Японская война 1904. Книга 3 - Антон Дмитриевич Емельянов

вроде бы я ему тоже. Но Николай честно сказал, что ему не дадут на мне жениться. У его родителей были планы на кого-то более богатого и влиятельного, но… Теперь мать пишет, что все проблемы решены. Они договорились, и меня будут ждать в столице.

— А ты?

— Хочу отказаться. Я…

— Да, я знаю, кого ты любишь, вот только… Вы ведь даже ни разу не говорили об этом.

— А я видела, как он на меня смотрит. Он еще не понимает — мужчины в некоторых делах не очень сообразительны — но я ему нравлюсь. И, главное, он видит во мне не только женщину, он видит во мне человека. Он верит в меня, в мой ум, в мою волю.

— А еще он верит в своих солдат. Знаешь почему? Он — военный! И он всегда таким будет. Знаешь, я пыталась собрать о нем информацию для тебя, так вот до этой войны он был никем. Пустое место, на которое и смотреть-то неприятно.

— Прекрати!

— А ты заставь меня! Спроси кого хочешь — именно таким он был. И на того старого Макарова ты бы даже не посмотрела. Но большая война его изменила, именно она сделала ему имя, так как ты думаешь, он когда-нибудь откажется от нее? Вернется домой? Сможет стать хорошим отцом вашим детям? Или будет сбегать из дома ради даже самой ничтожной возможности стать собой? Поверь, я знаю, о чем говорю. У меня дядя такой же, и его жена… Он никогда не выглядела по-настоящему счастливой.

— Значит, ты считаешь…

— Макаров — человек войны, он принадлежит только ей. А ты должна думать о себе, о твоей семье, которой бы, кстати, не помешали ни деньги, ни влияние Юсуповых. И еще… — Тамара на мгновение задумалась над только что пришедшей ей в голову мыслью. — Если тебе так нравится Макаров и то, что он делает, подумай, как бы ты смогла ему помочь. Не как невеста, а как новая Юсупова — это же совершенно другие возможности.

Девушки болтали еще почти час, но потом княжна все-таки выставила подругу. Что бы она ни решила, ей нужно было выспаться и набраться сил, чтобы завтра снова гонять врачей и медсестер, ругаться с интендантами, проверять все бумаги и улыбаться раненым. Еще один обычный день…

* * *

Сегодня я опять не спал. Первую половину ночи просто ждал, потом следил за вылазками на тот берег, которые спланировал Шереметев. Японцы тоже готовились к чему-то такому, но просто не успели среагировать. Обстрел, высадка первых групп, зачищающих плацдарм, а потом все быстрее и быстрее мы наращивали группировку на южном берегу Сяошахэ, готовясь встречать контратаку японцев. Но ее не было… Разведгруппы расходились во все стороны в поисках противника и только через час они смогли наткнуться на дозоры 1-й армии Куроки и доложить.

— Японцы отступают, — передал сообщение с голубятни лично Ванновский. — Начали отступать в начале ночи, и мы только чудом сели им на хвост.

— А что Иноуэ? — я тут же вспомнил про 12-ю дивизию, которая все это время сидела у нас в тылу словно заноза. — Они ее бросили нам на съедение? Что говорят наблюдатели на севере?

Еще полчаса неизвестности, но потом понеслись доклады и с того направления. 12-я дивизия тоже уходила, откатывалась в сторону большого Китая и невольно ставила под удар нашу группировку в И-Чжоу. Иногда слишком хорошо — это даже плохо.

Глава 15

Хикару Иноуэ был очень зол. Он прорвался через позиции самого Макарова, он заставил бежать из Ляояна Куропаткина, он в отрыве от основных сил и снабжения целую неделю удерживал в напряжении всю русскую армию! А остальные генералы просто не смогли добить остатки русских. И вот теперь им приходится уходить — даже бежать, словно крысам — через Китай.

— Хикару, — задумчиво повернулся к нему Катиширикава, — а вот ты на месте Макарова смог бы так собрать всех оставшихся и самому пойти в атаку?

— Восхищаетесь им?

— Он — сильный враг. Врагом не восхищаются, но у него нужно учиться. Так все-таки, ты бы смог?

— Нет, — честно признался Иноуэ.

— Не хватило бы решимости ударить вдоль линии фронта? Или не смог бы о таком подумать?

— Смог бы… Но не решился бы. Просто потому что знал бы, что не смог бы собрать армию как он.

— Но, если не разума и не решимости, чего бы тебе не хватило?

— Не мне, — Иноуэ отвел взгляд. — Японскому солдату… Наши воины стреляют лучше русских, у них лучше дисциплина и готовность идти до конца, но… Если бы фронт развалился, наши солдаты растерялись бы. Превратить их снова из обычных людей в воинов стало бы невозможно. Даже ради победы, даже ради спасения жизни они бы не стали слушаться того, кто по факту не имеет права командовать. Понимаете, мы разные, и Макаров умеет использовать это.

— А я читал записки того английского наблюдателя, Гамильтона, что ходит с армией Куроки, и он пишет, что именно мы — нация воинов. А русские — слишком мирные, слишком пассивные.

— И это правда! — яростно согласился Иноуэ. — Мы — воины, война — это порядок, и когда его нет, солдаты теряются. Вот проблема. Русские же из-за своей пассивности просто не могут отдаться панике с должной энергией, и любой сильный лидер снова может собрать и повести их за собой.

Он говорил и сам в глубине души не верил себе. Разве не глупо это: признавать силу врага за слабость? Но сказать что-то другое было слишком сложно. А тут еще и очередные неприятные новости. Дозорные заметили, как в их сторону выдвинулся один из полков Макарова, стоявший до этого в Ляояне.

— Загоняют нас вглубь Китая, — заметил Катиширикава. — Интересно, зачем?

— Не хотят, чтобы мы смогли ударить им во фланг, — ответил Иноуэ, продолжая размышлять. — И, скорее всего, они будут преследовать нас, пока мы не отойдем за железную дорогу до Инкоу. Было бы разумно не дать нам ей воспользоваться.

— Но тут только один полк. Разве мы не можем его разбить? Если ударить, как вы умеете…

— Мы, скорее всего, победим, — кивнул Иноуэ. — Но при этом останемся в тылу у русских, без снарядов, почти без патронов, с