Космонавт - Феликс Кресс

выключения. Потом, говорят, этот осколок турбины в медсанчасти из-под века доставали…

Правда это или нет — никто не знал. Но когда Смирнов входил в ангар, даже самые болтливые замолкали. Потому что этот человек действительно знал самолёты лучше, чем собственные руки.

А его стеклянный глаз, как шутливо говорили механики, «видел больше, чем все наши вместе взятые».

— Товарищи курсанты, — басовито проговорил Смирнов. — Сегодня изучим конструкцию учебно-тренировочного самолёта Як-18У. Записывайте: длина — 8,18 метров, размах крыла — 10,6 метров…

Смирнов любовно провёл ладонью по обшивке и продолжил:

— Фюзеляж выполнен по схеме полумонокок. Кто знает, что это значит?

Я ответил:

— Это когда нагрузку воспринимает и каркас, и обшивка совместно, товарищ майор.

— Верно. В отличие от конструкции старых По-2. Запомните: здесь каждый квадратный сантиметр работает! — он постучал костяшками пальцев по шпангоуту. — Эти рёбра жёсткости — как у вас в грудной клетке. Только ломать их нельзя — на самолёте не заживает, как на человеке.

Пока Смирнов рассказывал про полумонококовую конструкцию, я сравнивал её с композитными корпусами из моей прошлой жизни. Как же всё просто и… гениально было в этом времени. Никакого углепластика, только алюминий и расчёты. И ведь летало же! Мои пальцы сами собой повторили движение Смирнова, ощупывая швы обшивки. Точно так же я когда-то водил руками по музейному Яку в Монино, за стеклянной витриной.

Смирнов вдруг хлопнул ладонью по одному из шпангоутов и сказал:

— Видите эту вмятину? — мы кивнули и уставились на вмятину. — Это не заводской брак. Это — автограф одного сержанта, Петухова. Хотите знать, как он тут появился?

Мы, конечно, замерли в ожидании и снова закивали. Смирнов прикурил «Беломор», сел на ящик с инструментами и начал рассказывать.

— Было это в 51-м году на Ходынском аэродроме. Пригнали нам новенький Як-11. Красавец, блестит, как зеркало. А сержант Петухов — механик у нас был — ну, фанатик чистоты. Каждый вечер с тряпкой и ведром вокруг самолёта крутился, до блеска натирал.

Смирнов выпустил дым колечком, и оно поплыло вверх, к потолку ангара.

— И вот однажды приходит проверка — полковник из инспекции. Осматривает самолёт, ходит вокруг, хвалит: «Молодцы. Говорят, чистота — залог исправности!» А потом заглядывает в кабину и видит — на приборной доске соринка. Одна-единственная! Ну, полковник, конечно, Петухова давай чихвостить: "Ты что, сержант, снаружи надраил, а внутри забыл?

Мы уже начали посмеиваться — ситуация нам знакомая.

— Петухов, естественно, вскипел. Хватает тряпку, лезет в кабину и давай драить панель так, будто от этого зависит будущее авиации, не меньше. А полковник стоит рядом, бровью водит. И тут… БАМ!

Смирнов стукнул кулаком по металлу, заставив нас взрогнуть.

— Петухов так размахнулся, что локтем заехал прямо в шпангоут за спинкой кресла! Вмятина как раз вот такая, как вы видите. Полковник аж подпрыгнул тогда. А Петухов вылезает из кабины бледный, как мел, и говорит: «Товарищ полковник, пыль убрал… и лишний металл тоже».

Смирнов усмехнулся, поскрёб ногтями небритую щёку:

— Так этот шпангоут и летал потом с «автографом» Петухова. А сержанта с тех пор в части так и звали — Шпангоут.

Я ухмыльнулся и представил, как через полвека какой-нибудь экскурсовод будет водить школьников вокруг этого самого самолёта и повторять слова Смирнова.

Инженер-майор встал, отряхнул брюки и добавил серьёзно:

— Так, орлы, — он подошёл к демонтированному крылу, — Обратите внимание на профиль ЦАГИ-541. Верхняя поверхность более выпуклая. Почему? Зайцев!

В этот момент я едва сдержался, чтобы не блеснуть знаниями. Но надо дать и другим себя проявить. ЦАГИ-541… Через десять лет будут суперкритические профили. Но этот, как хороший винтажный велосипед: примитивно, зато безотказно. В памяти всплыли цифры из учебника по истории авиации. Этот самый профиль обеспечивал подъёмную силу всего 0.3, зато прощал ошибки пилота. Тем временем Миша растерянно поправил очки и ответил:

— Для создания разницы давлений, товарищ майор?

— Правильно, но неполно. За счёт этого увеличивается подъёмная сила. А эти вырезы на законцовках — для уменьшения вихревого сопротивления.

И тут, почти без паузы, он строго посмотрел на Володю и сказал:

— Авдеев, не вздумай на них садиться — дюраль тебе не железобетон!

Володя, который и правда собирался присесть, аж подпрыгнул, а Смирнов продолжил:

— Шасси убирающееся, с хвостовой опорой. Почему не переднее? Петров!

Александр, наш парашютист, вытянулся и бойко ответил:

— Для учебного самолёта проще и дешевле, товарищ майор!

— Верно. И надёжнее. Запомните: при посадке держите строго прямую — с хвостовым колесом развернётесь, как юла! — он показал амортизационную стойку: — Рессорно-пружинного типа. Если услышите скрип — значит, вы сели неправильно.

«И починить можно в поле голыми руками», — подумал я, рассматривая шасси без электроники и датчиков.

Смирнов прошёл немного, мы за ним. Он остановился у капота и постучал по нему костяшками пальцев:

— Здесь стоит М-11ФР — 160 лошадиных сил. Не «Чайка», конечно, но для учёбы хватит. Главное — следить за температурой масла. Кто скажет, почему? Фёдоров! — ткнул пальцем в нашего заводчанина Смирнов.

Олег слегка задумался, но ответил уверенно:

— При перегреве вязкость падает, может заклинить, товарищ майор!

— Молодец. Это вам не «Победа» — в воздухе к обочине не припаркуешься.

Смирнов кашлянул и перешёл к следующей детали.

— Особое внимание уделите тросовой системе управления. Видите эти ролики? Если их не смазывать — рули будут ходить туго, как дверь в старом сарае. — Он резко дёрнул ручку: — Но и перетягивать нельзя, потому что трос порвётся. Важна золотая середина, орлы!

«Вот она, разница эпох, — поймал я себя на мысли после этих слов Смирнова. — В будущем компьютеры считают нагрузки, а здесь — всё на чутье и опыте. К этому нужно будет привыкнуть.»

В конце занятия Смирнов подвёл итоги:

— Як-18У — надёжная машина. Но даже лучший самолёт — это всего лишь инструмент. Главное — голова на плечах и знания в ней. Ну, на сегодня всё. На следующей лекции разберём систему зажигания. С собой иметь тетради и карандаши.

Когда мы выходили, Володя спросил:

— Товарищ майор, а правда, что на Яках можно делать «бочку»?

Смирнов усмехнулся:

— Можно, Авдеев. Но сначала научись взлетать и садиться. А то получится не «бочка», а «компот».

Володин вопрос про «бочку» вызвал у меня лёгкую усмешку. Если бы он знал, какие фигуры высшего пилотажа будут выполнять через полвека… Но здесь и