Вперед в прошлое 9 - Денис Ратманов

понимает. Вот только будет ли у меня время в промежутке между моментом, когда он уйдет от мамы, и продажей акций?

Ответ я получил раньше, чем рассчитывал. Василий Алексеевич, оставив маму в спальне, обозначился в проеме двери, уперев руки в боки.

— Доброго вечора, парни, — поприветствовал нас он с сильным южным акцентом, кивнул в мою сторону. — Ты — Павел, который бизнесмен?

— Можно и так сказать, — насторожился я. — Приятно познакомиться.

Я протянул руку, но жать ее Василий Алексеич не стал:

— Где ты так ладони ободрал?

— С мопеда упал, — улыбнулся я.

— А ты — Борис, художник, — констатировал он.

— Типа да, — кивнул Боря и посмотрел на меня, в его взгляде читался вопрос.

— У меня разговор к Павлу, — сказал гость, поставил стул спинкой к столу, оседлал его.

— Выйди, пожалуйста, — попросил я Бориса, тот кивнул и испарился.

— Слушаю. — Я повернул голову к Василию Алексеичу.

Тот уставился на меня, сморщив лоб и сжав челюсти — очевидно, стараясь устрашить своим грозным видом, а мне было… странно, что ли, наблюдать, как человек, будто ощетинившийся кот, пытается напугать меня своим видом.

— У вас ко мне какие-то претензии? — прямо спросил я, подвигая к себе часы.

Он мотнул головой.

— Не совсем. Ты, вот, в нового русского играешь, а мама твоя… Она в опасности, в настоящей, из-за твоих игр! Вот дались тебе те акции? Это же воздух! Пшик! Зачем маму подставляешь?

— Ладно, если акции — пшик, почему ваш директор за ними гоняется и опустился до угроз?

Мой вопрос заставил его с полминуты поскрипеть мозгами.

— Как ты не поймешь, — снисходительно сказал Алексеич, — они ему нужны, шобы править заводом. Стать его хозяином. У тебя их для этого мало, потому они просто бумага, а маму твою… — Не найдя слов, он изобразил на лице то ли испуг, то ли скорбь.

— Нет, — отрезал я. — Акции — это как бы кусочки завода и виноградников. Виноградники стоят где? На земле, которая числится за заводом. Вот это и есть главная ценность акций. Акции — равно земля. И я не предполагаю этого, я это знаю. Как и знаю, что земля в нашем поселке будет стоит сотни тысяч долларов.

Сбитый с толку Алексеич задумался, почесал лоб, видя, что он поддается убеждению, я продолжил:

— И если так, согласитесь, стоит рискнуть? Директор-то ведь никогда не опустится до насилия или явных угроз. Больше чем уверен, он тихонько маму вызвал и принялся запугивать без свидетелей, так ведь? Он думал, запугать ее будет просто, и не взял в расчет, что наш отец — не последний человек в милиции, и мы может ему нажаловаться. Зачем ему такой риск, когда и так контрольный пакет будет у него? Ну логично же ведь?

Алексеич кивнул, шевельнул усами так, словно что-то хотел сказать, но передумал. Помолчав немного, все же проговорил:

— Он же ей жизни теперь не даст! И мне, бо вступился за нее.

— Вы поругались из-за мамы с директором? — округлил глаза я.

Он кивнул.

— Сказал, если шо с ней случится, я ему голову откручу.

Серьезный выпад! Я бы сказал, достойный.

— А зачем вам та работа? — спросил я. — Все равно ж там не платят, вином зарплату выдают, а его поди продай. Есть много более интересных и денежных дел.

Глаза Алексеича сверкнули — он почуял деньги, и сказал:

— Шо ж не продашь? Оля сказала, шо вашему деду вино надо. Вот он и купит.

Похоже, тема с акциями его больше не волновала. Зато Алексеич волновал меня. Мама говорила, у него свой грузовик — как раз то, что надо для будущего бартера. Но предлагать поработать вместе я ему не стал. Нужно присмотреться к этому человеку. Для начала я захотел узнать, не гнилушка ли он — нет, обычный человек, простой работяга, как раз то, что надо. Посмотрю, как он себя проявит до нового года, и буду решать. Может, в кои то веки, получится у нас семейный бизнес или типа того.

— Чай будете? — спросил я, поднявшись и наполняя чайник водой. — Или кофе? Натуральный, заварной.

— Кофе! — радостно, как мальчишка, воскликнул Алексеич и добавил робко: — С сахаром, если можно.

— Понял. Сделаю.

— И Оленьке сделай, если не трудно. И Боре. Вместе чай попьем.

Получается, он пришел знакомиться с семьей любовницы? Если так, он или вообще дурак, или намерения у него более чем серьезные. А значит, надо торопиться с постройкой дома, потому что скоро в нашей квартире будет не протолкнуться. Вон, щенок добавился, уже тесно.

В более благополучное время многие люди, оказавшиеся в похожей ситуации, снимали отдельное жилье и жили друг у друга набегами. При Союзе считалось нормальным, когда все спали друг у друга на головах, а в девяностые и вовсе жили по шестеро человек в однушке — из-за нищеты. Молодые вили гнезда на кухнях и балконах. Так что, если решится уйти от той жены, Алексеич поселится тут, а Наташка переедет на кухню, а скорее всего — навсегда к Андрею.

Алексеич метнулся в прихожую, зашуршал пакетом, принес вафли, разложил на четыре кучки по две штуки каждому и, не дожидаясь кофе, захрустел лишней нечетной вафлей. От деланой агрессии на его лице не осталось и следа.

— Мне Оля столько про тебя рассказывала, — проговорил он, едва прожевав.

— Ругала, наверное? — с иронией спросил я.

Как я и думал, мама слишком много обо мне болтает, а значит, ей и четверти правды о моем доходе знать нельзя. Одно радует: преподносит она это так, будто ребенок просто играется, и у него отлично получается — экономистом будет.

— Нет, ты шо! Хвалила! Говорила, такое чутье у парня — диво просто. Как у ясновидящего.

Я скосил глаза на красную веревочку на его запястье — оберег то ли от сглаза, то ли от какой другой напасти. Хм-м… надо же, обычно женщины таким страдают.

— Есть такая газета «Коммерсантъ», — сказал я. — Вот ее начитался. Когда почта заработает, пойду себе выпишу. Там советуют, что и как делать, куда вкладывать деньги.

— Слышал о такой газете, но не читал.

Закипел чайник, я приготовил чай и кофе на четверых, расставил чашки по столу, отмечая, что,