Все реки петляют. От Альбиона до Ямайки - Сергей Александрович Калашников

народ потянулся по домам, маменька еще и за постой со всех денежку списала. Недорого взяла, но за несколько месяцев получилось неслабо. И ведь не пикнул никто – все остались живы, ни один не замерз. Не то что у соседей. А тут и скот почти весь сохранили. Потому что мелкие веточки со срубленных деревьев или сучьев на корм пошли. После сена, соломы и кукурузных стеблей, конечно.

А в нашу школу запросились девочки. Четырех родители отпустили. И двоих пацанов на год младше наших младших. Опять новый класс организовывать пришлось с преподавателем Гарри Смитом. Он из них химиков воспитает. В смысле научит химичить. Хоть и младший из старших, но мозговитый.

* * *

Работы по переделке набора флейта завершились еще в октябре. Ему, как и предлагали мы с Сонькой, заметно удлинили нос, сделав более узким. Бушприт приладили старый, составленный из двух бревен, но не задрали его вверх под углом сорок пять градусов, а вытянули вперед, лишь чуточку приподняв кончик. Так делают на маломерных судах – куттерах для размещения сверху пары кливеров, которые здесь называют стакселями. Отчего передняя мачта флейта теперь не выглядела чересчур сдвинутой к носу. От нее вперед и вниз протянулись сразу три штага – троса, удерживающих мачту от падения назад.

– Три стакселя поставим, – довольно говорил отец, любуясь тем, что вышло. – А то с блиндом ужас сколько проблем, да и не пойдешь с ним в бейдевинд.

«Это когда ветер встречный, – пояснила для меня Сонька. – Папа очень ценит косые паруса и очень искусно под ними ходит».

Ну да я уже и сам видел, что он не ставит прямых парусов в узких местах, предпочитая неторопливость и управляемость. К моменту, когда пришла пора восстанавливать обшивку, наступили холода, да такие, что древесина сделалась хрупкой, отчего с этим делом пришлось погодить. Поэтому мне удалось и правильные гвозди приготовить, и с пропиткой древесины подготовиться – нагнали мы достаточное количество машинного масла.

Шляпка гвоздя теперь стала квадратной, под гаечный ключ. Но только одним ключом забитый гвоздь не выкрутишь, потому что витки идут слишком редко и полого. Тут нужно за головку хватать мощными клещами и одновременно и тянуть, и крутить. Тянуть через рычаг, как у гвоздодера, и крутить тоже рычагом с хорошим плечом. Наши ребята втроем управлялись. Так у этого гвоздя под шляпкой еще и планшайба отштампована, чтобы он древесину не прорывал, а прижимал. И еще мы их все облудили, погружая горячими в расплавленное олово после макания в правильно разбавленную спиртом канифоль с добавлением туда нужной толики кислоты. Лудили и паяли мы уверенно, особенно чугунные котлы для варки пищи. Как-то это здесь было в обычае.

Гвозди наши сечением две на две линии, три на три, четыре на четыре и шесть на шесть имели постоянное сечение от шляпки до острия и разную длину, но все одинаковый шаг извивания. Шли они только на папин флейт. Кстати, забивать их следовало через бронзовые оправки, чтобы не содрать лужение со шляпок.

Древесину же – сначала доступные поверхности деталей набора, а потом и доски непосредственно перед установкой на места в обшивке – промазали на два слоя подогретым машинным маслом. Горяченькое оно охотно впитывается. Вдоль днища от киля и до изгиба шпангоутов доски прибили наискосок, обеспечив вдоль всего днища абсолютно жесткую пластину из сплошных треугольников, вторые и третьи стороны которых образовали шпангоуты и стрингеры. Место поворота плоскости там, где шпангоуты согнуты, зашили продольно, а потом снова наискосок вверх до самой ватерлинии. С такими элементами прочности судовой корпус сделался значительно жестче на изгиб. Не слабее, чем с обшивкой из стального листа. Его теперь ни в горизонтальной плоскости вдруг не переломит, ни в вертикальной.

Папенька тоже подготовился – привез в огромном количестве медный лист толщиной в одну линию. Мы у себя его проверили – из грязной и довольно хрупкой английской меди. Но гвозди ее вполне и пробивали, и удерживали хорошо. Винтовые, медные, нашего гвоздильного заводика. Так что в сумме флейт подвергся очень серьезному тюнингу, хотя мои продвинутые мачты в душе отца так и не нашли признания. Зато на камбузе появились керосиновые плиты – они теперь чугунные, с регулировкой подачи фитиля и слюдяным окошком, чтобы присматривать за пламенем.

Итоги года меня порадовали. Без потерь пережили сибирские морозы и вспышку дизентерии, соорудили игрушечную, но действующую пушку, из которой можно попадать, стреляя с качающейся палубы, а грозные двенадцатифунтовки обеспечили бомбическими снарядами, да еще и кучность их стрельбы повысили. Лишили флейт уродливого задранного к небу бушприта и снабдили вполне пригодным для девочек гальюном типа «сортир». Ну а медная обшивка днища… думаю, мысль кораблестроительную мы опередили на сколько-то десятилетий.

Но не то что двигателя внутреннего сгорания, мы даже простейших лебедок не сделали! Все вдруг, все как с перепуга! Все не то, что требуется для правильного прогресса, а нужное прямо сейчас. Я уже с нетерпением ждал, когда отец уйдет бороздить свои любимые моря и океаны, чтобы приступить к реальному делу, как вдруг ни с того ни с сего Сонька очередной раз принялась проситься в плавание. Потому что все удобства для дам на судне теперь имеются. И ведь уломала отца взять ее с собой на каботажный период, до средины августа. Месяца на три с небольшим.

Разумеется, я тут же сел писать и чертить планы работ на лето личному составу школы. Помпа, лебедка, кривошипно-шатунный механизм, мачта на стальных полосах-растяжках, ветряк с обтянутыми парусиной лопастями, трансмиссия от него, где присутствуют конические шестерни. Химикам предложил поработать над пиролизом древесины. Сонька очень заинтересовалась, но уходить в плавание не передумала, а надавала мне по мозгам, чтобы не вякал, и раздала задания на лето по направлениям, ранее заинтересовавшим отдельных студентов. Тут же ребята принялись сбиваться в некие временные группы – научились действовать командно, разделяя процесс на операции.

Дядя Эдик решил возвратиться в свой Кембридж и звал с собой Аптекаря. Сказал, что стипендии от эсквайра Корна им на двоих хватит. Но папенька возразил. Сказал, что у него достаточно средств, чтобы прокормить двоих студентов, и выделил Аптекарю отдельную стипендию. Он частенько удивлял меня и раньше, но тут поразил до глубины души. Похоже, почуял в парне очень полезного человека и решил помочь, рассчитывая воспользоваться его услугами в будущем. Или сыграло то, что своего сына у него нет… я в чувствах не очень много понимаю. Так я Аптекарю четко сказал, чтобы навалился на медицину, потому что