Военкор 2 - Михаил Дорин

Как только Юля вернулась, она рванула ко мне.

— Лёша! Ты вернулся! — она буквально влетела в мои объятия, обхватив руками за шею.

Я крепко прижал её к себе, почувствовав, как она вздрагивает.

— Не думал что скажу, но соскучился, — тихо проговорил я ей на ухо.

Юля отстранилась, посмотрела на меня радостными глазами.

— Я тоже скучала. Очень. Думала, что больше не увидимся!

— Да брось ты! Как говорил мой дед — земля круглая, за углом встретимся, — улыбнулся я.

Юля ещё раз меня крепко обняла, и поцеловала.

— Ты надолго? — почти шёпотом, спросила она.

— Как получится. Пока не знаю, но на ближайшее время точно здесь. Кстати, сегодня вечером в солдатском клубе концерт. Пойдём вместе? Говорят, артисты из Союза приехали.

Юля только прижалась крепче ко мне.

— Конечно, пойдём.

Как это часто бывает, клуб «накрылся». Что-то со светом и проводкой.

Поэтому политотдел, прибегнув к испытанному способу, организовал сцену из двух грузовых машин.

Приехавшие из Союза артисты выкладывались на полную — гремели песни, шли танцевальные номера.

Солдаты, офицеры, они все без исключения с жадностью впитывали в себя кусочек родного, мирного Союза, словно глоток свежего воздуха посреди афганского пекла.

На площадке чувствовалось какое-то невероятное единение. Кто-то тихо подпевал, кто-то смотрел на сцену с влажными глазами, наверное, вспоминая дом и близких. На мгновение война для всех нас словно исчезла.

Юля прижалась ко мне, положив голову на плечо, и я чувствовал тепло её ладони, лежавшей в моей руке.

— Хорошо… — прошептала она, глядя на сцену, где девушка в блестящем платье пела о доме и родине.

— Очень, — согласился я, слегка сжав её пальцы. — Когда видишь такое, хоть ненадолго забываешь, где находишься.

Я обнял её ещё крепче.

Песня закончилась, и вся площадка взорвалась аплодисментами. Артистка раскланялась и сошла со сцены, а следом вышли несколько человек в форме «эксперименталке». У каждого есть награды, в том числе я заметил и знак «Воина-интернационалиста».

Видимо, в этой реальности он появился гораздо раньше.

— А теперь, дорогие товарищи, для вас звучит песня, которую знают и любят все советские солдаты.

И в этот момент на площадке перед сценой воцарилась тишина. Такое напряжение, будто перед подачей в теннисе. При первых же аккордах песни мне стало понятно почему.

Всё же есть помимо бессмертной «Кукушки» Виктора Цоя, которая ещё даже не написана, и другая песня с таким же названием.

— Я тоскую по родной стране. По её рассветам и закатам. На афганской выжженной земле. Спят тревожно русские солдаты, — пел солист группы.

Эту «Кукушку», как мне помнится, написал Юрий Кирсанов. И пела её группа «Каскад».

Надо было видеть лица наших солдат и офицеров, блеск слёз в глазах девушек и их попытки сдержать эмоции. Действительно эта песня пробивает на эмоции.

Концерт закончился. Солдаты разошлись по казармам, а я пошёл провожать Юлю до её модуля. Шли медленно, не торопясь, словно пытаясь растянуть эти последние минуты покоя и тепла. В воздухе стояла прохлада, и я заметил, как Юля чуть поёжилась. Сняв куртку комбинезона, я набросил её ей на плечи.

— Спасибо, — тихо сказала она, чуть прижавшись ко мне. — Ты скоро снова уедешь?

— Да, но планирую быстро вернуться.

— Буду ждать, Лёш, — она вздохнула. — Ты ведь зайдёшь ко мне сейчас? У меня соседка на дежурстве.

Я не успел ответить, как из темноты внезапно появилась машина. В свете висящего над нами фонаря я узнал машину комбрига Шлыкова. УАЗ резко остановился.

— Кто такие⁈ А! Карелин! Ты чего здесь забыл? — выглянул из машины мой тёзка.

— Идём к модулю с концерта. Провожаю товарища Андрееву.

— Кого⁈ О, Юльчик! — воскликнул Шлыков и открыл дверь.

Дикция у Алексея Вилоровича явно была нарушена. Да и амбре от него исходило сильное.

Подполковник едва держался на ногах, его взгляд был мутным, а голос звучал хрипло и зло.

— Так-так, а почему вы, Андреева, ко мне не заходите, когда я вас вызывал? Хотите, я вас могу проводить? Отпустим Карелина, а⁈

Я шагнул вперёд, загораживая Юлю собой.

— Товарищ подполковник, мы просто идём к модулю. Поздно уже, — спокойно ответил я. — Вам рекомендую сделать точно так же. Сядьте в машину.

Но он шагнул ближе. От него резко пахнуло спиртным, глаза были красные, лицо искажено гримасой неприязни.

— Я у тебя забыл спросить. Воин сирийский! Всё про тебя знаю. Сюда приехал ещё один орден получить, герой?

— Товарищ подполковник, давайте завтра поговорим, вы сейчас не в себе, — также спокойно произнёс я, стараясь сохранить выдержку.

Но он не унимался, шагнул ещё ближе и ткнул пальцем в мою грудь.

— Ты думаешь, если из Москвы позвонили, тебе теперь всё можно? Кстати, у нас тут девчата только за чеки…ну того. А у тебя они есть? Могу занять. У Юли ценник должен быть большой, — рассмеялся Шлыков.

Я почувствовал, как напряглась Юля, её пальцы больно сжали мою ладонь. Я уже не мог сдержаться, глядя в мутные глаза пьяного комбрига.

— Ты лишнего сказал, подполковник. Извинитесь перед девушкой.

— Извиниться? Ты… забылся, корреспондент, — процедил комбриг, тяжело дыша, шагнув ко мне теперь уже вплотную.

— Это ты забылся, подполковник. Извинись перед ней, пока не поздно, — мои слова звучали тихо, но в них звенела сталь.

— Да пошёл ты. И ты иди, ша…

И тут я уже не стал сдерживаться. Каждый получает ровно то, что хочет.

Я резко, от души, врезал ему кулаком в подбородок. Голова комбрига дёрнулась, он пошатнулся и упал на землю, недоумённо глядя на меня снизу вверх.

Тут же из машины выскочил его водитель и кинулся поднимать подполковника. Я его остановил, слегка отодвинув в сторону.

Нагнувшись к Шлыкову, я посмотрел в его глаза. Ощущение такое, что он уже протрезвел после такого апперкота.

— Ещё раз хоть слово скажешь в её адрес, я тебе голову откручу, — предупредил я.

Он молчал, тяжело дышал и глядел на меня. Юля быстро потянула меня за руку.

— Лёш, пойдём отсюда. Прошу!

Я кивнул и развернулся. Больше не оборачиваясь, мы направились к её модулю, оставив комбрига сидеть на песке, погруженного в пьяный туман и собственные мысли.

Остаток вечера прошёл замечательно. После прощания с Юлей