голос дрогнул, лицо побледнело.

Ольга Васильевна даже не взглянула на него.

— Более того, работа отдела культуры организована на высоком уровне. Образцово. Мы будем рекомендовать внедрение подобных стандартов в других районных администрациях, — отчеканила глава комиссии.

Рубанов сжал кулаки, не веря в происходящее. Всё, на что он рассчитывал — провал, скандал, мой разгромный отчёт — только что рухнуло у него на глазах. Он резко перевёл взгляд на меня, в глазах вспыхнула ярость.

— Вы… вы что, издеваетесь?..

Я спокойно встретил его взгляд.

— Нет. Просто работаю, — я с невозмутимым видом пожал плечами.

Я знал, что я сейчас впереди него, как говорится, на два корпуса, и моему ощущению победы не мешал даже сценический наряд, который, конечно, я не имел возможности скинуть. Глава администрации окинул меня взглядом, словно споткнувшись о моё спокойствие, стиснул зубы, но промолчал. Я видел, что он едва сдерживается. Он и сам понял, что проиграл.

Не знаю, попробовал ли бы Рубанов что-то предпринять, но в этот момент появился полковник прямо в форме. Он двигался неспешно, но в его походке читалась жёсткость человека, который не просто отдаёт приказы, а требует их выполнения. За отцом шел Бдительный.

Полковник Кузнецов обвёл взглядом членов комиссии, затем посмотрел на меня — на секунду всё-таки сбился, заметив мой неофициальный прикид, но тут же спокойно, четко произнес:

— Максим Валерьевич, выражаю вам благодарность за выдающуюся воспитательную работу. Если бы не вы, мой сын… кхм… никогда бы не начал свою жизнь заново.

Бдительный едва заметно напрягся. Кузнецов-старший на секунду задержал взгляд на нём, затем повернулся к комиссии и продолжил:

— Он был готов скатиться… совсем. И если бы не этот концерт, если бы не вовлекли в эту работу, если бы не люди, которые его окружили… Не вы, Максим Валерьевич… я не знаю, что бы было.

Он сделал паузу, затем твёрдо добавил:

— А теперь он собирается учиться.

Лев переглянулся с Ольгой Васильевной.

— Ну вот, — негромко проговорил Лев. — Видите, какая культура может быть? А ещё все спрашивают, зачем нам культурные мероприятия… Ну вот же, наглядно.

— Так вот затем и нужна. Чтобы людей менять в лучшую сторону, — отрезала Ольга Васильевна.

Рубанов молчал. Челюсть его совершенно оквадратилась, он сжал в руки в кулаки и явно судорожно перебирал в голове возможные выходы. Ему нужен был хоть какой-то повод, хоть один шанс, чтобы вывернуться. Но прежде чем он успел открыть рот, полковник заговорил снова.

Он повернулся к Бдительному и спокойно, но твёрдо спросил:

— Учиться, значит, идёшь?

— Да, отец.

Бдительный произнёс это чётко и без колебаний, только успев быстро стрельнуть взглядом в мою сторону, и в этот момент я заметил, как на лице полковника мелькнуло удовлетворение. Он коротко кивнул, затем посмотрел на меня и проговорил уже тише, но не менее уверенно:

— Еще раз, вы сделали правильное дело,