Евгений Красницкий - Покоренная сила

«И в кого же вы, мадам, стрелять тут собираетесь? Или это очередной тычок в нос самоуверенному мальчишке? Ну-ну…»

Ответ на свой невысказанный вопрос Мишка получил почти мгновенно. Едва телега выкаталась из тени крайних деревьев, как прямо из-под конских копыт вылетел заяц и понесся стремительными прыжками, пересекая поляну по диагонали. Лошадь испуганно шарахнулась Мишка, удерживая ее, натянул вожжи и уже открыл рот чтобы прикрикнуть на нервную животину, как вдруг услышал рядом с собой щелчок спущенной тетивы. Обернулся и застыл в изумлении.

Листвяна, стоя на одном колене, замерла в картинной позе: в левой вытянутой руке зажат лук, правая рука с расслабленной кистью и полусогнутыми пальцами замерла возле уха, стан распрямлен, голова гордо откинута, чуть прищуренные глаза смотрят вслед улетевшей стреле. Ну просто хоть Диану-охотницу с нее ваяй!

О промахе даже и думать не приходилось, так смотрят только на пораженную цель. И ведь чувствовалось, что красуется подобным образом Листвяна не впервые, прекрасно понимая, какое впечатление производит. Ощущает на себе восхищенный взгляд подростка, и для этого ей не надо на него даже смотреть – и так все понятно.

«Кому же ты, бабонька, позировала в былые времена, перед кем красовалась? Перед сверстниками на праздниках, перед женихом? Однако сюрприз! И сколько их еще будет впереди? Сколько всякого мне о вас, сударыня, еще узнать предстоит? Впрочем, не будем выходить из роли».

Мишка соскочил с телеги и пошел к убитому зайцу, про себя считая шаги. Насчитал сорок два шага, зайцу, чтобы пролететь такое расстояние, требовалось, пожалуй, пять, от силы шесть секунд. И за это время Листвяна умудрилась выхватить из-под рогожки лук, наложить стрелу и выстрелить! А выстрел-то каков! Стрела ударила зайца в голову – прямо за ухом.

– Ну и сколько насчитал? – Вопрос Листвяны застал Мишку врасплох. – Далеко косой отбежать успел?

«Однако, наблюдательность! Я же не вслух шаги считал».

– Сорок два… Ловко у тебя получается!

Листвяна как-то зло усмехнулась и еще раз удивила Мишку:

– Если бы ваши Кунье городище хитростью не взяли, двоих-троих ратников Корней недосчитался бы! Да и не я одна…

– Ну уж нет! – прервал Мишка. – Ваши стрелы доспех не берут, я на себе попробовал, – возразил он без всякой задней мысли, просто из чувства противоречия, но результат получил уж и совсем неожиданный:

– Да, граненых наконечников у меня не было, но можно же и в глаз.

– Ну уж и в глаз!

– А что? Я с полусотни шагов… – Листвяна осеклась и после едва заметной паузы, уже совсем другим тоном, продолжила: – Белку… тупой стрелой в голову… чтобы шкурку не портить.

«Едрит твою! Она же латников в глаз била! Ни хрена себе! Стоп, стоп, стоп… Что-то такое было… Тогда, еще при первом знакомстве… Что-то про карательную экспедицию сотника Агея. За побитых купцов… Листвяна родом с лесного хутора… И не очень охотно ответила деду о том, из какого рода население этого хутора вышло. Уж не разбоем ли они там прирабатывали? И она ходила на большую дорогу вместе с мужчинами? Кого ж мы у себя пригрели-то?»

Не подавая виду, что заметил оговорку ключницы, Мишка взобрался на телегу и понукнул лошадь. Листвяна, явно стараясь отвлечь его внимание, засыпала Мишку вопросами: далеко ли еще ехать, да что за место, да много ли там земли? Такая вдруг пробудившаяся разговорчивость еще сильнее убедила Мишку: не показалось – Листвяна действительно увлеклась и проговорилась. Вернее сказать чуть не проговорилась, что ей уже довелось стрелять в латников, и, как следовало из контекста, небезуспешно.

«А откуда, собственно, у нее лук взялся? С собой из Куньего городища она его привезти не могла, обыскивали их тщательно, а лук не иголка. Из нашей оружейной кладовой? Но так выстрелить из незнакомого оружия невозможно! Значит, тренировалась? Где? Как? Когда? Или среди трофеев, хранящихся в кладовой, случайно оказался ее собственный лук? Ох не проста ты, ключница Листвяна ох не проста!»

Наконец добрались до примеченного Мишкой места. Листвяна обвела взглядом луговину, соскочила с телеги и немного прошлась туда-сюда. Сорвала и помяла в руках пучок травы, оглядела окружающий луговину лес.

– Михайла, а что ж вы сюда скотину пастись не гоняете? Трава хороша, да и просторно – стадо много дней здесь держать можно.

– Далековато, да и коряг много половодье оставляет, скотина ноги побьет. Сейчас-то их в траве уже почти не видно, но если походить тут, чуть не на каждом шагу спотыкаться будешь.

– Если коряги остаются, то это хорошо. Значит, течения сильного здесь не бывает, землю не смоет, а ил осядет. Хорошее место для огородов. Завтра же сюда баб пришлю.

Мишке ее тон не понравился. Сказано было так, словно у Листвяны были собственные холопки.

– У матери сначала спросись, если позволит, пришлешь, – наставительно изрек Мишка.

– Как бы скоро у Спиридона спрашиваться не пришлось…

– А вот это – не твоего ума дело!

Мишка нарочно ответил грубо, понимая, что умная баба намеренно заводит его, чтобы он совсем позабыл о рискованном для нее разговоре про стрельбу из лука. Листвяна ни словом не ответила на Мишкину грубость и перевела разговор на то, что хорошо бы на денек прислать сюда учеников воинской школы, чтобы помогли очистить луговину от коряг и обнести плетнем от лесного зверья.

«Как же ты так прокололась, бабонька? Захотелось покрасоваться, показать, что не простая баба по хозяйству, да ненароком увлеклась? Случается. Особенно в тех случаях, когда очень долго приходится себя сдерживать, вынужденно играть роль, не очень совпадающую с истинным характером. Неужели дед ничего не замечает? Впрочем, то, что даже умнейших мужиков бабы запросто водят, как козлов на веревочке, – настолько обычная вещь, что об этом даже смешно говорить.

Тем более что Листвяна для деда, скорее всего, лебединая песня. Он столько лет вдовствовал, что если с умом, то из него веревки вить можно. А Листвяна не дура, и если она ему еще и сына родит… Нет, с дедом на эту тему говорить бесполезно. Правильнее, наверно, будет поговорить с матерью – бабы в таких делах секут лучше и друг друга не жалеют.

А еще лучше будет расспросить о Листвяне ребят из Куньего городища, не может быть, чтобы из нескольких десятков парнишек не нашлось кого-нибудь, кто знает ее хорошо, – соседа или дальнего родственника. Вот ведь еще одна головная боль, мало мне других забот…»

Едва въехав в ворота воеводского подворья, Мишка понял, что возглавляемая дедом экспедиция по поимке «диверсантов» возвратилась домой – под навесом топталось полтора десятка коней, а с той стороны, где располагалась баня, доносился гвалт мальчишеских голосов. Голоса были веселыми, из чего Мишка заключил, что экспедиция закончилась удачно или, по крайней мере, обошлась без потерь в личном составе. Соскочив с телеги, он небрежно бросил вожжи Листвяне и отправился в дедову горницу, расположенную на третьем этаже нового здания. Дед выполнил обещание и перебрался жить на самую верхотуру, хотя ему и нелегко было на протезе вышагивать по лестницам вверх-вниз.

В горнице, распаренные и благодушные, сидели в одних рубахах, потягивая пивко, дед и Лавр, видимо как раз вернувшийся с Выселок. Дед расслабленно оперся спиной о стену и слегка покачивал культей, торчавшей из-под полы рубахи, а Лавр что-то неспешно ему объяснял, время от времени прихлебывая пиво из ковша.

– А-а, Михайла! – Дед расправил мокрые от пива усы и изобразил на лице строгость. – Тебя где носит?

– Ездил с Листвяной место под новые огороды смотреть. Здравствуй, деда, здравствуй, дядя Лавр.

Лавр кивнул в ответ на Мишкино приветствие, а дед дурашливо изумился:

– А я-то все думаю: куда ключница подевалась? Ну и как съездили?

– Хорошо съездили, деда, место удачное. А ты как съездил?

– Кхе…

Дед потянулся к копченому лещу, но сидя, откинувшись назад, до блюда с рыбой было не достать. Сесть прямо дед, видимо, поленился и зашевелил пальцами над столом, выбирая другую закуску.

«Кресло ему сделать, что ли? Все-таки граф. Вот посевная кончится, озадачу плотников».

Лавр, заметив отцовское затруднение, подвинул блюдо с рыбой на край стола. Дед, удовлетворенно хмыкнув, ухватил рыбину.

– Как съездил, спрашиваешь? – Дед указал рыбиной на кучу каких-то вещей, сваленных на лавке. – А вот сам посмотри.

На лавке лежали заплечные мешки, скомканные маскхалаты, оружейные пояса, еще какая-то мелочь… И посреди всего этого развала красовался Мишкин самострел.

«Значит, догнали! Замечательно! А сейчас, похоже, будет то самое, что обещала мать, – клизма за утерю оружия. Ну что ж, служба есть служба, никуда не денешься».

Мишка встал по стойке «смирно», сделал военно-тупое выражение лица и гаркнул по-строевому: