Стрелки Аустерлица - Августин Ангелов

службе? — задавал я себе вопрос, — служить ли ради славы, ради признания в высшем обществе, или же истинно, от всей души, отдавая себя полностью именно ради величия Родины, даже если это мое служение войдет в противоречие с правилами высшего света и понятиями самого императора?» В моем внутреннем мире разгоралась борьба между мыслями и чувствами: с одной стороны, я чувствовал, что мое попадание сюда — это некий призыв, шанс стать частью чего-то большего, чем я сам, может даже, мне выпала уникальная возможность изменить историю кардинально. А с другой стороны, в моей душе росло сомнение, не является ли это попадание простым совпадением, выработанным неким вселенским генератором случайных чисел?

Что, если Вселенная не разумна по-настоящему, а лишь представляет собой огромный бездушный компьютер, в котором человеческие души значат не более, чем все иные биты информации? И, если так, то не станут ли все мои попытки изменить этот мир к лучшему лишь самообманом, бесплодными попытками заполнить пустоту моей новой жизни? И какова тогда цена человеческой души в этой бесконечной игре Вселенной с людскими сознаниями, которые Вселенная столь легко перемещает между временами и пространствами? И работает ли этот Вселенский Компьютер в интересах абстрактного Господа Бога? Или же он работает в интересах не менее абстрактного Сатаны? Или, быть может, ни того, ни другого не существует? Что же тогда движет Вселенной, если не борьба добра со злом? Или все-таки Вселенная представляет собой бездушный механизм движения различных форм материи и больше ничего? Но, если все дело лишь в материальном бездушном компьютере космических масштабов, лишенном всякой духовной составляющей, то как же мое сознание переместилось сюда? И зачем мой разум воплотился именно здесь? У меня не имелось ответов на все эти вопросы. Так я и заснул. А проснулся неожиданно от звуков выстрелов.

Глава 24

Снаружи старого рудника уже наступила ночь, таящая в себе опасности по причине военного времени. Но, виконт Леопольд Моравский, баронет Влад Берковский и барон Вельгельм фон Бройнер, собравшись в помещении штаба, решили нарушить строгий запрет князя Андрея на употребление спиртного, чтобы отпраздновать его же победу над французами. Вот только, они собирались сделать это без него самого. В условиях военного времени, когда каждая минута могла принести новые тревоги и опасности, они мечтали о празднике, о выпивке и о женщинах, которые могли бы отвлечь их от суровой действительности войны.

Влад Берковский понимал, что он всего лишь бедный студент. А титул баронета его дед, промышляющий не совсем законной перепродажей дорогих ювелирных украшений, имеющих очень мутное и не всегда законное происхождение, купил в далекой Англии. И потому Влад не был ровней аристократам древних кровей, всегда ощущая себя в их обществе скованно. Хотя наличие титула, пусть даже такого, купленного, давало ему формальную возможность быть принятым в знатных семьях, в его сторону дворяне с длинной родословной частенько отпускали шуточки и смотрели с усмешкой. Но, он давно уже притерпелся к этому.

С некоторых пор сердце Влада было захвачено прекрасной, нежной, но недоступной Брониславой из старинного рода Краваржи, с которой он познакомился еще в детстве, потому что его отец служил в армии вместе с отцом этой девушки. Но, военная служба не принесла отцу Влада ни славы, ни богатства. Напротив, он пристрастился в армии к азартным играм, набрал долгов и разорился. Потому Влад выбрал себе иное занятие, решив изучать медицину.

Когда отец его умер, Влад возвратился из Вены в Моравию полный надежд и мечтаний. Надеясь добиться благосклонности Брониславы, он втерся в доверие к ее матушке в качестве лекаря. Лечение оказалось успешным, и потому молодой человек сделался вхожим в эту семью. И каждый раз, когда он видел Брониславу на семейных приемах, устраиваемых, обычно, ее тетей баронессой Иржиной фон Шварценберг в замке Гельф, его душа наполнялась смесью восхищения и отчаяния. Восхищался он, конечно, красотой Брониславы, которая ему очень нравилась. А вот отчаяние охватывало его всякий раз, когда думал о том, что девушке вряд ли позволят выйти замуж за столь бедного молодого человека, каким Влад являлся, распродав почти все имущество, доставшееся в наследство, лишь бы выплатить долги за отца.

Размышляя наедине с самим собой о том, как Бронислава, словно путеводная звезда, освещала его серые будни, Влад представлял, как бы они гуляли вдвоем по парку, обсуждая медицину, философию и искусство, и как ее чудесный звонкий смех, подобно божественной музыке, наполнял бы пространство вокруг. Но, реальность была жестокой: баронесса принадлежала к высшему обществу, а он — к миру, где каждую копейку приходилось считать. Вечерами он даже писал стихи, в которых пытался выразить свою любовь, страдания, тоску и нежность. Хотя, в глубине души он понимал, что его чувства, скорее всего, обречены на несбыточность.

Влад мечтал о том, что однажды наберется все-таки смелости и сделает предложение Брониславе. А ее матушка не откажет. Ведь у Брониславы осталась только матушка, а отец умер, как и у него самого. И это обстоятельство тоже сближало их. Но, страх перед отказом сковывал его, несмотря на то обстоятельство, что сама Бронислава относилась к Владу совсем неплохо, даже симпатизировала ему. Вот только, ее мать явно была препятствием к развитию их отношений. Как бы там ни было, а Влад очень обрадовался возможности снова увидеть любимую девушку на празднике, придуманном виконтом Леопольдом Моравским. За последние дни, проведенные в походе в качестве фельдшера с постоянной заботой о раненых, Влад очень устал и жаждал расслабиться в компании Брониславы.

Что же касалось Леопольда Моравского, то он надеялся, что баронесса Иржина фон Шварценберг не откажет ему и придет на праздник, идею которого предложил майор фон Бройнер. Все еще продолжая безнадежно любить баронессу, виконт чувствовал себя одиноким. Он наблюдал с тоской, как князь Андрей флиртует с баронессой, и завидовал ему. Но, в то же время, Леопольд испытывал глубокое уважение к независимости и внутренней силе Иржины. Виконт понимал, что она не была для него просто красивой женщиной — она стала для него символом всего возвышенного и недостижимого. И каждый раз, когда он думал о баронессе, в его немолодом сердце раздавался глухой стук, и пульс учащался.

Виконт задавался вопросами: «Что, если бы я был другим, сильным и жестоким? Что, если бы я был гордым и непримиримым? Что, если бы я был храбр и решился бросить вызов князю Андрею?» Но, спрашивая себя каждый раз, Леопольд осознавал, что в глубине души он слишком мягок и