Денарий кесаря - Анатолий Федорович Дроздов

как будто совершил нечто предосудительное, не захотел делиться впечатлениями от боя, о чем его умоляли женщины.

— Как ты решился? — спросил отец, когда сирийки обиженно умолкли.

— Не знаю, — вздохнул Аким. — Это был порыв.

— Тебя соблазнили деньги?

— Нет. Долг я вернул бы и так. Мне не понравилось, что зарезали Фрака. Его можно было не убивать…

— Поэтому ты только ранил Прокула?

— Да.

— А если б Пульхр приговорил его к смерти?

— Ты задаешь трудный вопрос, сенатор! — снова вздохнул Аким. — Отвечу так: я не хотел бы этого…

Пир был в разгаре, когда появившийся в триклинии Ахилл сказал, что Акима просят спуститься в перистиль.

— Кто? — удивился отец.

— Какая-то важная особа. Богатые носилки, которые доставили восемь рабов.

— Женщина? — ревниво вскочила Лейла.

— Со мной говорила женщина, — подтвердил Ахилл.

— Вот она, слава! — улыбнулся отец.

— Да я ей!.. — Лейла схватила со стола кубок.

— Успокойся, девочка! — Аким обнял сирийку и нежно чмокнул в губы. — Я только выпровожу эту старуху и вернусь.

— Вдруг она не старуха… — обиженно протянула Лейла, но Аким уже шел к двери. Я не утерпел и побежал следом. Мой порыв заразил остальных — позади послышался шум отодвигаемых селл…

В тот вечер я выпил много вина и был бесцеремонен. Отец, женщины и рабы остались на ступеньках, я же оказался в двух шагах от Акима. Зато они только видели, а я и слышал.

Цветной полог носилок отдернулся и наружу вышел… Прокул! Левая рука его была в лубках и подвешена к шее на широком куске материи. В правой руке гладиатор держал тяжелый кожаный мешок. Наверное, Аким изумился не менее меня, потому что Прокул, глянув на него, усмехнулся.

— Принес тебе деньги, которые обещал, — сказал он, вручая мешок Акиму. — Ровно тысяча денариев.

— Мог передать с посыльным, — сказал Аким.

— Мог, — согласился Прокул, — но я решил сам. Хотел поблагодарить тебя.

— За что?

— Когда стоял на коленях в амфитеатре, то решил: напишу проклятие на табличке и положу ее в гроб самого плохого человека, которого будут хоронить в ближайшие дни. Покойник доставит проклятие в Гадес — и тебе не жить. Но оружейник сказал мне, что ты отказался брать цеп с шипами, чтоб не убить меня. Благодарю.

Аким молча кивнул.

— Прорицательница в Кумах сказала мне, что я одержу тридцать девять побед на арене, а сороковой противник одолеет меня, — продолжил Прокул. — Тогда я был совсем молод и цифра «тридцать девять» казалась мне невероятной — я мечтал о десяти, максимум двадцати победах. Когда же до тридцати девяти осталось немного, я не захотел останавливаться. Мне нравилось побеждать, и я решил обмануть судьбу. Поэтому вызвал соперника в амфитеатре. Трудно было ожидать, что среди зрителей найдется равный мне по силе…

— Вдруг не нашлось бы смелого?

— Кто-нибудь да не утерпел! — ухмыльнулся Прокул. — Люди жадны до денег. Не откликнулись бы на тысячу, предложил две… Но боги покарали меня за дерзость…

Аим промолчал.

— Хочу спросить тебя… — нерешительно сказал Прокул после паузы. — Мой меч… Я видел, как он летел тебе прямо в шею…

— Подними камушек с дорожки!

Прокул удивленно двинул бровями, но повиновался.

— Теперь брось в меня! Ну же!

Я стоял не за самой спиной Акима, а чуть в стороне, поэтому хорошо разглядел, что случилось потом. Брошенный Прокулом камешек словно наткнулся на невидимую преграду перед лицом Акима и бессильно упал на дорожку.

— Я понял! — охрипшим голосом сказал Прокул, склоняясь. — Ты бог! Прости мне дерзость. Скажи свое имя, и я принесу тебе жертву! Самую богатую!

— Достаточно, если поклянешься не убивать!

— Никогда более! Я сам решил оставить ремесло гладиатора. Женюсь на вдове сенатора, — Прокул кивнул на носилки. — Она давно умоляла меня, даже сюда не пустила одного — думала: я иду к женщине… Ее родные не одобрят этот брак, поэтому уедем на Сицилию — там у Лукреции большое поместье. Теперь я спокоен: на арене не было равных мне соперников, и ты подтвердил это. Быть побежденным богом — не позор. Боги ревнивы и мстят людям, когда они возвышаются… Прощай! — Прокул еще раз поклонился и пошел к носилкам.

Аким пожал плечами, и все вернулись в триклиний. Здесь Аким сразу вытряхнул на стол половину тяжелого мешка.

— Возвращаю долг! — с этими словами он придвинул серебро к отцу.

Тот запустил руку в груду монет, зачерпнул горсть и стал рассматривать, быстро двигая денарии на ладони. Я вдруг понял, что ищет отец. И смутился.

— Я заплатил за тебя триста сестерциев, — сказал отец, ссыпая денарии обратно. — Это семьдесят пять денариев. Здесь втрое больше.

— Ты купил мне одежду, приютил в своем доме, кормил, поил…

— Все равно не больше ста, — возразил отец и ловкими движениями пальцев, как то умеют делать только монетарии, отсчитал деньги. — Остальные забери.

— Плохая примета! — не согласился Аким. — Эти поделим! Половина женщинам на приданое, другая — тем, кто так ревностно служил нам, — он оглянулся на Ахилла.

— Ты и без того сделал меня богатым, господин.

— Как? — удивился Аким.

— В амфитеатре, когда ты вышел на арену, против тебя были ставки двадцать к одному. Я поставил все, что у меня было — тысяча сто двадцать сестерциев.

— Пять тысяч шестьсот денариев выигрыша! — охнул отец. — Ты уверен, что их отдадут?

— Я предупредил, что ставлю от имени Юния. Мало кто в Риме рискнет связываться с ним. Половину мне уже отдали, вторую принесут завтра.

— Почему ты решил, что победителем буду я? — сощурился Аким. — Никто не верил! Даже сенатор…

— Ты любимец богов. А может и сам бог.

— Второй раз слышу это! — развел руками Аким. — Сначала Прокул… Вы сговорились?

— Ты несешь радость и счастье добрым людям и сурово наказываешь злых. Ты сломал руку Прокулу, убившего гладиатора из тщеславия, а он, вместо того, чтоб озлобиться и нанять убийц, сам принес тебе деньги и поклонился. Ты устроил судьбу бедных женщин и за несколько мгновений даровал свободу мне и брату.

— Кто твой брат?

— Афинодор… Родители продали нас маленькими, потому что в доме не было еды. Нас долго учили в школе, потому что ученый раб стоит много дороже. Юний приобрел нас для канцелярии императора, и с тех пор мы приберегали каждый сестерций для выкупа. Государственному рабу не нужно ждать милости хозяина, достаточно заплатить. Нам удалось скопить две тысячи сестерциев, а нужно четыре. Теперь мы свободны и богаты. Завтра я внесу деньги в казну и пойду присматривать себе дом. Через его порог я перенесу жену, и у меня будет семья.

— Невеста есть?

— Сидит напротив тебя. Это Мариам.

Я ошарашено посмотрел на свою