Инженер Петра Великого 9 - Виктор Гросов

— Гвардия! Сюда!

Когда в комнату влетел ошарашенный офицер, на него свалился шквал рубленых команд.

— Преображенца, что барону послание доставил, — ко мне! Живым! Из-под земли достать! Его дом, семью, всех, с кем пил-ел, — в железо! Город на замок! Даже мышь не должна проскочитт без моего слова!

Он на моих глазах запускал свою невидимую машину, демонстрируя, что она, несмотря ни на что, по-прежнему работает и он все еще контролирует ситуацию.

Когда офицер, щелкнув каблуками, исчез, Брюс повернулся ко мне. Пять минут давно истекли. За дверью уже нарастал недовольный шум.

Мы молчали. Вражда, недоверие, обиды — всё это сгорело дотла перед лицом общей угрозы. Какая-то злая ирония — сначала враг «спаял» мою команду, теперь и с Брюсом примирил. Ну как «примирил», скорее заставляет нас с ним работать сообща.

Дверь распахнулась. На пороге, заполнив собой весь проем, стоял Ромодановский.

— Время вышло, господа.

Глава 18

Голос Ромодановского прокатился под сводами зала, Брюс метнулся к нему и что-то быстро проговорил. Нахмурившись, князь-кесарь метнул в меня тяжелый взгляд и через десяток секунд скрылся за дверью. Мы с Брюсом последовали за ним.

— На сегодня все свободны, — объявил Ромодановский, но никто не шелохнулся. Казалось, он и не заметил замерших в креслах сановников. Его тяжелая рука поднялась и сделала короткий, презрительный жест к выходу — этого хватило. Зал мгновенно ожил скрипом кресел и шелестом бархата. Вся столичная знать, готовая вершить судьбы, торопливо устремилась прочь, опасаясь встретиться взглядом с этим обломком старой, допетровской Руси. Свою команду я тоже спровадил под недовольный взгляд Ушакова. Когда последний парик скрылся за дверью, два гвардейца из личной охраны Ромодановского закрыли тяжелые створки. Щелчок засова прозвучал отрезвляюще. Спектакль окончен.

Не глядя, князь-кесарь подошел к столу, где лежало трофейное оружие. Сгреб всё это железо в охапку, будто мусор, и с грохотом швырнул в темный угол.

— Балаган, — выдохнул он в пустоту, после чего ткнул массивным подбородком в сторону неприметной двери в стене. — Туда.

Ромодановский тяжело опустился в кресло, которое жалобно скрипнуло под его весом. Мы с Брюсом остались стоять.

— Два нападения, — начал он, уперев в нас свои маленькие, глубоко посаженные глаза. — Сшиты белыми нитками. Одно — на царевича, в сердце столицы. Другое — на тебя, барон, со всем твоим ученым табором. Улики, что вы тут на метали, вопят: виновен Брюс. А вот повадки — нет, согласен. Не его работа. Слишком грязно, шумно. Слишком много костей брошено для таких умных псов, как ты.

Он перевел взгляд на Якова Вилимовича. Тонкая жилка, забившаяся у виска, выдавала его напряжение.

— Мне плевать, кто из вас лис, а кто волк, — продолжил Ромодановский, его голос осел. — Государь на войне. Тыл — моя забота. И я не дам двум самым острым государевым клинкам вцепиться друг другу в глотки, пока неведомый зверь точит нож у нас за спиной. Посему слушайте.

Подавшись вперед, он положил на стол руки.

— Неделя. Либо вы вдвоем кладете мне на стол голову настоящего затейника, либо я решу, что затейники — вы оба. Тебя, Яков Вилимович, отдам под суд за измену. Заслуги твои велики, однако и спрос будет по всей строгости. А тебя, барон… — он повернулся ко мне, — тебя я обвиню в пособничестве. Ибо оружие, коим сия смута творилась, — твоего ума дело. Не уберег, допустил, что оно по рукам пошло. Итог для обоих будет один. А теперь… работайте.

Грузно поднявшись, он дал понять, что аудиенция окончена. Вот же старый хрыч. Знал, куда бить. И ведь не поспоришь. Неделя. Найти призрака за семь дней, пока сломанные ребра не вросли в легкие. Просто прелесть.

Когда дверь за Ромодановским закрылась, мы остались одни. Треск свечей в тяжелом канделябре раздражал, настолько было тихо.

— Мне нужен полный список, — первым нарушил молчание Брюс. Не глядя на меня, он уставился в стену. — Всех, кто знал о пути и времени выезда. До последнего конюха. И все донесения твоего ищейки Ушакова за последнюю неделю. Надеюсь, он умеет писать без ошибок? Мне нужны точные данные, а не его домыслы.

Даже в шаге от плахи не упустит случая подколоть. Я усмехнулся.

— Ушаков подготовит, — ответил я. — А я, с твоего позволения, займусь анализом. Нужно вывернуть наизнанку Дубова и Орлова, по косточкам разобрать повадки нападавших. Их шаг, приемы — это тоже почерк.

— Делай что должно, — вздохнул он и, не прощаясь, вышел.

Так началась наша совместная охота. Мы были вынуждены делиться крохами информации, ведь голова каждого из нас лежала на одной плахе. Ушаков, с его въедливой дотошностью, готовил для Брюса списки, перепроверяя каждую букву. Я же, запершись с Орловым и Дубовым, допрашивал их до хрипоты, вытягивая малейшие детали боя: как двигались, как перезаряжались, как падали убитые. Сам-то я не помню уже всего. Я пытался составить тактическую схему, психологический портрет врага.

Развязка наступила на удивление быстро. Уже к вечеру в двери моего временного кабинета в здании Приказов постучали. На пороге стоял один из адъютантов Брюса.

— Яков Вилимович просит вас к себе.

В кабинете Брюса встретил пахло кофе, на столе валялись бумаги. Сам он стоял у окна, глядя на погружающийся в сумерки город.

— Мои нашли его, — сказал он, не оборачиваясь.

На краю стола лежал простой домотканый плащ, пропитанный запекшейся кровью. Рядом — сапог с аккуратно вспоротым голенищем.

— Тело твоего настоящего гонца. В овраге, в двадцати верстах от засады. Убит профессионально — ножом под ребро. В голенище, под подкладкой, был тайник. Пустой. Там и лежало мое письмо.

Наконец он повернулся ко мне. На лице явные следы усталости.

— Приказ перехватили, — констатировал он. — А тот, кто явился к тебе, барон, был ряженым. Наш враг умен. Он знает наши методы, способен на сложнейшие ходы. И он где-то здесь, рядом.

Мы посидели еще с час, прикидывая кто это мог быть и каковы его цели, но ни к чему так и не пришли.

Разместившись всей командой в гостинице, я в который раз пожалел, что до сих пор не прикупил в Питере подворье. Раньше-то я останавливался у Брюса, а теперь со мной люди, многим из которых здесь и голову приклонить негде.

На следующий день я потребовал