Союз будет жить - Виктор Сергеевич Мишин

уже изучали этот материал, мне очень легко сейчас учиться.

– Уговорила, поверю.

– Ты надолго уехал?

– А ты уже скучаешь?

– Да, – приглушённым голосом произнесла дочь. Она всегда по мне скучает, даже когда я просто на рыбалку один уезжаю.

– Что делать, дочь, папе нужно поработать. Обещаю, постараюсь закончить побыстрее и вернусь сразу, как смогу. Потерпишь?

– Ладно… – грустит.

– Обещаю.

– Мама пришла, сейчас дам ей трубку, – вновь затараторила Аленка.

– Подожди, моя совушка, – я поцеловал воздух, словно целуя ухо дочери, – спокойной ночи, солнышко!

– Пока, папулечка!

– Все целуетесь? – усмехнулась в трубку жена.

– Ага, – с удовольствием констатировал я, – тебе что, завидно?

– Конечно!

– Привет, родная, как вы там?

Пошутили и хватит.

– Нормально, в школе до часу, иногда до двух, когда у Варвары Алексеевны уроков больше. Алёна уроки там же делает, пока ее ждёт. Олег возит их до автобуса, на дорогу, и забирает обратно. Я с мелким сижу, все то же самое. Скукота… у тебя, наверное, веселее будет?

– Ага, прям устал веселиться, – фыркнул я в трубку, – у меня тоже все, как всегда. Невыполненные планы, сплошной брак и покрывательство. Сегодня на «Москвиче» разошёлся, еле остановился. Понимаю, что прошу многого, но ничего с собой поделать не могу. Сами виноваты, не сделали бы так быстро машину, не пришлось бы переделывать. Ладно, это текучка, скучно мне тут, одна работа.

– А тебе бы погулять? Смотри, не загуляй там, с «бабушками»! – откровенно издевалась Катерина. «Бабушками» мы с ней называли всех девушек и женщин этого времени. Почему так? Это ещё в первые месяцы пошло. Мы как-то болтали с любимой обо всем подряд, гуляя в городе, и она тогда спросила меня, серьёзно так спросила:

– А ты бы смог мне изменить здесь? – и скользнула глазами по прохожим женского пола.

– С кем? – абсолютно серьёзно спросил я. – Это вот с этими, что ли? – я указал подбородком на проходившую как раз мимо женщину, молодую, кстати.

– Ну, уж я не знаю, с кем именно.

– И я не знаю, прикинь, – хмыкнул я. – Кать, ты чего? Ты забыла, где мы? Даже девочек здешних я не могу воспринимать всерьёз, не то что женщин. Они же все там, – я неопределённо махнул за спину, – либо тётеньки, либо бабушки, скорее второе. Вот ты сама можешь себе представить, что я приударю за твоей маманей? А что ты так смотришь? Она молодая девица, причём красивая! Катя, они нам в матери и бабушки годятся.

– Но ведь и мы сейчас здесь, а не там. Неужели ты их так воспринимаешь?

– Так и воспринимаю, даже вот не думал ни о чем таком. А ты сама как? Смогла бы состроить глазки моему бате?

– Нн-е-е-т, – протяжно выдохнула супруга.

– А что же так? – теперь допрашивал я. – Он сейчас молодой, красивый, весёлый. А, Кать?

– Нет, Сань, я как-то не представляю себе такого. Но я – другое дело, а ведь тебе может и захотеться кое-чего…

– Это чего мне может захотеться, чего я не могу получить дома от жены?

– Мало ли…

– Мало не надо, я много люблю, ты ж знаешь!

Тогда мы пошутили и поняли, что у обоих дела с восприятием местных граждан обстоят одинаково, ну не можем мы даже ровесников воспринимать такими же, как мы. Мы – их дети и внуки, так о чем говорить? Может, мы неправильные какие-то попаданцы, но так и есть.

– Да загуляешь тут… Работы много, родная, даже не знаю, как и разгрести то, что задумал. И это я ещё у этих, наших вершителей судеб не был… Завтра поеду к генсеку, хочется посмотреть, что они за эти пару лет сделали, если пустят, конечно. Так-то перемены видны, и даже скажу, что они идут в нужную сторону, но хочется знать чуть больше. В Москве, представляешь, не то что дефицита, даже очередей у магазинов уже нет, видимо, все же что-то получается у нас.

Где-то в кабинетах Кремля

– Не нравится мне его настрой и поведение.

– Да нормально все, не сгущай краски. Ему тяжело, разве ты не понимаешь, он думал, что будет по-другому. Может, там у них что-то и делается быстро, но у нас так не выйдет. Он ждёт результат, а будет он нескоро, вот и злится. Я и сам, если честно, иногда злюсь, некоторые наши чиновники явно не понимают, как и зачем нужно работать по-новому.

– Все равно, думаю, мы слишком много ему дали, живёт ни о чем не думает, как барин!

– Ты не прав, Володя, очень даже думает. Последние его доклады настолько обширны, что люди за голову хватаются, не знают, как столько сделать!

– Давай все же попробуем, а? Я тебе говорю, специалист отличный, вдруг вытащит что-то такое, о чём он не говорит? Может, и не со зла, а просто не помнит.

– Ты не боишься вообще его потерять? Что, если…

– Да что, Саша? Что он сделает? Он целиком от нас зависит. У него семья, дети, ему ли рисковать? Все их счета можно закрыть в один миг, и что тогда? Куда он пойдёт, что будет делать, как жить?

– Ну, я уверен на все сто, что он точно не пропадёт. Во-первых, у него уже куча знакомств, не дадут пропасть, а во-вторых, парень прекрасно работает не только головой, легко пачкает руки и уж без работы точно не останется. Уверен, не выпускай он больше книги, поднимется и без них, правда, понадобится чуть больше времени. А вот мы многое тогда потеряем.

– И все же?

– Ой, Володя, ты рискуешь вместо расположения к нам получить отторжение.

– У нас и так от него много что есть, на десятки лет хватит!

– Ты не понял главного, он хочет не просто не дать стране развалиться, он хочет вывести ее в лидеры. Амбиции, самолюбие, называй как хочешь, но парень старается.

– Саша, перед пленумом я все же хочу подстраховаться.

– Ладно, Володя, но только с его позволения, эти твои комитетские штучки к нему не применять! Понял, я против!

– Я поговорю с ним, думаю, он не будет возражать.

Я подъехал на такси к Лубянке и немного прошёлся пешком, вдыхая прохладный воздух после дождя. Сыро сейчас, дожди все чаще, осень. Слякотно, прохладно, а скоро зима, бр‑р-р, не люблю холод.

Шёл в серый дом я не по своей воле, вызвали. Охранник Смирнов плёлся на расстоянии, осведомлённый заранее, куда и зачем мы идём. Семичастный вечером позвонил и пригласил. Сказал, ничего срочного, но что-то в его голосе мне не понравилось. Наслушался наших разговоров, что ли? Так вроде ничего такого противозаконного мы не обсуждали. То, что нас слушают, я допускаю, они всех слушают, кого надо, конечно. Генсеков слушали, что уж говорить о таких, как мы…

– Здравствуйте, Владимир Ефимович, – поздоровался я вежливо, когда секретарь проводила меня к председателю КГБ.

– Привет, Сань, дело есть, – он легко поднялся с кресла и протянул руку. Я пожал его ладонь,