Галя, у нас семидесятые! - Анна Наумова

не выдержала такого и на развод подала. Товарищ говорил, что этот мужик уже седым наполовину был, а все в своей дембельской форме ходил и говорил: "Надо увольнительную не потерять, а то достанется мне от взводного на орехи». Вот и с Лидой твоей похожая ситуация. Она в том времени осталась, когда у нее дочка умерла. Паршивое это дело…

Я кивнула, вспомнив почему-то эпизод из книги «Гарри Поттер и философский камень». Там маленький Гарри, нашедший зеркало «Еиналеж», каждый вечер ходил к нему и смотрел на лица своих умерших родителей, пока мудрый профессор Дамблдор не распорядился унести это злосчастное зеркало. Вернуть умерших уже нельзя, так какой смысл думать о прошедшем? И тогда старый волшебник сказал очень мудрую вещь: «Многие смотрели в это зеркало и сходили с ума. Человеку, Гарри, нельзя жить в своих фантазиях». Я, признаться, до сих пор пользуюсь этим замечательным советом, когда очень хочется «переписать» свое прошлое: просто стараюсь изменить то, что можно изменить, и принять то, что изменить уже нельзя.

Мне вдруг пришла в голову одна мысль.

— А если… а если попробовать вернуть Лиду в то время, когда все у нее было хорошо?

— Вот! — Макс хлопнул рукой по столу. — И я об этом подумал. Но тут мне без тебя не справиться. Я же ее совсем не знаю. Помнишь какое-нибудь яркое событие? Ну что у вас там было?

Я нахмурила лоб, погрузившись в воспоминания. Что же такого очень приятного случалось у меня и Лиды? Совместные походы в кино на фильмы с молодым Николаем Рыбниковым? Катание на каруселях? Посиделки в комнате? Постоянные подшучивания друг на дружкой во время работы на заводе? Нет, все не то. Это было, конечно, очень приятно и весело, но это не из ряда вон выходящие события, а просто приятные мелочи жизни.

А что, если попробовать повторить кое-что из пятидесятых?

— Знаешь, — медленно сказала я. — есть у меня одна идея. А как насчет «сейшена»? Только у тебя в квартире? В «Сайгоне» так не получится. Только очень надо будет кое-что достать.

Макс с интересом взглянул на меня.

— Ой как глазки заблестели-то! И впрямь что-то интересное придумала. Ну давай, вываливай!

И я, волнуясь, и запинаясь, изложила Максу свои соображения.

* * *

Остаток дня прошел в суетливых приготовлениях к предстоящему празднику. Макс, сделав несколько звонков, вернулся на кухню очень довольным

— Порядок! — довольно сказал он. — Почти все согласны. Леха, Иришка, Оля, Влад точно будут. Ну и еще человека два — под вопросом. Больше уж не получится, извини.

— Пустяки, — махнула я рукой. — Здорово будут, если и эти придут! Квартира-то не резиновая! А что насчет прикида? Где теперь все это достать? В музее разве…

— Ой, насчет этого можешь не переживать! — в свою очередь, тоже махнул рукой повеселевший хозяин хаты. — Айда ко мне в комнату, покажу кое-что.

Я проследовала за Максом в большую комнату с двумя высокими окнами, выходящими на улицу Желябова. Подведя меня к огромному платяному шкафу, сделанному, вероятно, еще до революции, он распахнул створки.

— Смотри!

Глава 18

Свою подружку-бедолагу Лиду, которую мне каким-то чудом все-таки удалось разыскать в огромном Ленинграде, куда на праздники съехались толпы туристов, я не видела почти сутки. Накануне, приведя себя в порядок в ванной комнате, Лида послушно поела, правда, без всякого аппетита, отправилась в комнату и, едва дойдя до кровати, которую ей застелил Макс-Зингер, рухнула на нее и моментально заснула мертвецким сном. Все это время она, видимо, продрогнув после долгого скитания по морозным улицам, отсыпалась и отогревалась, благо топили в советской коммуналке Макса на ура: прислонившись к батарее голой кожей, можно было запросто получить ожог.

Пока подружка досматривала десятый сон (надеюсь, красивый и замечательный, в котором ее семейная жизнь была спокойной, доброй и безмятежной, а она сама жила в благоустроенной квартире, не имея необходимости «аскать» в Ленинграде деньги у прохожих), на кухне шли активные приготовления к задуманной мной и Максом вечеринке. Одному ему знакомыми путями хозяин достал несколько ярких постеров, которыми мы вместе украсили кухню, прилепив их с помощью синей изоленты.

— Заодно и трещины в стенах закроем! — довольно сказал Макс.

Устроить вечеринку мы решили прямо тут, так как именно кухня была самым большим помещением в квартире и легко могла вместить до десяти человек. Старушка-соседка, которую Макс, видимо, все же слегка утомил своими бесконечными гулянками, молча, по-английски уехала на дачу, перед отъездом по уже сложившей доброй традиции нажарив для гуляк, к которым она относилась по-матерински, целую скороводу котлет.

— Видимо, все-таки пореже надо «сейшены» устраивать, — устыдившись, сказал Макс. — Довели пожилого человека до ручки… Прямо неудобно стало… Ну да ладно… Поговорю с ней потом, извинюсь. Тем более что сегодня мы не просто «гудим,» а по делу, ради благой цели… Простит.

Еще мне краем глаза мне довелось увидеть пожилого профессора, о котором рассказывал хозяин. Был он абсолютным и совершенным воплощением слегка сумасшедшего ученого, которого можно увидеть в каком-нибудь фильме: сгорбленный, громко шаркающий, вечно бормочущий себе под нос стихи Бродского и Мандельштама, с карандашом за ухом и длинной нечесанной бородой, из которой он, забывшись во время декламации стихов, начинал выдергивать целые клочки волос. Когда он зашел на кухню, мы с Максом, стоя на лестницах в разных концах кухни, растягивали разноцветную гирлянду. Окинув нас отсутствующим взглядом и совершенно не обратив внимания на то, как сильно за короткое время изменилась кухня, старик кивнул, молча бахнул на плиту огромный чайник, включил огонь и уставился на него.

— Правки бы к утру успеть сделать, рецензент ждет, — бормотал профессор, пока чайник закипал. — И чаю попить надо! В феврале далеко до весны, ибо там, у него на пределе, бродит поле такой белизны, что темнеет в глазах у метели…

Спустя несколько минут странноватый ученый взял закипевший чайник и, все так же дергая свою бороду, удалился к себе в комнату, продолжая с выражением декламировать:

— И дрожат от ударов дома,

и трепещут, как роща нагая,

над которой бушует зима,

белизной седину настигая…

Макс, наблюдавший за этой сценой, молча закатил глаза и кивнул мне:

— Помогай давай, Дашута, времени мало! Для тебя же и твоей подруженции стараюсь. Авось, оживет малехо… Спасибо скажешь!

— Надеюсь! — с жаром сказала я, и мы продолжили приготовления.