Новик - Геннадий Борчанинов

— Шрам у него тонкий через бровь, аж на бороду заходит, — вспомнил разбойник. — Вот те крест, боярин…

— Ладно, отдыхай, — буркнул я.

Убивать их я и в самом деле не собирался. Вырубил обоих там же, где они и лежали.

К стрелецкой слободе подъехал уже в темноте, меня даже окликнул караульный. Не то чтоб у меня была острая необходимость выставлять караул в мирное время, но я справедливо рассудил, что пусть лучше стрельцы привыкают к нему сразу. Чтобы потом, уже во время походов, не делать глупых ошибок.

С постоялого двора я съехал давным-давно, зачем тратить на него деньги, если тут можно жить бесплатно. Так что я обитал в небольшой, но отдельной избе.

Даже после плотного ужина сон не шёл. Я ворочался на лавке, перебирая в мыслях имена и фамилии тех, кто мог бы навести на меня разбойников. Странно даже, что меня не подстрелили, но если это маскировалось под разбойное нападение, то, с другой стороны, работники ножа и топора предпочитают своих жертв брать на испуг, а не стрелять исподтишка. Поэтому-то меня и ссадили с лошади. Хотели оглушить, огорошить, раздеть, ограбить, а уже потом тихонько прирезать.

Боярин, значит. Ну, боярам я вроде особо насолить не успел. Не настолько, чтобы меня убивать. Обиды никому не чинил, в интриги не вмешивался. Разве что кто-то из покровителей доктора Стендиша мог усмотреть в моих действиях попытку навредить его планам, но так быстро разнюхать об этом, заказать и спланировать нападение попросту нереально. Значит, стрелецкие дела. Или оружейные, что, в принципе, практически одно и то же.

Но вот так сходу предположить, кому могла быть выгодна моя смерть, я затруднялся. Не настолько я ещё погружён в московские дела и придворные интриги. Но если мой неведомый соперник осмелился на первый шаг, придётся мне тоже сделать ход. И этот клубок придётся разматывать с самого начала.

Так что утром я твёрдо решил отправиться к Ильинским воротам. Поглядеть на людей, поспрашивать. Может, кто и видел этого холопа. А если найду его, то и ниточка потянется дальше, к его хозяевам.

И несмотря на то, что я полночи мучился бессонницей, всё равно поднялся с рассветом. Тут все поднимались с рассветом. Если хочешь успеть что-то в течение дня, приходится не отлёживать бока, а вставать.

Оделся я в самые затрапезные одежды, скромно. Зипун без вышивки, выцветшие шаровары, потёртая шапка. Даже саблю оставил висеть на гвоздике, ограничился одним только косарем и кистенём.

— Ты куда такой нарядный? — хмыкнул Леонтий, завидев меня во дворе.

Дядька, как обычно, начинал утро с саблей. Заодно гонял нескольких добровольцев из числа стрельцов.

— По делу важному, — сказал я. — Поискать кое-кого надо. Незаметно.

— Это что за дело, что ты аж без сабли вышел? — нахмурился дядька. — Разве можно сотнику, и без сабли?

— Важное, — сказал я, но слова дядьки посеяли во мне сомнения.

Он прав, человеку моего сословия показаться на людях без сабли и в таком виде всё равно что в моём времени показаться в эфире телевидения в дырявых носках. Хуже только без шапки.

— Идём тогда, покумекаем, — сказал я. — В избу.

Дядька кивнул, бросил саблю в ножны, жестом приказал стрельцам продолжать.

— Ну и чего? — спросил он, когда мы вошли в сотницкую избу.

— Убить меня пытались вчера, — признался я.

Дядька нахмурился.

— Надо было вчера с тобой ехать, — буркнул он. — Совсем расслабился тут в Москве.

— Нормально всё, — произнёс я. — Тати напали из засады, с лошади стащили. Ну я их кистенём и прибил.

— Батюшки святы… — перекрестился Леонтий. — Насмерть?

— Нет, рёбра им поломал только, — сказал я. — Допросил напоследок. Сказали, боярин какой-то смерти моей хочет. Сговаривались через холопа. Вот я того холопа и пошёл искать.

Дядька поиграл желваками. Нападение на меня он воспринимал, как нападение на него самого, даже ближе.

— Ну и куда ты собрался? Тебя же в лицо знают, — хмыкнул он.

— На лицо в последнюю очередь смотрят, — покачал я головой. — Если ищут боярина, будут человека в шубе или ферязи дорогой высматривать, а ежели нищего — то смотреть, кто в обносках и лохмотьях ходит.

— Тоже верно… Но рисковать-то так зачем? Отправил бы кого. Да хотя бы меня, — сказал дядька.

Я задумался. Леонтий снова был прав, но я и сам не знал, что буду делать, если найду этого холопа со шрамом, и внятного приказания отдать не мог.

— Узнать надо, чей тот холоп был, кому служит. В сером армяке, в шапке рысьей, бородатый. Со шрамом через бровь, — пересказал я описание. — У Ильинских ворот они сговаривались, в конюшнях.

— Только узнать? — на всякий случай уточнил дядька.

— Да, — сказал я.

— Пф, — фыркнул он. — Жди. Скоро вернусь.

— Ну и куда ты собрался? Рано же ещё, — сказал я.

— Всё разузнаю, не переживай. Меня, в отличие от тебя, не знает никто, — сказал Леонтий. — Даже бить никого не буду.

— Ладно, ступай, — я всё равно немного нервничал.

Делегировать обязанности, конечно, дело крайне важное для любого руководителя, но, как известно, хочешь сделать хорошо — делай сам. А в этом деле облажаться никак нельзя.

Леонтий ушёл, я переоделся, нацепил саблю. Чтобы убить время, вышел во двор, поупражняться с оружием. Тренировка никогда лишней не бывает.

Бились в толстых стёганках, не в полную силу, но всё равно взопрели, несмотря на прохладу осеннего утра. Нам всем было чему поучиться, но я чувствовал, что в драке на саблях уже нисколько не уступаю местным. До мастеров фехтования мне, конечно, как до Луны пешком, но с обычными стрельцами я дрался на равных.

Я немного переживал за дядьку, справится ли, и не привлечёт ли он слишком много внимания, но решил всё-таки дождаться его в слободе. Сотня жила по своему обычному распорядку. Ежедневные занятия и муштра до обеда, свободное время после обеда, караул и суточный наряд, повторять до особого распоряжения. Обычные стрельцы ещё несли гарнизонную службу, в башнях и на стенах, но моя сотня почему-то была освобождена от такой обязанности. Скорее всего, про нас просто забыли. Но как начнётся войнушка — вспомнят обязательно.

Леонтий вернулся после обеда. Сытый, румяный и даже немного пьяненький, и я незамедлительно вызвал его