Евгений Красницкий - Бешеный Лис

Надо было порядки менять. Рубеж с Волынью прикрыть, смутьянам и татям окорот дать, хоть сколько-то твердых христиан на этих землях поселить. Так и появилась наша сотня и село Ратное. Вот и выяснили мы цель Ярослава – изменить жизнь в Погорынье так, как это было выгодно великому князю киевскому. И мы этой цели достигли! – Мишка выдержал паузу и спросил: – А теперь скажи нам, деда, устраивает ли нас сложившийся порядок?

– А то сам не знаешь!

– Не устраивает, – подтвердил очевидное Мишка. – Значит, надо менять! Только сначала крепко подумать, какой порядок нам нужен. Дядя Лавр ведь железо в горн не сует, пока не знает, что именно он ковать собирается. Так и ты: что ты из нашей Погорынской земли выковать намерен?

– Кхе! Нашей, говоришь? – Дед молодецки расправил усы. – А что? И нашей! Кроме нас, эту землю никто удержать за собой не сможет. Исчезни наша сотня – тут такое начнется!

– Давай тогда, деда, сразу и определим границы наших земель, чтобы потом уже к этому не возвращаться, – «взял быка за рога» Мишка. – Западная граница понятно – по реке Горынь, а остальное?

– Северная граница тоже понятно – там, где Горынь в Припять впадает. – Дед расстелил на полу свой оружейный пояс. – Это Припять. – Дед требовательно пошевелил пальцами в воздухе, сын и внук догадливо распоясались и сунули Корнею в руку «материал» для макета местности. – Вот так в Припять впадает Горынь. – Пояс Лавра прилег одним концом к поясу деда, а другой конец загнулся на запад. Дед ткнул в него пальцем и пояснил: – Но верховья Горыни не наши – волынские, значит, по Горыни получается верст семьдесят пять – восемьдесят.

«Это ж примерно километров сто двадцать. Нехило!»

– Тогда восточную границу можно по Случи считать? – Мишка приткнул свой пояс к «Горыни» и расстелил его на юг.

– Можно. – Дед немного сдвинул «место слияния Горыни и Случи». – Случь подлиннее Горыни, но течет вот такой загогулиной: от истоков сначала течет почти точно на восток, чуть к северу, а потом сворачивает на северо-запад. – Дед соответствующим образом изогнул Мишкин пояс.

– А между истоками Горыни и Случи сколько?

– Верст сорок или около того, да пока Случь на север не повернет – еще верст шестьдесят будет.

– Выходит, южная граница в сотню верст получается?

– Выходит, так. Едрена-матрена, я и не думал как-то, что тут земли так много! – сам изумился собственным подсчетам дед.

«Так, сэр Майкл. Получается, что графство Погорынское имеет форму, близкую к треугольнику, со сторонами примерно сто двадцать, сто шестьдесят и сто сорок километров. Площадь, дай бог памяти, половина произведения основания на высоту… Это для прямоугольных треугольников, но других формул я не помню. Значит, будем считать треугольник прямоугольным, особой точности не требуется. Где-нибудь сто двадцать на сто шестьдесят и пополам… Что-то около десяти тысяч квадратных километров, может, чуть больше. Впрочем, если мы называемся „Погорынье“, то надо приплюсовать еще и земли на левом берегу Горыни – между Припятью и границей с Волынью, а также правобережье – между той же Припятью и слиянием Горыни и Случи. Пожалуй, тысяч тринадцать – пятнадцать набежит. Совершенно случайно помню, что Люксембург – две с половиной тысячи. Выходит, мы впятеро или вшестеро больше Люксембурга! Этак на целую Голландию или Бельгию тянет[6]».

– Знаешь, деда, в латинских землях это целое герцогство, а то и королевство!

– А у нас – кусок княжества! – Дед задумчиво поскреб в бороде. – Так, где-то десятая часть! Ну, может, восьмая.

– И как мы эту часть назовем?

– Так и без нас назвали: Погорынье!

– Нет, деда, я не о том. Вот смотри. – Мишка широко развел руки. – Русь – великое княжество. Оно делится на удельные княжества, – Мишка чуть сблизил разведенные ладони, – Черниговское, Турово-Пинское, Переяславское и прочие. А удельное княжество на что делится? – Мишка свел ладони еще больше.

– Кхе… Ну есть города, села… Чего ты хочешь-то? – не понял дед.

– У латинян королевства делятся на герцогства и графства, во главе которых стоят герцоги и графы. Герцогства и графства опять делятся на баронства. У каждого герцога или графа в подчинении несколько баронов. Баронства разделены на дворянские или рыцарские лены. Каждый владетель лена должен по приказу барона прийти к нему со своей дружиной. Чем больше лен, тем больше дружина. Барон их собирает и приводит в распоряжение графа или герцога…

– Понятно, понятно, – перебил дед. – У нас так бояре по призыву князя конно и оружно собираются. У кого, конечно, вотчина есть. Так ты что же, хочешь Погорынье герцогством обозвать?

– Нет, не в наших это обычаях, деда. Но вот у ляхов земля разделена на воеводства.

«Разделена или еще будет еще когда-то разделена? Не знаю, ну и неважно!»

– Вот это, деда, нам подойдет. Погорынское воеводство, и во главе его погорынский воевода боярин Корней сын Агеев из рода Лисовинов!

– Красота! Лавруха, чего молчишь? Нравится?

Лавр, невольно копируя отца, тоже задумчиво поскреб в бороде.

– Нравится-то нравится, батюшка, и воевода ты и взаправду, а вот боярин…

– То-то и оно, – наставительно заметил дед, – заврался ты, Михайла.

– И ничего я не заврался! Все просто решить можно!

– Сам, что ли, мне боярскую грамоту напишешь, «княже великий»?

– Да она уже написана!

– Вот ты о чем… – Дед, прищурившись, уставился на внука. – Помнится, боярин Федор при тебе об этом не говорил. Откуда проведал?

– О чем вы, батюшка? – встрял Лавр.

– Погоди, Лавруха! – Корней отмахнулся от сына, как от зудящего над ухом комара. – Что-то мне не нравится, когда кто ни попадя ненужные вещи узнает. – Дед набычился, шрам на лице начал наливаться кровью. – А ну признавайся, паршивец, от кого узнал!!!

Выдавать мать Мишке показалось недостойным, и он решил воспользоваться любимым приемом «дерьмократов», умудряющихся чуть ли не в любом событии узреть происки спецслужб:

– В Туровском епископстве за нашей сотней внимательно следят, деда. Сам понимаешь. С чего бы меня епископский секретарь Илларион обхаживать стал? Феофана ко мне приставил, а тот, оказывается, с отцом Михаилом в Царьграде вместе учился…

«Пургу вы, конечно, гоните, сэр Майкл, но выглядит весьма многозначительно. Дед должен клюнуть».

Дед клюнул.

– Знают, значит, – пробормотал он негромко. – Только попы или князь тоже? Нет, Вячеслав только приехал, не мог прознать, а попы против сотничьей гривны и не пикнули. Значит, одобряют?

– Илларион Православный орден создать хочет, – напомнил Мишка. – Может, с Погорынского воеводства и собирается начать?

– Может, и собирается… – машинально ответил дед, думая о чем-то своем.

– Да в чем дело-то?! – не выдержал в конце концов Лавр. – Батюшка, да объясни ж наконец!

– А? – Корней уставился на сына, словно только сейчас заметил его присутствие. – Чего тебе, Лавруха?

– Что за грамота, батюшка? О чем вы с Михайлой речь ведете? При чем тут попы, да еще туровские?

– Кхе… – Дед неожиданно подмигнул Мишке. – Задурили мы твоему дядьке голову, Михайла? А?

– Так, может, объяснишь, деда. Я-то тоже не очень точно знаю, – «прикинулся шлангом» Мишка. – Так только, намеками.

– Кхе… В общем, такое дело… – Дед все еще колебался. – Славка… Князь Ярослав Святополчич, когда на Волынском столе сидел, грамоту мне пожаловал… На боярство и воеводство Погорынское. – Дед умолк, снова о чем-то задумавшись.

Мишка затих, боясь спугнуть удачу. Ляпнешь что-нибудь не то, и дед, из чувства противоречия, возьмет и упрется – с места не сдвинешь: упрям сотник Корней временами как баран. Лавр тоже немного помолчал, но потом опять не выдержал:

– Ну так и что, батюшка? Князю виднее, кого чем награждать. Что, пропала грамота, что ли?

– Да не пропала, Лавруша, не пропала. У Федора она хранится до сих пор.

– Так что ж тогда?

– Понимаешь, сынок… – Дед впервые за все время, что помнил Мишка, назвал Лавра сынком. – Князь Ярослав всегда считал, что имеет наследственные права на Туровские земли, а Владимир Мономах, как раз наоборот, этих прав за ним не признавал. Так Славка… князь Ярослав Святополчич извернулся – взял и приляпал на грамоту отцовскую великокняжескую печать. И год поставил тот, когда еще его отец Святополк Изяславич великим киевским князем был. Так что ни Мономах, ни Мономашичи эту грамоту оспорить не могут, но нечестно же!

«Ну и друг молодости у лорда Корнея был, позвольте вам заметить, сэр Майкл. Трижды женат, причем последнюю жену выгнал с ребенком. Иностранных интервентов на Русь приводил, документы фальшивые фабриковал. Извините за прямоту, сэр, но пробы ставить негде, ей-богу!»

– Ну и что? – Похоже было, что Лавру плевать на юридические тонкости. – Или ты, батюшка, не заслужил? Одно только Палицкое поле вспомнить! Ведь всех спас тогда! Что там князь куда приляпал, не наше дело – княжье. Тем более что с покойника уже не спросишь, а оспорить, как ты сказал, невозможно. Да и не знает об этом никто… – Лавр осекся, вспомнив, видимо, Мишкины намеки на туровских попов.