Князь из будущего ч.2 - Дмитрий Чайка

Сингидунума? Те места запретили занимать всадникам, их распашут тяжелыми плугами, вывернув наружу девственные пласты столетиями нетронутой земли. Всех паннонских словен и германцев уже пересчитали по головам крепкие юноши с ухватками бывалых воинов, и стали собирать под началом старост, обещая снабдить инструментом и зерном для долгого пути. Совсем скоро степь, что была пастбищем для сотен тысяч коней и баранов, превратится в бескрайнее пшеничное поле, оттесняя всадников все дальше и дальше в неудобья.

Большая палата, в которой кругом расположились скамьи, была увешана гобеленами, привезенными купцами из самого Константинополя. Приятное тепло и потолки без малейших признаков копоти удивили непривычных к такой роскоши степняков, равно как и воздух, в коем не было осточертевшей за зиму сажи, от которой тяжелой горечью першит в горле. Степные владыки сели наособицу, завистливо поглядывая на разодетых в меха и парчу словенских жупанов. На головах у тех были надеты высоченные шапки из меха, невиданные степняками ранее. Князя еще не было, и ханы негромко переговаривались.

— Шапки! Шапки-то какие! — ткнул Онура хан племени тарниах Айдын. — Ты видел?

— Да! — протянул Онур. — Хороши шапки! Когда же это они у нас под боком так разжиреть успели, а?

— И не говори, почтенный Онур! — согласился Айдын, стеснительно оглядывая свою весьма скромную по местным меркам одежу. — Где были наши глаза?

— Говорят, все кто новому кагану служит, без войны богатеет, на торговле одной!

— Да как-то позорно это, — поморщился хан племени тарниах. — Каган и вдруг торговец. Может, он еще и деньги в рост дает?

— Ой, развеселил, — закатился мелким дробным смешком Онур. — Умеешь же ты пошутить, почтенный Айдын! Дома расскажу, там все со смеху лопнут. Каган деньги в рост дает… Я не могу!

— Глянь, баба среди мужей сидит! — продолжил Айдын, для которого местные порядки были еще внове. Он до этого и города видел либо снаружи, когда осаждал их, либо сожженными дотла. — Чего она тут делает? Бабе не место здесь!

— Говорят, ведьма это, — со знанием дела прошептал в ответ Онур. — Она самого кагана добро стережет. Сказывают, глаз у нее злой. Чуть замыслит кто покуситься на княжеское добро, так сразу мужской корень сам собой отсыхает.

— Да неужто отсыхает? — разинул в удивлении рот Айдын. — Страх-то какой!

— Люди так говорят! — важно кивнул Онур, который был в курсе всех местных сплетен. Любимая дочь постаралась. — Глянь, сколько золота и камней на себя нацепила! Точно тебе говорю, ведьма это!

— Богиня Умай, отведи от нас беду, — пробормотал про себя хан племени тарниах, теребя амулет на шее, одновременно жадно пересчитывая перстни на пальцах Любавы. Он шепнул своему соседу. — Хорош дворец у нового кагана, почтенный Онур. Куда лучше, чем у старого. Тот в избе деревянной жил, а этот словно ромей какой, каменные палаты себе построил. Холодно тут зимой, небось.

— Да ничего не холодно, — резонно возразил Онур. — Тут печи есть.

— Ну, если печи, тогда да! — согласился Айдын. — И копоти нет. А мне житье в юрте все равно больше по нраву, стены эти проклятые на голову давят. О, смотри! Князь пришел!

Бояре встали и поклонились, а ханы с небольшой задержкой последовали их примеру. Да и почему бы не поклониться новому государю?

— Доброго здравия всем желаю, почтенные бояре! — начал князь. — Начнем, пожалуй…

Заседание Думы закончилось, и бояре потянулись было на выход, когда князь попросил степных ханов остаться. Те переглянулись и расселись по своим местам, выжидательно глядя на нового государя. Они еще не понимали, как вести себя с ним, но резня, которую он учинил в землях хуни и огуров настраивала на серьезный лад. От тех народов едва половина осталась, а взрослых мужей и вовсе — не больше трети. Нечего воинам степи противопоставить новому хозяину, особенно когда у него за спиной маячит болгарская орда, раздувшаяся от захваченного золота и скота.

— Почтенные мужи! — начал князь. — Боги свели нас вместе, и теперь у нас одна дорога. Земли ваши я под свою руку беру навечно, а потому вы должны уяснить, что разбоя и войн между племенами я не потерплю.

— А если кто-то занял чужое пастбище? — хмуро засопел кто-то из ханов. — Как тогда быть? Терпеть?

— Если кто-то займет чужое пастбище, то отдаст свое, — парировал князь.

— А земли уар, огуров и хуни? С ними что будет? Там лучшие травы! — это был самый больной вопрос, и шеи старейшин по-гусиному вытянулись вперед. На их лицах было написано жадное любопытство.

— Эти земли я под себя возьму, — спокойно пояснил князь. — По праву войны. Вы свою долю добычей получили.

— А рабы? — не унимались ханы. — Рабы наши как? Ведь всех забираешь! Кто землю будет пахать? Кто будет собирать кизяк? Чесать шерсть? Пасти баранов?

— Эти люди не скот, — ответил князь. — У нас даже челядь из германских земель на правах литов живет. Люди эти на чужой земле трудятся, но свое имущество имеют. Что трудом нажил, то его.

— А твои служанки тоже не рабыни? — прищурились ханы. — Сколько палок о них обломали, чтобы они как покорны стали. Неужто отпустишь на волю?

— Батильду позовите, — не меняясь в лице сказал князь дьяку, сидевшему рядом с листом бумаги и чернильницей.

— Ваша светлость! — поклонилась запыхавшаяся служанка, обмирая от ужаса и плавясь под любопытными взглядами степных ханов. Аварами ее еще мать в детстве пугала, а тут вот они, прямо на нее смотрят. Непривычного вида темноволосые люди, кто с узкими глазами, кто нет, но все как один с длинными косами, куда были вплетены цветные ленты и какие-то веревки. Почти у всех черепа изуродованы любящими родителями еще в младенчестве, чтобы никто не посмел усомниться в знатности их отпрыска. На суровых обветренных лицах, обожженных степным солнцем и лютой стужей, было написано детское любопытство. Чего там князь такого удумал?

— Батильда, — ласково сказал князь. — Я доволен твоей службой, и отпускаю тебя на волю. Ты теперь свободна.

— Как? За что? Не гоните, ваша светлость! — по щекам женщины потекли слезы. — Да мне и идти-то некуда, сгинем мы вместе с сыном. Моего Хейно ромей Никифор на монетном дворе учит штемпели резать. Говорит, он лучшим мастером на всем свете станет. И княгиня наша добра, как святая Радегунда. Не гоните меня, Христом Богом молю! Некуда мне идти!

— Хорошо, — ответил князь. — Но ты теперь свободный человек, и живешь тут по своей воле. Уйти можешь, когда сама того пожелаешь.

— Спасибо! Спасибо! — бормотала служанка, выходя с поклонами из палаты.

— Эко диво, — презрительно ответил хан Айдын. — Да наши рабы тоже никуда не пойдут. Они в зимней степи и дня не