Сага о Головастике. Долгая дорога домой - Александр Нерей

Вред причинить жрецам бессмертных богов замышляет

И в своих мыслях безбожных им оскорбленье наносит,

Жизненный путь пройти до конца не удастся.

— Уж не ты ли, спесивая, жрец-огурец? Представиться не желаешь? А то я к вам ненадолго. Оценю обстоятельства, проинспектирую рубероид и улечу, куда захочу.

Пророчеств не попрошу, не бойся. И жизненный путь мой здесь не закончится, уж поверь Головастику из мира Скефий, — выдал я откуп, а хамка на треноге продолжила снисходительно улыбаться, и это ещё сильнее укрепило меня в том, что недавно лицезрел точно такие же ухмылки, когда общался с кем-то чересчур заумным и снисходительным.

— Я пифия Клеодора-Одиннадцатая. А ты кто? Инспектор по технике безопасности? Удостоверение предъявить не жела… Желаете? — поперхнулась лже-Клеодора, и поперхнулась именно в тот момент, когда моя искрившая воспоминаниями голова выдала нужный ответ на вопрос.

— Стало быть, мы ворующие? Значит, напялили личину Клеодоры и пророчествуем помаленьку? Здрасти вам, уважаемый Варвациус-Ревикситус. Говорите, Одиннадцатый? Может всё-таки Второй? Куда запропали, ваше вурдалакское благородие? Близнеца-брательника так и не сыскали? Канул, стало быть, в континуум? — буквально расстрелял я ошалевшего вампира, который всё сильнее и карикатурнее изображал изумление на кукольном личике девочки-подростка.

— Благочестивым же людям радуюсь я, как Олимпу, — выдал ворующий заготовленную фразу и буквально шмякнулся на мозаичный пол, пролетев металлическую треногу насквозь так, будто её не существовало.

Не обращая внимания на его захватывавшее представление, достойное бурных аплодисментов где-нибудь в провинциальном цирке, я побрёл к ближайшему дивану и свалился на него всем головастым существом. Решил дать время ворующему, чтобы он пришёл в себя и вспомнил то, что по неведомой причине забыл.

— Я же Гурманиус. Гурманиус-Ревикситус Первый. Первый! Значит… Но как? Забыл? Почему… Это невозможно! — метался по залу лже-Пифон то превращаясь в мутное облако, то снова в фальшивую Клеодору.

— Слышь ты, Гурман ибн Криптид. А где настоящая пифия? Почему не разбудил? Ты же можешь сквозь стены… Это… Фокусы показывать, — решил я признать свою ошибку, что обознался, но не критично.

— Я не сам. Меня Майя попросила. Плейона была не против. А дальше пошло-поехало. Сначала был Десятой пифией. Потом время прошло, стал Одиннадцатой. Я же все циклы…

С этим у меня ничего не получилось. То есть, фокальный механизм я взвёл. Реляционный хронотоп обновился, но больше ничего не произошло. Кристаллы Хроноса словно приклеилось к сосуду. Часы Жизни и Смерти почему-то не завелись.

Тело обновилось, помолодело и застыло… Энергии в нём ноль целых ноль десятых, я не раз проверял. В общем, не ожило оно, но волосы и ногти почему-то растут. И так продолжается две сотни циклов.

Всё расшаркивался и рассыпался в откровениях и оправданиях пасынок Пещерыча, пока не вспомнил нечто такое, отчего моментально обратился из двенадцатилетней Клеодоры в английского денди. Точно в такого щёголя-делегата XXV съезда эонских мутуалистов, каким был с братишкой-ворующим на астероиде Юбари-мон.

— Вспомнил меня, Криптидыч? — участливо спросил я вурдалака.

— И тебя, и брата вспомнил. Но откуда он у меня взялся – этого из Эфира не смог добыть, хоть порвите меня на фотоны. А ты, случайно, не знаешь? — чуть ли не взмолился ворующий Иван, непомнящий родства.

— Получается, в этом варианте… После хроноволны… Знаю только… — снова забуксовал я, не в силах объяснить Гурману, почему он будучи в своём гнезде-бомбоубежище не только не запомнил всего, что было до волны-убийцы прошлого, но и забыл о родном брате, с которым построил этот бункер в недрах Исиды.

Пока блуждал по чертогам разума и ума-палатам с упакованными воспоминаниями трижды пережитого с личными биографическими комментариями, и подаренным Эфиром томам энциклопедий, опять же, на все случаи не только человеческой жизни, несостоявшийся Пифон буквально впился в меня своим джентльменским взглядом и, скорее всего, быстрее меня всё в этих чертогах прочитал, сфотографировал, проанализировал, а чтобы не проголодаться, закусил моими же эмоциями растерявшегося академика головастых наук.

— Нет-нет. Я точно помню, что родился… Получился один, а не… Вместе с братом. Крёстный рассказывал, что собирался сохранить обе части. Что из всех фрагментов можно было слепить пару жизнеспособных зародышей мужского пола, но… Получился я один, — промямлил ворующий, на что я сразу и чересчур эмоционально обозвал его каннибалом, правда пока только мыслями, подкреплёнными аргументами, главным из которых было имя вурдалака.

Гурманиус, прочитав мои чувства, душевные рассуждения и соображения на его счёт, эмоционально спёкся и фигурально сдулся, превратившись в обиженного подростка, напялившего отцовский фрак на выпускной средней школы.

Я бы и дальше орлом Эфоном выклёвывал остатки печени у провинившегося Прометея-Гурмана, но в душе всплыло обещание «не сделать хуже, чем есть сейчас». Пришлось брать себя в руки и начинать пудрить мозги ворующему, чтобы исправить ситуацию и, заодно, выполнить божественную миссию – разбудить омолодившуюся двести циклов назад Клеодору.

— Чего запирался? Порядок наводил? А помощники где? Нимфы с сатирами куда подевались? — начал я инспектировать и верховодить.

— Сегодня же технический день. Занимался Клеодорой. Подстригал, заново делал причёску… За этим занятием вы меня и застукали в прямом и переносном смысле, — промямлил вурдалак и, вроде как, начал приходить в себя. — А помощники меня редко посещают. Знают, что ненастоящий… Не настоящая пифия, поэтому и обычаи не соблюдают. Учёта моим пророчествам не ведут. Ждут чуда. Все мы ждём чуда. Быть может вы рискнёте, и попробуете себя в роли посланника Феба?

— Айда, разбудим твою девчонку. Но сначала из аквариума её достанем. Мне в этот раз нечем его разбивать, — согласился я, чтобы быстрее разделаться с проблемой, заждавшейся своего решения.

Гурмана будто подменили. Возможно, он снова прочитал меня как открытый виммельбух – книжку, в которой вместо букв только картинки для «читателей» ясельного возраста. Сначала он по привычке снова стал лже-Клеодорой, но я не стал призывать к порядку или хмуриться, чтобы выказать отношение к продолжению обмана. Тем более, кроме меня в оракуле никого из посторонних не было.

Мы, как пара завсегдатаев популярного заведения, деловито и молча проследовали за гобелены с картинами на темы древнегреческих легенд. Дверь в тайные помещения была нараспашку, поэтому я, не выказав ни благоговения, ни растерянности, направился через библиотеку со столами для писцов и архивариусов, потом в небольшой переходной коридор и далее в помещение, которое считал музеем-паноптикумом.

Благо, что все подземные помещения были освещены особыми факелами – золотыми лампадами с пучками фитилей из карпасийского льна, который