Дмитрий Леонтьев - Легенда о Королях

— Хорошая притча, — согласился я. — И?..

— Над рыцарями короля Артура будут часто смеяться, — задумчиво предрек Патрик. — Чувства вообще скоро станут объектом насмешек для всего логичного, рассудительного, выгодного… Вера, Надежда, Любовь… И все же где-то в глубине души самый отпетый вор и негодяй будет жалеть об утраченных мечтах детства и будет знать, что накопленные им связи и богатства, власть и престиж лежат совсем в иной области, нежели преданность, верность, честь… И после рыцарей Артура воины уже не будут отождествляться только с яростью боя, крепостью мускулов и бездушным механизмом службы. Рыцарь будет ассоциироваться с романтикой и любовью, ветром странствий и честью. А вы просто строите разумный механизм управления… Как вас и просили.

— Наверное, вы правы, отец Патрик. Но разве я поступаю неправильно?

— Этого мало! Вы все делаете отлично, сир. Но… Вы как-то рассказывали мне о своем кумире, у которого и взяли манеру построения государства. Какая-то странная фамилия у него была…

— Сталин.

— Вот-вот… Он взял все лучшее: экономику, армию, даже идеологию, идентичную Новозаветной. Вы говорили, что он учился в семинарии?

— Да.

— Тогда понятно… Да, он тоже делал все правильно. Защищал страну, учил людей мечтать, приветствовал книги и спектакли о дружбе, верности, доблести… Вот только одну «маленькую» деталь он убрал из этой идеологии — Бога. И все рассыпалось. Если из любой идеи убрать Бога, правильная точка отсчета будет потеряна, и все здание рухнет.

— Так любил начинать свои формулы один гений, — вздохнул я. — «Допустим, что Бог существует, в таком случае скорость света будет равняться…» Из учебников убрали это начало.

— И понятия о добре и зле перемешались, — понимающе кивнул Патрик. — Черное уже не черное, белое — не совсем белое… Все перемешано, всему есть оправдание… Это происходит, когда люди забывают о Боге. Просто помните, что есть добро и есть зло. Помните, что черное — это черное, а белое — это белое. И всегда называйте вещи своими именами… Каждый сам выбирает, кому служить. Денница, может, и выполнит свои обещания, но… Вы просто будете жить. По заведенному порядку, как лошадь по кругу. Бог же дает человеку то, что ему на самом деле нужно. Любовь, мудрость, дорогу. А дорога Денницы — это всего лишь дорога сновидений. Один из отцов Церкви сказал: «когда я перестаю молиться, со мной перестают происходить случайности и совпадения». Понимаете? Бог дает нам возможности. Двери, которые мы можем открыть, а можем и пропустить. Но Он нам их дает. Дьявол ведет нас по нужному ему пути… И еще одно… Леди Гайя… Она — истинное сокровище Аввалона.

— Это я знаю, — согласился я. — Это я очень хорошо знаю, отец Патрик…

— Вы почти построили самое сильное и обеспеченное государство на земле, но… если бы вы приложили еще столько же сил и времени, не исключено, что вы могли бы построить Любовь… И быть счастливым…

— И это я тоже знаю… Я надеюсь, что я еще не потерял этот шанс, отец Патрик.

— Это — равнозначные подвиги. Поверьте, Максим… А теперь — прощайте. Не провожайте меня. Вряд ли нам суждено увидеться вновь, но я буду молиться за вас. Удачи вам, ваше величество…

Я с интересом разглядывал легендарную супругу короля Артура — «воплощенный символ рыцарских мечтаний» и «самую романтическую королеву Британии», воспетую в сотнях песен и баллад. И мне нравилось то, что я видел…

Вот только «доброй» и уж тем более «христианской» мою радость назвать было нельзя. Я хорошо знал подобный тип женщин. Это была типичнейшая представительница моего времени — «женщина-кошка». Нет, не та «пантера», в шкуру которой так любят рядиться подвыпившие в ресторанах дамочки, и не та жестокая, бессердечная хищница, на зубах которой хрустят кости зазевавшегося жирного голубя. Это был самый страшный, самый беспроигрышный вариант — «женщина-котенок». Внешне наивная, игривая, легкая и беззаботная, вызывающая непреодолимое желание защитить, погладить и обогреть. И мудрые, покрытые сединой и шрамами мужчины снисходительно, раз за разом, объясняют «глупышке» ее ошибки, готовые защитить ее от тех негодяев, из постели которых раз за разом вытаскивают свое «пушистое чудо». Они и впрямь не играют, эти «наивные создания». Они просто так устроены. Они привязываются к дому, а не к человеку, но любят, когда их гладят, кормят, холят и лелеют. Жизнерадостно бегают за бантиком на веревочке, не взирая на руку, которая держит игрушку. При этом тщательно ухаживают за собой, грациозны, умны, и никто ничего не сможет поставить им в упрек, ибо их образ жизни — их суть.

С такой женой мой враг больше не нуждался в моей ненависти. Она нашла свое воплощение в этой грациозной, по-детски беззащитной и наивной «легенде Британии».

— Как же я рад вас видеть, леди Гвиневера, — искренне возвестил я. — Одним своим видом вы сумели поднять мне настроение и скрасить этот серый день.

— Благодарю вас, ваше величество, — нежным голосом произнесла она. — Какой приятный комплимент…

Угнетенного состояния «похищенной принцессы» на ее лице я не замечал. Сидевший рядом с ней самодовольный сэр Мелвис небрежно ласкал левой рукой ее белокурые локоны, а она смотрела на него своими огромными голубыми глазами так, словно все это уже повторялось вчера, позавчера, и десять лет назад.

Красавицей я бы ее не назвал, но это, скорее, дело вкуса. Стройная, очень грациозная, с по-детски округлым личиком и ясными-ясными глазами, она казалась такой неземной, такой воздушной, что только теперь я понял, почему ей дали имя Гвиневера, что в переводе означало «Белый Призрак».

— Леди Гвиневера, а вы, часом не Овен по гороскопу? — не удержался я.

— Простите, ваше величество?

— Когда вы родились?

— Первого апреля.

Моргана понимающе улыбалась. Мерлин вздохнул, украдкой скосив глаза на свою рыжеволосую подругу.

— Сэр Мелвис, не обделяйте свою даму вином, — радушно попросил я. — Леди Гвиневера обожает хорошие вина.

— Откуда вы знаете, сир? — удивилась она. — Мы же с вами не встречались раньше?

— А музыка? Вам нравится музыка?

— О, это была чудесная идея — заставить музыкантов играть во время пиршеств! — с энтузиазмом воскликнула она. — К сожалению, в Камелоте так редко звучала музыка, а я просто обожаю танцевать…

— Сегодня, королева, мы устроим танцы специально для вас, — поклонился я. — Пейте, танцуйте, ни в чем себе не отказывайте — здесь вас никто не будет осуждать.

— …Бесподобно! — прошептал я, наблюдая, как раскрасневшаяся от вина и танцев Гвиневера расточает улыбки окружавшим ее кавалерам. — Как вы находите нашу прелестную гостью, леди Гайя?

— Вы — умный человек, ваше величество, — тихо ответила она. — И видите все сами… Мне только за вас обидно.

— За меня?! — изумился я. — А за меня-то почему?

— Вы позволили злорадству заполнить ваше сердце. Не думаю, что вам самому понравился бы человек, ликующий при известии о появлении у короля Артура смертельной болезни.

— Это не болезнь, — возразил я. — Артур — взрослый и сильный мужчина. Если ему захотелось сделать из себя шута…

— Я говорила о вас, — напомнила она. — Вы всегда вели себя достойно. И называли вещи своими именами. Вы знаете — кто эта женщина, но молчите… И радуетесь.

Я хотел было возразить, но тут Мерлин, до этого тихо сидевший рядом с Морганой, неожиданно вскинул голову, словно прислушиваясь к чему-то, и уверенно сообщил:

— Король Артур приближается к Волчьим Воротам. Через полчаса будет у Перевала.

— Я хочу это видеть! — вскочила на ноги Моргана. — Сир, вы разрешите?

Я посмотрел на Гвиневеру. Ни радости, ни испуга — лишь легкое выражение задумчивости промелькнуло на лице красавицы. Зато не на шутку всполошился сэр Мелвис:

— Ваше величество! Вы же не допустите?! Вы же обещали!..

И тут мою руку накрыла невесомая ладошка леди Гайи. Это было так неожиданно, что я вздрогнул. Покосился на нее, но королева склонила голову и я не мог разглядеть выражение ее лица, а потом и вовсе убрала руку, так и не проронив ни слова. Помолчав, я поднялся.

— Пойду, встречу гостя, — сказал я. — Один. Продолжайте веселиться.

— Ваше величество! — в один голос вскричали Мелвис и Моргана, но я жестом отмел все возражения и покинул пиршественный зал.

… Сквозь туманную зыбь портала я наблюдал, как, оставив свиту, Артур пешком преодолевает разделяющее нас расстояние. Шлем и щит он оставил оруженосцу, показывая мне, что идет исключительно для переговоров. Впрочем, учитывая невозможность преодоления портала без моего разрешения, это был, скорее, жест доброй воли.

— Здравствуй, — сказал он, останавливаясь в паре шагов от меня.

Окно портала слегка смазывало его лицо и фигуру, словно я смотрел сквозь толстый слой медленно текущей воды, но бессильную ярость на его лице разглядеть все же не составляло труда.