Знойные ветры юга ч.1 - Дмитрий Чайка

воду первый дромон. Он пойдет до самого устья, а потом в Тергестум. В устье вы и встретитесь с Кубратом, я пошлю к нему гонца. Ты и твои друзья поплывете на нем. Потом вернетесь через Фриуль и Солеград.

— Да! — заорал Святослав в восторге. — Хочу! Спасибо, отец!

— Но вы не будете там гостями, — предупредил его князь. — Будет паруса ставить, грести и палубу драить, как матросы.

— Да чем ты меня пугаешь! — хмыкнул Святослав. — Я только вчера воз дров переколол.

— Хочешь, я поеду с тобой, — заговорщицки посмотрела на него Мария. — Ты присмотришь кого-нибудь, а потом я поболтаю с ней по-свойски, по девичьи. Вдруг, она притворяется. Женщины бывают очень коварны, Святослав.

— Я сама поеду, — ревниво сказала Людмила. — Не хватало еще, чтобы моему сыну… — она замолчала, подыскивая приличный эпитет, — посторонняя женщина невесту подыскивала.

— Как хочешь, княгинюшка, как хочешь, — ласково сказала Мария. — Я всего лишь свою помощь хотела предложить. Конечно же, ты лучше меня с этим справишься.

— Нужно уже гонца слать, — задумчиво сказал Самослав. — Через Железные Ворота на Дунае большой корабль не каждый месяц пройдет. Только по высокой воде.

Дети на ковре снова подрались, и матери растащили их в очередной раз. Мария взяла ревущую дочь на руки и жарко зашептала ей в ушко:

— Радегунда, сокровище мое! Не плачь, ты сама виновата! Разве приличествует пани драться с мужиками? Это они должны были передраться и принести тебе в зубах то, что ты хочешь. Ну, ничего, мамочка тебя всему научит. Мамочке до безумия надоела одна глупая курица, и теперь она не будет ее видеть минимум полгода. А если повезет, эта дурища приедет, обожженная солнцем до волдырей и с задницей, сбитой в кровь. Вот мамочка тогда порадуется!

— Неужто я правнуков своих увижу! — смахнула непрошеную слезу Милица, и снова выкрутила на максимум фитиль лампы. Ее глаза светились невероятным восторгом. — Ведь сколько лет я молилась, чтобы мои сыновья живы остались. Может, боги дадут, я и Ратко с Никшей увижу. Где же они, мои мальчики?

— Насколько я знаю Ратко, матушка, — хмыкнул Самослав, — он сейчас лопает нежнейшего ягненка, сдобренного индийскими специями. Он же в Аравии, там знают в этом толк. А Ратко у нас большой любитель вкусно пожрать. Так что не беспокойся, матушка, именно этим он и занимается.

* * *

В то же самое время. Страна Ямама.

Финики, сыр и сушеное мясо надоели Стефану до чертиков. Он снова похудел и почернел от солнца, напоминая скорее пастуха, чем сдобного, как булка, слугу василевса. Он уже сроднился со своим верблюдом, научившись спать и есть на ходу. Победоносная армия мусульман шла по землям Аравии, словно копье через стог сена. Семь тысяч отступников было убито на поле боя, еще столько же в Саду Смерти, и еще столько же в карательных походах, которые Халид ибн аль-Валид обрушил на бану Ханифа. Многие роды сдавались, и их прощали. Открыл ворота и город Ямама, который выдал коней, все доспехи и оружие. Он тоже был прощен. А вот некоторые роды бились до последнего человека. Эти воины так и не приняли веру нового Пророка, и были уничтожены. Их женщины и дети пошли в далекую Медину как рабы.

Отдельные корпуса мусульман сражались в южной Сирии, Бахрейне и Омане. Грандиозное восстание против сборщиков налогов из Медины вспыхнуло и в Йемене, но войска халифа медленно, шаг за шагом давили очаги сопротивления, один за другим. И хуже всех приходилось тем племенам, где во время восстания убивали мусульман. Им платили той же монетой.

— Ну, что же, — Халид ибн аль-Валид с удовлетворением осмотрел шеренгу понурых мужчин, стоявших перед ним на коленях со связанными руками. — Суд окончен, и ваша вина доказана. Вы все виновны, и приговариваетесь к смерти.

В толпе людей раздались женские крики и детский плач. Обвиняемые покаялись и поклялись соблюдать законы ислама. В таких случаях мусульмане обычно проявляли милосердие. Но только не сегодня. Суровый судья не собирался щадить тех, кто обагрил свои руки кровью его единоверцев. Стефан стоял тут же, в толпе воинов. После боя в лагере он стал почти своим, и даже получил долю в добыче. Его одобрительно похлопывали по плечу, не забывая пошутить насчет глубоко спрятанных яиц. Каждый из воинов считал, что именно он придумал эту шутку первым и веселился, как ребенок. Впрочем, свирепые бойцы и так напоминали детей, ведь они, с точки зрения дворцового чиновника, были необыкновенно просты и доверчивы.

— Ты! Ты! Ты! И ты! — по знаку Халида вытащили четырех приговоренных. — Вы забили мусульманина камнями. И вас самих ждет та же участь. — Он отдал команду. — Приступайте!

Толпа вздрогнула, когда взгляд эмира мусульман обратился на нее.

— Чего смотрите на меня, как бараны? — рыкнул он. — Вы поклялись, что являетесь добрыми мусульманами, так исполняйте закон или становитесь с ними рядом. Ну! Или вы тоже отступники?

Люди несмело подбирали камни с земли и стояли, пряча друг от друга глаза. По короткой команде эмира камни полетели в приговоренных. Сначала несмело, падая у ног казнимых, но после зуботычин, которые щедро раздали воины, камни полетели густо и в полную силу. Бросали камни даже соседи и родня, пораженные ужасом в самое сердце. Через несколько минут забитые по полусмерти отступники были оставлены умирать на земле.

— Та-а-ак! — удовлетворенный Халид ибн аль-Валид снова подошел к пленникам. — Вы трое сожгли двух мусульман заживо! Да воздастся вам той же мерой!

Столбы, обложенные сухими ветками, были уже готовы, и упирающихся пленников подтащили к ним и привязали крепко-накрепко. Страх в их глазах уступил место обреченности. Они уже не надеялись ни на что, только издали дикий крик, когда пламя стало облизывать их ноги. А правосудие все продолжалось, и закончилось лишь тогда, когда пятерых расстреляли из луков, и еще десяток бросили со скалы. Эти люди умерли так же, как и мусульмане, казненные ими.

— Добрые люди! — Халид повернулся к жителям городка. — Правосудие свершилось. Вы все правоверные мусульмане, а потому находитесь под защитой закона. Ни одну женщину не тронут, и ни в один дом не войдут. Ваше имущество и ваши жизни в безопасности. Мир вам! Можете идти домой! Славьте Бога и нашего Пророка, да благословит его Аллах и