Михаил Ланцов - Россия Молодая. Том 1

— Мне кажется, мой друг, вы его демонизируете. Разве так может вести себя мужчина двадцати одного года от роду?

— По нашим сведениям, за ним стоит орден иезуитов. И уж поверьте, они могут намного больше. Это искушенные интриганы. Скорее всего, именно они и оберегали своего сторонника от попыток отравления.

— Но ведь они католики!

— Мы не знаем условий их дружбы.

— Иезуиты…. Да уж, не самая радостная новость. Я думал, что они играют значительно меньшую роль в этой игре.

— Не только вы, мой друг.

— Если началась борьба за Петра, то ради чего? Надеетесь, что он выступит против Священной Римской Империи?

— Насколько мы смогли его узнать — нет. Это исключено. А вот вывести его из игры на какое‑то время попытаться стоит. Буквально месяц назад мы смогли завершить первый раунд переговоров и добиться обручения Петра с дочерью Яна Терезой. Первоначальное приданое этой девушки составляло пятьсот тысяч талеров, что, согласитесь, немало. Однако царь стал хоть как‑то нас слушать, только когда сумма перевалила за миллион, а согласился жениться лишь при обязательстве уплаты ему двух.

— Сколько?! — Ошалело переспросил осман. — Двух миллиона талеров[46]?

— Именно. Само собой у Яна таких денег не было и нам пришлось ему помочь. Однако мы нащупали слабое место Петра. Он, как оказалось, очень жаден и любит деньги, ради которых пойдет на многое. Даже на настолько неудобный и совершенно ненужный ему брак.

— Когда намечена свадьба?

— В следующем году. Тереза уже переехала в Москву, и сейчас готовится к принятию православия.

— Я так понимаю, вы хотите Петра втравить в борьбу за престол Речи Посполитой? — С улыбкой произнес осман.

— Именно, — ответил француз. — Главное, чтобы он завяз в этом гнилом болоте как можно глубже, лишив Вену сразу двух союзников. И вот тогда мы с вами сможем отыграться и разбить Священную Римскую Империю.

— А вы не думаете, что Петр может справиться?

— С чем? С наведением порядка в Речи Посполитой? Это исключено!

— Хм… возможно вы и правы. Но если так, то Петр может и отказаться от дележа. Свои два миллиона талеров он уже получил.

— В Речи Посполитой довольно сильны позиции ордена иезуитов. А в Москве, как мне кажется, решение принимает совсем не Петр.

— Вот как? — Усмехнулся осман. — Тогда да, у нас есть шансы. Но Порте не хватит нескольких лет, чтобы привести армию и флот в порядок.

— Мы это прекрасно понимаем, — кивнул француз. — Поэтому мой король уполномочил меня пообещать вам много французского оружия и пару сотен офицеров, которые подтянут ваших бойцов.

— Это будет замечательно…

— О чем сказал наш французский друг? — На визитера уставилось два десятка умных глаз.

— Он просил нас поскорее завершать войну.

— Значит Ахмед…

— Да. Потому как его брат не успокоится, пока не обожжется.

— Что еще он сказал?

— Порадовал нас тем, что Франция постарается вывести из игры Россию и Речь Посполитую, а также пообещал много хороших фузей, пушек и офицеров для подготовки нашей армии. Ведь скоро новая война…

— Ты веришь ему?

— Им нужно, чтобы в подходящий момент мы атаковали Вену с юга. Поэтому да, до этого момента — верю. Но как они поступят дальше — не представляю. Все слишком неопределенно.

Глава 3

Петр прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки музыки Большого сводного оркестра. Играли «Прощание славянки», которую в этом мире знали под скромным названием «Пехотный марш». Совершенно резонирующая и непохожая на все современные концу XVII века военно–музыкальные композиции, она оставалась такой же сильной и мощной, несмотря ни на что. Сколько раз он ее уже слышал в столь разных ситуациях, что и не перечесть, но запомнился больше всего тот, по радио, в мае девяносто шестого… в своей первой жизни, когда лежал с тяжелым ранением в больнице…

— Государь, — обратился к нему Меньшиков, — тебе плохо?

— А? — Очнулся Петр, скользнув взглядом на крепкую, рослую фигуру князя, не в пример тех образов, что рисовались в фильмах. — Просто воспоминания. Они иногда тяжелы. Что у нас тут? Я ничего не пропустил?

— Вошли первая и вторая пехотные бригады, третья втягивается, — кивнул он на последние аккуратные ряды в темно–синих мундирах и черных лакированных шлемах при латунной оправе.

— Хорошо, — кивнул Петр, уже оправившийся от приступа неуместных воспоминаний.

Прошло еще несколько минут, и «Пехотный марш» сменился «кавалерийским». За ними последовали «артиллерийский» и «военно–морской».

Петр покосился на трибуну, забитую европейскими гостями из Франции, Дании, Речи Посполитой, Австрии, Саксонии и прочих государств. Очень неоднозначная реакция. С одной стороны они не привыкли видеть такую тусклую армию без пышных украшений и невнятной, но пафосной одежды. Войска Петра не производили впечатления успешных солдат. Где кружева? Перья? Леопардовые шкуры? Золотое шитье и пышные шляпы? С другой стороны — аккуратная, добротно пошитая крепкая форма, сидящая на каждом бойце безукоризненно. Хорошие сапоги единого образца. Каски из черненого чепрака с латунным убором. Ремни, ранцы, портупея и прочее снаряжение, вызывающее интерес. Превосходное оружие самого современного вида. Гости находились в смешанных чувствах…

— Видишь Сашка, как напряженно лоб морщат, — усмехнулся Петр. — Все никак не отойдут от мысли, что армия может быть не только лишь пугалами ряжеными, но и дельным чем выглядеть.

— Но поймут ли?

— Поймут. Красоту формы делают не кружева с леопардовыми шкурами, а победы. Первая уже легла к нашим ногам. Не за горами и иные. Раз, другой, третий, а потом уже и посмотрим.

— Так что же? Мы теперь после завершения каждой войны будем такое торжество учинять?

— А почему нет? Народ должен знать своих героев. Вон, глянь, сколько обывателей уже набилось по краям площади. Да на крышах сидит. И по ходу частей стояло. Такие торжества нравятся людям. Так они чувствуют некую причастность к великим ратным делам, которые хоть и творятся где‑то вдали, но так становятся ближе, наполняя их сердца радостью и гордостью.

— Если так, то отчего мы каждый год подобным горожан не балуем?

— Думаешь? А что, дело хорошее, — кивнул Петр, вспоминая в какой замечательный культ обратилось «Девятое мая» для всех здоровых сил советского и постсоветского общества. — Так и порешу. Каждый год первого мая праздновать в честь армии и флота России. Жаль, что не девятого… хотя, не суть.

— Девятого? — Удивился Меньшиков.

— Да не обращай внимания, — улыбнулся Петр, — просто захотелось мне вдруг, чтобы праздник был девятого мая, а не первого. Но чего уж тут менять. И первого хорошо.

А армия тем временем завершила втягиваться, выстраиваясь, согласно заранее размеченным участкам на брусчатке.

Музыка утихла. И генерал–полковник Патрик Гордон на белом скакуне, приблизился к главной трибуне — к Петру, дабы рапортовать о том, что его приказ выполнен, Крымское ханство разгромлено и так далее. Коротко. Лаконично. С общей сводкой потерь убитыми и ранеными, а также нанесенного ущерба противнику в аналогичном выражении. Причем без особенной спешки, дабы переводчики успели донести его слова до послов европейских держав.

Глава 4

По небольшой дороге к пригороду Москвы катилась несколько необычная пролетка, выбивавшаяся из общего вида странным поведением на дороге — она очень умеренно «козлила». Да и «на глаз» отличалась. Во–первых, сразу обращали на себя внимание чудные металлические колеса с массой спиц и резиновой покрышкой. Во–вторых, внимательно присмотревшись, можно было заметить весьма развитую систему подвески колес. Шутка ли? На дворе разгар конца семнадцатого века, у Петра в личной повозке не только прекрасные стальные рессоры, но и масляные гидравлические амортизаторы, из‑за чего, вкупе с хорошими колесами, стальной сварной рамой и прочими любопытными «фишками» эта пролетка стала объектом самого пристального внимания практически всех послов, прокатившихся в ней. К счастью, они совершенно ничего не смыслили в технике, а потому даже догадаться о том, как все устроено не смогли, лишь облизываясь на желание иметь нечто подобное в своем пользовании.

— Петь, — спросила Анна, задумчиво хмуря лобик рядом, — а ты уверен, что нам нужно спешить с открытием университета? Ведь еще ничего не готово.

— Уверен, — чуть подумав, кивнул царь.

— Но почему? Ведь нас засмеют! Какой это университет? Летний дворец да несколько домиков вокруг. Не знаю как в Париже, но в Оксфорде весьма солидный архитектурный ансамбль. Мы будем на его фоне выглядеть бедными родственниками.