Ловушка для Горби - Эдуард Владимирович Тополь

сверкнул очками: — Позвольте представить вам Партийный Трибунал. Прежде, чем принять решение по делу Батурина, они хотят побеседовать с Михаилом Сергеевичем. Я сказал, что только вы можете им это устроить. Это Марат Ясногоров, председатель Трибунала, это Анна Ермолова, это космонавт Кадыр Омуркулов…

«Так вот откуда я знаю этого лупоглазого», — подумала Раиса. По видеозаписи первого заседания Трибунала, которую Миша столько раз смотрел в больнице. А Кольцов положил глаз на эту Ермолову и, чтобы это не бросалось всем в глаза, вынужден таскать за собой весь состав Трибунала…

— Что же вы ответили в Бостоне тому зрителю, Зиновий? — сказала Раиса Горному, сделав вид, что пропустила мимо ушей просьбу Кольцова устроить Трибуналу аудиенцию с Горбачевым.

Горный пожал плечами:

— Вы же знаете, Раиса Максимовна, я человек горячий. Я ему сказал, что мне, в принципе, плевать, во что он верит в своем Бостоне. Потому что наша жизнь это не шоу для западных зрителей. А что касается Солженицына или Буковского, то, если им так уж хочется поговорить с Горбачевым, они могут приехать в Москву и записаться к нему на прием. Я, сказал я, попрошу секретаршу Горбачева «ту сквиз»… как это по-русски?.. вдавить, просунуть их без очереди…

Все засмеялись, кроме Ясногорова. Глядя на Горного своими выпуклыми эмалево-синими глазами, он сказал:

— Но все-таки вы ушли от прямого ответа…

Горный на секунду опустил взгляд, и щель его рта приняла известное теперь уже всему миру саркастическое выражение. В следующее мгновение он поднял глаза, сказал:

— Сразу видно, что вы Председатель Трибунала. Когда мы с Михал Сергеичем были в Белом Доме, и я разговаривал с Эдвином Миизом…

Раиса вернулась к Юртову, словно что-то вспомнив. Этот Горный может часами держать внимание публики, но даже если разговор зайдет об африканских львах или пингвинах Антарктиды, все равно все кончится тем же: «а я ему сказал» и «я ему ответил». Впрочем, такие трепачи как раз и нужны на пикниках, и за эту часть палубы можно быть спокойной. За исключением Юртова… Она взяла Юртова под руку и отвела в сторону.

— Вадим, я никогда не видела вас с водкой. Что случилось? — теперь она крепко держала Юртова под руку и одновременно раскланялась с проходившим мимо теледиктором Кирилловым.

Юртов снял очки, потер веки и вдруг посмотрел на нее своими близорукими глазами, которые она никогда не видела вот так, без очков. От этого они вдруг показались ей маленькими и беспомощными.

— Я хочу в эмиграцию, Раиса…

— Что-о-о?! — она заставила себя улыбнуться, хотя тон, каким Юртов это сказал, был совершенно нешутливый. И даже в том, что он впервые за все годы знакомства назвал ее не по имени-отчеству, а просто Раисой, тоже было что-то тревожное. — Вы что — ревнуете Дашу?

— Если бы!.. — проговорил он с тоской, глядя на гигантский телеэкран. И вдруг повернулся к Горбачевой: — Мне страшно, Раиса. Мне кажется… Мы проваливаемся сквозь лед, сквозь стекло… Кто придумал эту мудацкую демонстрацию?

— Вадим, как вы выражаетесь?! — разозлилась она. В конце концов, даже его слава не дает ему права хамить ей, Горбачевой!

— Я выражаюсь, как писатель, который знает историю. Этот марш победителей перестройки видит сейчас вся страна. Но это не значит, что все счастливы так, как орут эти мудаки-комментаторы! Журналисты всегда выдают желаемое за действительное. Как вы думаете, что чувствуют работяги какого-нибудь захолустного завода при виде этой коровы в бриллиантовых клипсах? — Юртов пьяно мотнул бокалом на телеэкран, где как раз в этот момент операторы крупным планом показали какую-то веселую частницу с золотой цепью на шее и сверкающими клипсами. «Корова» несла в руках огромный плакат с рекламой своего «бизнеса» — туристического агентства «Гласность».

— Анечка! — позвала Раиса маленькую пшеничную Ермолову и сказала ей, когда та подошла: — Ничего, что я вас назвала Анечкой? Помогите мне, как женщина. Отведите нашего знаменитого писателя Юртова в плавательный бассейн и хорошенько макните. А то он уже стекло от бриллиантов не отличает! С головой макните, ладно?..

Будет хороший фитиль Кольцову, если Юртов закадрит эту пшеничную Ермолову, усмехнулась про себя Раиса, проходя по верхней палубе мимо огромного телеэкрана. Здесь, перед экраном сидели в шезлонгах только трое — главный редактор «Правды» Матвей Розов, первый секретарь Московского горкома партии Алексей Зотов и инициатор сегодняшней всенародной демонстрации Роман Стриж. Все трое были в пиджаках и напряженно смотрели демонстрацию трудящихся на Красной площади. Два часа назад в Кремлевской больнице, среди встречавших Горбачева друзей и членов Правительства, этот свердловский Стриж с букетом цветов, зажатым в тяжелом кулаке, стоял топорно, как пень. Почему-то его большой красный кулак с цветами уже тогда бросился Раисе в глаза. Сибиряк, провинциал, подумала она там, даже цветы держать не умеет… Теперь кулак Стрижа с крепко зажатым в нем бокалом виски снова обратил на себя внимание Раисы Горбачевой. И вообще в лицах всей троицы — Розова, Зотова и Стрижа — было такое же странное напряжение, как в кулаке Стрижа, сжавшем высокую хрустальную ножку бокала…

«Тоже переживают, чтобы все прошло хорошо…» — с благодарностью подумала Раиса и с этой простой мыслью поднялась по крутой лесенке на капитанский мостик, открыла дверцу ходовой рубки.

Огромная, в ширину всего лайнера, ходовая рубка «Кутузова» сияла чистотой, хромом и латунью навигационных приборов и, казалось, парила над низкими берегами канала имени Москвы. Шум пикника, музыка, пикировка гостей, их игры в теннис, флирт, политику, ревность и остроумие не достигали этой рубки, как, наверно, вся суета нашей будничной жизни не достигает подножья установленного где-нибудь в космосе Божьего трона… У штурвала стоял рулевой в белоснежной, отлично отутюженной форме, рядом с ним, на высоком табурете сидел моложавый, сорокалетний, в парадной форме капитан, а дальше, у противоположной двери полулежал в кресле Михаил Сергеевич Горбачев. Перед ним стоял переносной портативный пульт телесвязи. По небольшому экрану безмолвно, с выключенным звуком, шли колонны московских демонстрантов, а чуть выше этого телеэкрана, за окном ходовой рубки открывался роскошный вид — зеленые леса Подмосковья, высокое солнечное небо и голубая гладь канала, по которому, не отставая от «Кутузова», двигались несколько праздничных парусных яхт…

Но Горбачев, казалось, не видел ни демонстрации в честь его выздоровления, ни красот Подмосковья — с закрытыми глазами он лежал, откинувшись к спинке кресла. Какое-то неясное, но занозливое не то покалывание, не то потягивание в левой стороне груди, как при слабом неврозе, томило его все это утро, и странные видения вставали перед ним из серо-голубой воды. Первый официальный визит в настороженный, почти враждебный