Африканский рубеж - Михаил Дорин

стоял молча и, казалось, не дышал.

— Я думал, что вы уехали в столицу, — подошёл я к нему.

— Нет. Решил проводить ребят. Завтра не будет возможности, — ответил Седой.

Генерал был как скала. Ни эмоций, ни лишних вздрагиваний. Научиться не показывать боль можно. Но внутри всё это остаётся.

— Я спросил у Севы, одного из спецов Казанова, почему не ушли? Зачем остались? Он мне сказал, что так было правильно. Защитить тех, кто не может за себя постоять. И вы поступили правильно, что взяли детей.

Седой сделал шаг назад, показал мне на выход, и мы тихо с ним вышли за дверь.

На выходе из модуля солнце било прямо в глаза. После госпиталя всё казалось слишком ярким и живым. Воздух снова пах испарениями и чем-то жареным со стороны столовой.

Выйдя на крыльцо модуля, Гаранин достал пачку сигарет и предложил одну мне.

— Не курю, Сергей Викторович, — отказался я.

— С вашей-то работой это удивительно. С Казановым уже говорили о дальнейших наших шагах?

— Да. В следующие дни он займётся подготовкой.

Я постоял секунду, щурясь, пока глаза привыкнут. Тут справа от нас начал кто-то стучать по дереву. Двое человек готовили большие деревянные ящики.

— Какой размер? — спросил один у другого.

— Примерно 195 на 70.

Для чего именно такие нужны габариты, нетрудно было догадаться.

— Добро, Сан Саныч. Кстати, проблем со средствами поражения не будет, — кивнул Гаранин и закурил.

— Это местное руководство пообещало? — спросил я.

— Нет. Это я вам говорю. Поэтому в следующей операции не жалейте «гвоздей», — ответил Гаранин, надел свои очки и попрощался со мной.

Только генерал ушёл, как я услышал ещё один знакомый голос.

— Командир! Командир!

Со стороны жилого модуля шёл Вадим Давыдов. В руке у него была кружка из алюминия.

— Саныч, где пропал? Я уже думал, вас снова куда-нибудь ветром унесло.

— В госпитале был, — ответил я коротко, кивая в сторону модуля. — Пойдём к себе.

Давыдов кивнул и пошёл следом за мной. Но молчать у него не получилось. Не зря же он меня искал.

— Слушай, в столовой штуку интересную сделали. Я попробовал — дикость полная, но бодрит лучше кофе! Пахнет правда то ли гвоздикой, то ли лимоном…

Он говорил как обычно громко, жестикулируя и делая вид, что всё легко. А вот описание напитка мне напомнило кое-что совсем не «чайное».

— Сказали, что приготовили из чистого имбиря и подсластили сахаром. Нормально, да? Я ещё пару ложек добавил по вкусу, но как пахло цветами и лимоном, так и осталось.

— Ты серьёзно? Тебе сделали имбирное пиво сейчас? — спросил я, глядя на него.

— Оу! Реально пивас налили⁈ А мне нормально. Слушай, ну это явно было не пиво. Уж мне поверь, я пивных дел мастер. Давай принесу тебе. Надо же чем-то радовать организм.

— Не стоит.

— Да ты попробуй, командир. Вообще не пиво, а какой-то напиток.

— Не хочу, — повторил я.

Давыдов выдохнул и оставил попытки меня напоить имбирным пивом.

— Извини, Саныч. Просто… Ну, у всех крыша съезжает по-своему. А что, это правда пиво мне налили?

— Скорее всего. Но не переживай — оно безалкогольное. Слабит только чуть-чуть.

— У меня желудок знаешь какой! Я всё перевариваю, — подал Вадик грудь вперёд.

С этим было трудно поспорить. Желудок у Давыдова и правда после потребления имбирного пива стал работать лучше, чем у остальных. Поэтому в ближайшие несколько часов я не смог его перехватить в жилом модуле. Он только и успевал бегать в «нужник».

На вечерних посиделках мы узнали, что второй Ми-8 восстановлен. Тем не менее проблемы с личным составом не позволяли нам использовать все вертолёты на аэродроме.

К середине «первой кружки чая» к нам из очередного спринта до туалета вернулся Вадим.

— Кстати, командир, Кузьмич сегодня вытащил из кабины ящерицу. Я ему и говорю, что пускай служит у нас «талисманом», — рассказал Давыдов.

— Ты её ещё в штат возьми, а то в распоряжении пока, — посмеялся Кузьмич.

— Почему бы и нет. У нас в авиагруппе свой зоопарк будет. Я вот ещё чего сказать хотел. Тут местные солдаты кичатся, что знатные волейболисты. Предлагаю не ронять знамя советского спорта, — улыбнулся Вадим и изобразил подачу.

Но и здесь ему не повезло. Подпрыгнул он так с кровати, что ударился коленкой об стол.

— Знаешь, Вадик. Иногда лучше просто молчать.

— А я вот не могу. Мне и поговорить побольше нормально. Тишина хуже, чем стрельба, — ответил Давыдов, поднимаясь на ноги и потирая коленку.

— Это у тебя профессиональное. Чтобы не слышать, как мысли шумят, — поправил его Беслан Аркаев.

Да у каждого свой метод, как расслабиться после напряжённого дня. Я же ещё помнил, что мне необходимо поговорить с Арией Комо. Где её искать, мне было нетрудно догадаться.

— Ладно, мужики. Я выйду на улицу.

Когда я встал из-за стола, мне показалось, что все смотрели на меня вопросительно. Мало того что встали вместе со мной, так ещё и не сводили глаз.

— У меня лицо грязное? — спросил я, потирая бородатый подбородок, но в комнате была тишина.

Никто не торопился нарушать воцарившееся безмолвие. Разве что…

— Мужики, пропустите. У меня опять началось, — скрючился Вадим и быстрым шагом вышел из комнаты.

— Один из трёх случаев спешки, кстати, — сказал я и все посмеялись.

Только я вышел на крыльцо, как меня окликнул Кузьмич.

— Сан Саныч, минутку твоего драгоценного времени уделишь мне? — догнал он меня.

— Да, конечно. Я всем уделяю время. — остановился я.

Константин Кузьмич внимательно посмотрел на меня и задумчиво почесал затылок.

— Все лётчики делятся своим прошлым, а ты как-то стесняешься его. Почему?

— Всё просто — никто меня не спрашивает о моём прошлом, — ответил я.

— И всё же, всем непонятно, откуда ты? Я многих видел лётчиков, но так чувствовать машину могут далеко не все. А уже про сбитую «Кобру» и вовсе…

— Сбитая «Кобра» — результат действий экипажа. Так что не приписывай мне всех заслуг. А про моё прошлое как-нибудь расскажу. Обещаю, что будет интересно, — похлопал я Кузьмича по плечу и ушёл.

Найти Арию было несложно. Девушка была в палате у Трачука, который был без сознания после операции. Оставалось как-то уговорить Арию улететь в Советский Союз. И у меня был веский аргумент, чтобы её убедить.

Когда я вошёл, дочь президента сидела у кровати Алексея, взяв его за руку. Только я вошёл, как она отвлеклась и отпустила ладонь Трачука.

— Вам здесь нельзя находиться. Он без сознания, — произнесла Ариа.

— Что-то мне подсказывает, что мне, как командиру, можно, — тихо ответил я.

Ариа выпрямилась, встала и… утёрла