Кай из рода красных драконов-2 - Кристиан Бэд

атеизмом. Байсур верит в то, что преступил законы тонкого мира, напав на воина своей крови. И собственное воображение убьёт его, в конце концов, без моего физического участия.

Жестоко? А что я ещё мог сделать?

Я смотрел на Байсура, мечущегося и напуганного, но не раскаявшегося, и пожалеть его не получалось. Ну, не перевоспитываются такие. Пожалею, а он затаит ещё больше злобы.

Если прощу, он будет думать, что я всё-таки слабый, не настоящий воин. Будет ждать и подкарауливать, мстить за страх в душе, за проявленную слабость.

Умом я понимал всё это. Но я-то — цивилизованный, и совесть меня всё равно мучила.

Великий, блин, воин. Уж лучше бы зарезал вчера.

Но нельзя. У меня ещё 29 таких же на шее. Что будет с ними, если я сейчас не выдержу, перережу Байсуру горло?

Я с тоской посмотрел в проём выхода, закрытый не на замок, а куском войлока. Даже если успеем удрать с Буркой, что будет с мальчишками?

Нет уж, пусть Байсур как-нибудь сам решает свою судьбу.

А не самоубьётся — на крайняк есть демон в ноже. Но это — на самый критический случай. Чтобы где-нибудь тихо в сортире. Рано ещё показывать местным этого демона. Да и такая смерть будет ещё страшнее.

Меня аж затошнило от самого себя: какой я добрый, умный…

Воин. Вот это и есть — воин?

— Держи!

Я отдал Бурке недоеденную ячменную кашу. Одна радость — с топлёным маслом.

Утром недовольный тем, что ему не выделяют помощников, Тош сам принёс нам немного масла в пузыре из бараньих кишок.

«Тара» для масла меня уже не смущала. Помню, в аиле Майи я и не понял сразу, из чего эти пузыри делают. Иначе не смог бы жрать масло. А так — сначала привык, а потом уже подсмотрел, что это сушёный мочевой пузырь барана.

Пришёл толстяк Шонк, сам собрал пустые миски. Унёс куда-то. Странно, вчера он миски не собирал.

На лбу у Шонка красовалась здоровенная шишка, и я решил, что и у него ночь тоже прошла не очень спокойно.

Кто-то рога ему пообломал, иначе — чего он вдруг так суетится? И откуда масло? Откуда вдруг столько милости к нам, дикарям никчёмным?

Шонк заорал на мальчишек, поторапливая тех, кто ещё не доел кашу. Всего лишь заорал. А ведь мог бы и подзатыльники раздавать.

Вообще тут как-то уж слишком много свободы. И обращаются с нами терпимо, даже не бьют. А почему?

Толстяк наоравшись закосолапил к выходу. Я встал и быстро скользнул в дверь вслед за ним. Никто даже не посмотрел на меня — куда тут особо выйдешь, разве что в туалет?

Мальчишки очень боялись колдунов, чьи чёрные камни возвышались в центре этого странного поселения, и даже не пытались нарушить запреты.

Выходить нам разрешалось чисто символически — в сортир за юртой и в хозяйственную загородку рядом с ней. За дровами и водой, которую доставляли сюда уже в бурдюках.

Наша юрта была здоровенная, а возле загородки притулилась совсем небольшая юрточка, хозяйственная.

Шонк хранил там припасы, а, может, даже и ночевал.

По крайней мере, когда я вошёл туда следом за ним, то помещение мне показалось жилым.

Земляной пол был чисто выметен, спальное место застелено войлоком, пахло варёной бараниной. У очага на конструкции из жердей, которую называли керем, сушился сыр и промытые кишки. Тут же висели три ободранные бараньи тушки — наверное, наш обед или ужин.

— Чего тебе? — сердито обернулся Шонк.

— Кусок сырого мяса нужен! — Я решил действовать прямо.

— Зачем? — удивился толстяк.

— Байсура хочу напугать, надоел.

Шонк смерил меня настороженным взглядом. Заплывшие глазки оживились:

— А зачем мне тебе помогать, мальчишка?

Ага, заинтересовался, родной, раз начал думать о выгоде. Это хорошо, это значит, можно поторговаться с ним.

— Йорд не даёт тебе помощников, — сказал я, — Но когда стану старшим вместо Байсура, я дам помощников. А Йорду не надо об этом знать.

Шонк посмотрел на меня оценивающе, хмыкнул. Похоже, голова у него устроена, как и положено в теории маркетинга. Если угадал основную боль покупателя — он купит твою идею.

Толстяку нужны мальчики на побегушках. Нужно, чтобы он командовал, а ему подчинялись. А Йорд — обычный вояка, его тошнит от прохиндеев вроде Шонка и воли распоряжаться учениками он ему не даёт.

Толстяк облизал губы, достал нож, отхватил переднюю ногу барана вместе с лопаткой и протянул мне. Вот мол, дивись на мою щедрость!

Я взял. Поблагодарил и пообещал, что к вечеру решу проблему с помощниками.

Вышел, взглянул на серое небо. Ветер гнал куда-то чёрную дождевую тучу, не давая ей пролиться над долиной Эрлу. Тут, поди, и с водой проблемы. Мда…

Ну, давай Гэсар! Теперь тебе придётся побыть артистом. Иначе мне никак не скормить баранину волку на глазах у толпы голодных подростков.

Им тоже мало «кашки», но с нашей едой я порешаю вечером. Раз Шонк идёт на контакт, может, возьмёт и ножи в оплату за мясо? А может — и просто так выдою из него добавку. Надо подумать, как его можно прижать.

Я вернулся в юрту, держа баранью ногу так, чтобы увидели все, и окликнул Байсура:

— Эй, ты живой ещё? Смотри, как демоны будут жрать тебя, если сам не сбежишь от меня в царство Эрлика!

И я бросил Бурке баранью ногу.

Волк поймал, вцепился зубами в верхнюю часть лопатки, где мясо и хрящ. Только хруст пошёл за ушами. Злой, леденящий. Зверь ест иначе, чем человек.

Вообще, я видел уже, как волк трескает сырое мясо. Но тут что-то и у меня мороз по коже продрал, когда Бурка вцепился зубами в лопатку, круша тонкую кость молодого барана.

Мальчишки так и вовсе оторопели, а Байсур побелел, что твой снег