Геннадий Ищенко - Возвращение

— Смешно, — рассмеялась Люся. — А разве они дают премию за хорошую езду?

— Может быть, и не дают, но смеяться будут. Есть и гораздо более смешные анекдоты, но большинство из них рассказывать нельзя, не поймут. Поэтому сегодня вечером посижу и отберу десятка два тех, что получше.

Что можно сказать о концерте? Жаль, не было пианино, но мы и так очень неплохо спели, а песня о милиции вызвала бурные аплодисменты. Пришлось тут же ее исполнять вторично. Анекдоты тоже пошли «на ура», причем над ними смеялись гораздо сильнее, чем в мое время. Концерт сделал свое дело. Раньше на нас смотрели с любопытством, но никто не подходил. После концерта перезнакомились с очень многими. Нас поздравляли, благодарили, а многие в конце разговора совершенно искренне предлагали обращаться, если что. Подошли даже зам с женой. Обращаться он не предлагал, но смотрел благожелательно и пожалел, что не догадался взять с собой внучку. Можно было отдыхать совершенно спокойно и укреплять наиболее полезные знакомства. Это было нетрудно: анекдотов я знал много.

Глава 15

— Можешь ответить на вопрос? — спросил я Семена, который работал веслами нашей прогулочной лодки. — Как ты оказался в группе Юрковича?

— Интересно, по каким критериям подбирались люди? — спросил он.

— Естественно, — ответил я. — В том, что затеяли, самое главное – это люди. И они же – самое слабое место. Стоит попасться одной гниде, и нас даже положение Машерова не спасет. Если, конечно, предателю поверят.

— Можешь не беспокоиться, — сказал он, прекращая грести. — Людей подбирают очень тщательно, даже тех, кого используют втемную. А тех, кому открывают правду – и подавно. Мой отец и Илья Денисович старые друзья. Отец ему обязан если не жизнью, то свободой точно. Да и меня он однажды вытащил из дерьма. Возможно, ты на него до сих пор обижаешься, но если так, то зря. Человек он тяжелый, но честный, преданный друзьям и для дела себя не пожалеет. И потом, любой из нас, ознакомившись с твоими тетрадками, сделает все, чтобы остановить ту гнусь, которая развалила страну. Я ведь первые две твои тетрадки прочитал. Не сами тетрадки, конечно, их я видел только когда отвозил Юрковичу. Все, что ты написал, сразу же распечатали в нескольких экземплярах. Как это выглядело?

— Хреново выглядело, — ответил я. — Но при Люсе не хочу рассказывать.

— Не смеши, — сказал Семен. — Вы оба теперь под колпаком, за вами будут присматривать даже тогда, когда Машеров уйдет в Москву. Кто тебе поверит, что она ничего не знает? Ведь знаешь?

— Немного, — призналась Люся. — Подробности он не хотел рассказывать.

— То, о чем я прошу, рассказывать можно, — сказал он. — Не нужно имен и дат, просто расскажи, что ты тогда чувствовал. Для любого это не секрет, а бред сивой кобылы.

— Для того чтобы развалить нашу страну ее сначала довели до ручки, а потом избрали генсеком одну личность с хорошо подвешенным языком. Какие он говорил правильные вещи! Мы на кухне не осмеливались обсуждать то, о чем он вещал с высоких трибун! Все ему аплодировали, и я тоже не был исключением. Гласность и перестройка – эти слова были тогда у всех на устах. И вроде немало хороших проектов запустили. Опять заговорили об отмене привилегий чиновникам, да и вообще об их сокращении. Все закончилось пшиком. Все реформы спустили на тормозах, все выхолостили и превратили в болтовню. Объяснять вам подробно будет слишком долго и сложно. Реформы действительно были нужны, но не такие, какие пытались проводить. Проводить рыночные реформы, поддерживая на плаву множество убыточных предприятий простым увеличением числа денег в обращении, это даже не глупость, а нечто худшее. А потом в экономике, где чуть ли не каждое предприятие является монополистом, отпустили цены, и все рухнуло. В девяносто втором году рубль обесценился в двадцать шесть раз! Зарплату выдавали нерегулярно раз в полтора-два месяца, поэтому начали расти долги предприятий по зарплате. На иных заводах людям вообще не платили по полгода, а то и больше.

— Это я все читал в тетрадях, — сказал Семен. — Я просил рассказать о другом.

— Она не читала, — показал я рукой на Люсю. — Раз вы ее взяли под колпак, пусть хоть знает за что. Хотите впечатлений? Мы их тогда наелись вдосталь вместо продовольствия. Как выжить семье, где муж и жена работают на одном предприятии, не платящим зарплаты? Моя жена работала в аптеке, а я на заводе, причем умудрялся подрабатывать, поэтому мы сильно не бедствовали. Но другие… Шахтеры, которые по полгода не получали зарплаты, перекрывали шоссейные и железные дороги и колотили своими касками об асфальт перед Домом Правительства. Многие вообще голодали, в том числе и дети. Старики насмерть замерзали в неотапливаемых квартирах, а в городах появились беспризорники. Мы быстро догоняли Запад по наркотикам и проституции, а по пьянству давно уверенно держали лидерство. Взятки почти открыто брали все представители власти. Как вы посмотрите на то, что воинскую часть, находящуюся на боевом дежурстве, государственные чиновники отключают от электропитания из-за неуплаты счетов? А как они их могут оплатить, если военные ничего не получают от государства? Представьте себе офицера, который должен кормить семью, а ему месяц за месяцем ничего не выплачивают. Я прочитал в газете, что один такой майор, не в силах больше смотреть в глаза голодным детям, бросился вниз головой на асфальт с третьего этажа. Люди пытались выжить и хоть как-то сохранить свои зарплаты, а по телевизору им могли посоветовать только покупать водку. Сам слышал эту передачу. Полки магазинов были почти пустые, а в промышленности многие уже не покупали, а обменивали товары. Мы хотим купить комплектующие, а нам говорят, что наши рубли им и даром не нужны, вот если у нас есть голубые унитазы… Мы свеклоуборочные машины меняли на сахар, еще на что-то меняли муку, а потом через профком выдавали желающим в счет погашения долгов по зарплате. Было бы чудом, если бы Союз выжил. Этот период я описал очень подробно и не хочу о нем говорить.

— А потом? — тихо спросила Люся.

— Потом была независимость России и чудовищное разграбление национальных богатств. Все, что мы считали общим достоянием, отдали в руки всякой швали. Нас еще утешали тем, что и на Западе период первоначального накопления капитала тоже проходил тяжело. Ну и что, что все отдали сволочам и быдлу. Зато уже их дети станут вести дела культурно, и мы все будем в шоколаде. Хрена! Детишки выучились в престижных западных вузах, приобрели лоск на ворованные деньги и плевать хотели на всех остальных и на свою бывшую родину. Президент-алкоголик и череда никому не запомнившихся премьер-министров. Попался только один-единственный умный и пытающийся что-то сделать. У него начало получаться, поэтому, наверное, и отправили в отставку. Пока его еще мало кто знает, сейчас он работает собкором «Правды» за границей.

— Но ведь ты говорил, что вы потом неплохо жили?

— Нельзя же разваливаться до бесконечности. Со временем все как-то понемногу начало выправляться. Многие по-прежнему жили тяжело, но того маразма уже не было. А мне к тому же повезло. Так, заканчиваем политинформацию, иначе останемся без обеда. Может быть, я сяду на весла?

— Сиди уж, политинформатор, — сказал Семен, развернул лодку и быстро погнал ее к причалу.

Мы отдыхали на море больше двадцати дней, загорели, как негритосы, а Люся стала уверенно чувствовать себя в воде, и мы уже рисковали вдвоем плыть к буйкам. В таких случаях недовольный Семен плавал где-нибудь поблизости. В той жизни мне хватало провести на море пару недель, потом однообразие пляжной жизни начинало надоедать. Сейчас вместе с Люсей я бы отсюда еще месяц не уезжал. В этом отдыхе нас устраивало все, разве что временами внимание окружающих становилось назойливым. После концерта прошло уже порядочно времени, но многие отдыхающие продолжали оказывать нам знаки внимания. Часто они ездили в Туапсе, после чего буквально заваливали нас сладостями. Не брать было нельзя, есть – тоже. Поэтому мы потихоньку набивали конфетами и шоколадом свои чемоданы. Перед публикой мы больше не выступали, но через пару дней после концерта начальник МУРа принес магнитофон «Весна» и попросил исполнить, как он выразился, «нашу песню».

— Для вас, Анатолий Иванович, запишем прямо сейчас, — сказал я ему. — Только у него качество не очень…

— Эту вашу песню у нас будут петь, — ответил он. — А разучить ее по записи не составит труда. У меня самого, к сожалению, со слухом проблемы. Не с обычным, с музыкальным.

— Здорово вам помогла эта песня, — признал Семен, когда довольный полковник ушел, унося магнитофон. — Эти связи и для нас могут быть полезны.

Все когда-нибудь заканчивается, закончился и наш отдых в «Сосновом». До Туапсе мы добрались автобусом, а потом по заранее купленным Семеном билетам загрузились в купе и ехали до Москвы. Затем был еще день езды поездом до Минска, а от вокзала мы уехали на такси. Семен довел каждого до квартиры и распрощался. Родители Люси уже вернулись из отпуска, но мои уезжали позже их, поэтому я застал дома только Таню.