Адвокат вольного города 8 - Тимофей Кулабухов

Глушитель здоровенный — тоже на макрах. И в патронах недешёвые макры. Их я и заметил, принял за артефакт. Ну, в широком смысле, это артефакт. Жаль я, в отличие от Вьюрковского, особо стрелять не умею. С другой стороны, я знаю того, кто умеет.

Есть тайники как тайники, когда что-то прячут, чтобы никто не нашёл, особенно при обыске или скажем, если заберутся воры. А есть тайники, чтобы вещь лежала не на виду, но её можно было бы быстро достать. Вот тут — второй вариант.

Теперь понятно, зачем у всех дверей, а не только входной и чёрного хода, наворочена такая мощная магическая защита.

Вьюрковский в случае чего бежал бы от врагов, будь то полиция, другие бандиты или кто похуже, сразу в центр дома, в библиотеку. Запирал бы за собой дверь. Наверное, не случайно у двери в библиотеку неприметный, но на вид очень надёжный запор типа «засов».

Всё ещё удерживая винтовку, дошёл до двери и проверил. Смазано отменно, закрывается беззвучно. Ладно, двери дубовые, их можно выбить, но магия не сработает, значит, придётся ногами, а за это время Вьюрковский…

Скинуть книги с полки — пару секунд. Открыть — ещё секунду. Ещё две, чтобы взять оружие и сумки, накинуть куртку. Я так тонко не чувствую, но в ней тоже наверняка местная магия. А дальше куда?

У дальней стены, около книжных полок, уходящих под потолок, была лестница, неприметная, крашенная в тот же светло-коричневый, что и полки. Я ей сразу значения не придал, тем более всё выглядит так, словно она всего лишь для доступа к книгам. Однако она ведёт люку в потолке, такому же светлому, как сам потолок и оттого незаметному. Сдаётся мне, даже слуга про тайник не знал, раз не разграбил его. А может быть — просто честный.

Повесив винтовку на плечо, полез по лестнице.

Никакого замка у люка не было, только паз, за который я потянул и люк плавно, по направляющим, под собственным весом ушёл вниз, открывая зев пустого кирпичного колодца, где эта же лестница, только уже не крашенная и даже слегка пыльная, продолжалась.

Из любопытства полез дальше, там оказался люк на крышу, герметичный, но запор — просто широкий шпингалет, так что открыл и вылез на широкую плоскую крышу особняка.

Светило солнце, после темноты колодца было ярко, так что я как кот, сел на крыше и щурясь, осматривался.

— Вы тоже исследуете крышу? — неожиданно услышал я и, повернув голову, увидел неподалеку, на крыше пожарной базы одного из бойцов-единорогов. Видимо майор серьёзно отнёсся к воцарению на базе и исследовал все её уголки.

— Да, смотрю, что да как, — неопределённо ответил я.

Боец, конечно же, заметил оружие у меня на плече, но не стал ничего говорить, посчитав, что за сегодня и так произошло много странного.

Глядя на бойца, я достал мобилет и набрал майора.

— Господин командир отряда «Единороги»? Судя по всему, нашли телефон?

— Да, господин министр! Нашёл, осваиваюсь, чуть позже руки помоем и будем бумажки подписывать. А завтра станем отмывать базу, а то грязища по колено.

— Насчёт завтра… Мне завтра понадобится весь отряд. Меня тут враги вызывают на переговоры, там поляки будут и Хомяковы. Короче, мне нужно прикрытие.

— Где будут переговоры?

— Ресторан «Бобр».

— Знаю такой, приличное место, зал большой, семейная кухня. Во сколько?

— В двенадцать.

— Тогда завтра в девять жду Вас на летучку, всё обсудим, в десять выдвинемся, в одиннадцать мы уже будем на месте, оттуда наберём Вам, что можно ехать.

— Ого, как Вы сразу всё спланировали. Хорошо. Я ещё до летучки тогда заеду в лавку артефактов при академии.

— Зачем?

— Прикуплю отряду амулетов защитных, чтобы вас не могли накрыть магией.

— Пётр у нас боевой маг по стихии воды. Но лучше, конечно, перебдеть.

— Тогда до завтра.

Я прошёлся по крыше, чтобы картинка потенциального побега Вьюрковского стала мне более понятна. Крыша плоская, ровная, прочная, можно дойти до места, где к особняку прилегает пристроенный гараж. Машин там нет, я уже проверял, только почему-то старый трактор стоит. А с гаража можно прыгнуть и за пределы участка, в изрядно заросший сад соседа.

Ну, значит, такой у него был план-капкан, на случай нападения. Неплохо. Оружие такое, что тайник он мог создать и год назад, и двадцать, а потом просто поддерживать. Я его тоже оставлю, только паспорт поменяю на свой, и ружьишко прихвачу.

Здорово, что оружие оказалось здесь и спецслужбы его не забрали, по обыкновению не сказав даже «спасибо». Мне оно нужнее.

Уже в доме набрал Грифа.

— Фридрих, добрый день.

— Рад Вас слышать, Аркадий. Как Ваши дела? Надумали принять мою помощь?

— Немного не об этом звоню.

— Что-то случилось?

— Мне Хомяковы предложили переговоры.

— Отрадно. Честно говоря, это был бы лучший для всех вариант. Тут я хочу сказать Вам несколько взрослых серьёзных слов.

Прозвучало это как «сынок, поговорим с тобой про пестики и тычинки».

— Ну, давайте, — совершенно без энтузиазма отреагировал я, тем более что звонил не ради того, чтобы лекцию услышать, но раз иначе нельзя, то пусть выдаёт.

— Наша республика, наша вольница — существует потому, что это Москве выгодно. Есть плюсы, мы буфер от Степи, от британских интересов, торговля подпольная и, если у нас что-то творится, Престол всегда может сделать вид, что «это они сами». Понятно?

— Да.

Вообще-то я и без него это знал, но мне кажется, он может дойти и до чего-то более серьёзного.

— Но есть и такие люди, которые нашёптывают императору на ушко, что нас пора бы уже и схлопнуть, поглотить. И приводят как аргументы минусы нашего существования.

— Ну, так на балансе и существуем, — подвёл итог я.

— Вот. Вот именно, хорошее слово, подходящее. Баланс. Так вот, если в ходе решения конфликта у Вас случится локальная война, прольётся кровь, трупы… Я понимаю, что трупы всенепременно будут, но если ситуация получит резонанс, то это может быть «казус белли», причина, чтобы нас просто присоединили. Просто придёт полк имперцев, поменяет флаги, и никто даже не пикнет.

— Вот здорово, ещё и стрелять нельзя. Я же понимаю, Фридрих, что при новых флагах пострадают как раз-таки неограниченные права Владетелей, одним из которых я и являюсь.

— Хорошо, Аркадий, что Вы чувствуете этот тонкий политический момент. Кнышский поляк, он не понимает. Но мы-то