Физрук-6: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

— Так вот. Когда мы встретились под Новый год, твоя жена уже взяла меня в оборот. Это произошло еще в СИЗО. Меня привели в комнату, где происходят допросы, но вместо следователя оказалась гражданка Шульц-Эглите. Она сказала, что у меня есть выбор — либо получить срок за спекуляцию и контрабанду запрещенным товаром, либо принять участие в чрезвычайно важном научном эксперименте. Угадай, что я выбрал?.. Илга Артуровна сунула мне бумажку, и я ее подписал. Тогда-то меня и отпустили… Пришлось устраиваться дворником, хотя за участие в эксперименте мне капает зарплата… Не бог весть какая… Твоя приказала мне попасться тебе на глаза, прикинуться несчастненьким… Не смотри ты на меня так… Откуда я знаю, зачем Шульц-Эглите понадобилось, чтобы я встречал у вас Новый год?.. Это все ее гребанные эксперименты!.. Наверное, для того, чтобы меня схватили эти дебилы и притащили в заброшенную квартиру, куда ты приперся меня выручать… Я стал приманкой, а ты на нее клюнул… Что было дальше, тебе виднее… А я… Я продолжал вкалывать дворником. Потом мне поручили, чтобы я привез тебе на вокзал конверт с деньгами… Короче, меня сделали мальчиком на побегушках… Откровенно говоря, меня это устраивало. Хлопот меньше, чем заведовать отделом райкома, одновременно занимаясь спекуляцией… И я в ус не дул, покуда твоей не пришло в голову превратить меня в гуру… Уж не знаю, как она меня обработала, но весь январь я, как одержимый, читал всяческую эзотерическую лабудень, делал выписки, компилировал — совсем как на занятиях по научному коммунизму… Затем, начал проповедовать среди жирных котов и кошек нашего городишки… К моему глубокому удивлению, проповедь сработала. Представляешь? Во люди с жиру бесятся! Ко мне побежали все эти товароведы, парикмахеры, банщики за получением совета, как им, мать их за ногу, постичь гармонию Вселенной?.. Ну я на радостях давай стричь этих баранов… И черт меня дернул связаться с этой Тонькой!.. Думал, девка не знает, кому свою невинность пожертвовать… Я ведь с нее денег не брал… И все было на мази, а тут ты, как гром с ясного неба… Короче, рухнула вся моя религия гармонии, еле рассчитался с разъяренными клиентами, пришлось-таки продать свою машинку… Ну, думаю, может на этот раз Илга Артуровна оставит меня в покое… Не тут-то было…

Он вдруг схватил вилку и принялся без разбора кидать в себя жратву, запивая ее морсом. Насытившись, откинулся в кресле и продолжал:

— Я думал, что у меня до этого были проблемы, но оказалось, что все это детский лепет, по сравнению с тем, что мне предстояло… Началось все, как цепь дурацких происшествий… Сначала я вылил свежезаваренный кофе в унитаз… Затем отдал стольник старухе, которая шла бутылки сдавать… Потом выхватил у гаишника полосатую палку и дал деру… Он даже не засвистел мне вслед, так офигел бедолага… Было еще несколько столь же нелепых поступков. Наконец я стал догадываться, что эти поступки я совершал не по своей воле. Мною словно управляли… Мне и в голову не могло прийти, что Шульц-Эглите как-то связана с этим. Вот ты бы поверил? Однако, как выяснилось, это была только разминка… Настоящий кошмар ждал меня впереди… На прошлой неделе я проснулся ночью от острого желания выйти на улицу. Настолько острого, что я даже не оделся, как был в трусах и майке, выскочил из дому, хорошо хоть машинально сунул ноги в ботинки прямо на ходу. Иду я в таком виде по улице, окоченел как собака… Тормозит милицейский газик. Выскакивают из него двое, ни слова не говоря, запихивают меня в свою кутузку на колесах… Сижу в этой собачьей конуре, зуб на зуб не попадает, а в голове и мысли нет, чтобы попросить отвезти меня домой ну или хотя бы в вытрезвитель. Ведь по логике, менты должны были принять меня за алкаша, у которого белая горячка случилось. Однако — молчу.

Кеша, облизал пересохшие губы, снова промочил горло морсом и продолжил:

— Представляешь! И привозят они меня не в трезвяк и не в отделение… Не поверишь — в частный дом, большой, хорошо обставленный неплохо. А встречает меня там Илга Артуровна. Заботливая такая, одеяло дала, к горячей печи усадила, налила глинтвейну… Меня отпустило… Согрелся, голова ясная, все соображаю, не понимаю только — нахрена это ей нужно?.. А она мне говорит: извините, Иннокентий Васильевич, за серию маленьких экспериментов, которые пришлось с вами провести, они нужны были для того, чтобы у вас не возникало желания отвертеться от выполнения своих обязанностей… А теперь они у вас будут такие…

Он вдруг замолчал, схватил бутылку и вылил в себя остатки коньяка. Глаза его налились кровью, он, давясь, проглотил котлету, отдышался и снова заговорил:

— Не могу тебе сказать — какие именно… Иначе мне точно конец… Шульц-Эглите мне так и сказала, что разглашение данной информации повлечет за собой самые суровые меры…

— А остальное можно рассказывать? — осведомился я.

— Насчет остального запрета не было.

— Тогда валяй дальше. Расскажешь, еще бутылочку попрошу принести.

— Хорошо!.. Я знаю, ты не обманешь… Сань, ты единственный порядочный человек из тех, кого я знаю в городе… В общем, сейчас я живу, как на иголках. Меня могут поднять посреди ночи отправить заниматься вещами странными… мягко говоря. Не, нагишом по городу я теперь не бегаю и полосатые палочки у гаишников не отнимаю… Другое делаю. С виду, ничего особенного. Просто я вдруг чувствую, что должен подойти к определенному дому, набрать по пути всякий мусор и разложить его прямо во дворе в определенном порядке, или войти в подъезд, подняться на определенный этаж и мелом нарисовать на двери определенной квартиры некий знак…

— Чушь какая-то, — вырвалось у меня.

— Вот и я про тоже. Смысл этих действий мне неведом… И это только то, что я могу тебе рассказать… И все эти действия, на мой взгляд, никак не связаны с теми самыми обязанностями, о которых я не могу говорить… Они напоминают мне то ли колдовство какое-то, то ли шпионаж… Правда, нелепый шпионаж. Однажды мне пришлось поехать за город, в сторону Старого Завода и там проторчать полдня, записывая номера проезжающих машин. Причем — два с половиной часа я записывал номера машин, которые проезжают в сторону города, а пятнадцать минут — тех, что едут из города… Ей богу, свихнуться можно!

— То есть, тебе никто не приказывает совершать эти поступки, ты действуешь как бы по собственной инициативе?