Александр. Том 3 - Олеся Шеллина

— И что это даст? — Мудров нахмурился. — Даже если я увижу, что там действительно какие-то невидимые простым глазом организмы живут, как уже не раз предполагалось, что это даст? Это же… Он замер, а затем медленно произнёс: — Я понял. Вы правы, ваше величество. Это даст ответ на всё. Особенно если в разных раневых жидкостях организмы будут одинаковы. И что помешает мне плеснуть на них тот же спирт и посмотреть, как они отреагируют?

— Вот и я спрашиваю, что и кто вам помешает это выяснить? Только, Матвей Яковлевич, ради всех святых не проводите свои эксперименты во дворце. Приедем в Петербург, я даже профинансирую открытие специальной лаборатории, чтобы вы с другими учёными и врачами поливали этих созданий без помех и чем хотите. При условии, конечно, что вы их найдёте, — добавил я, чтобы немного остудить его пыл.

— Конечно, ваше величество. Я всё понимаю, — и Мудров поклонился.

— Вот и отлично, что понимаете. Да, вы разработали правила для слуг на кухне? Чтобы руки мыли и вообще всё мыли, разные доски использовали, и ни дай им бог больным к продуктам подойти, что на стол пойдут? — задал я интересующий меня вопрос.

— Да, ваше величество, — ответил Мудров. — И теперь я теряюсь в догадках, как этот опыт с дворцовых кухонь перенести на другие, особенно на те, где многим людям еду готовят?

— Сперанского подключите. Он должен тренироваться внедрять законы и правила в массы так, чтобы они соблюдались, — ответил я ему. — И, Матвей Яковлевич, когда эти правила в виде приказа составите, а я подпишу, то проверять пойдёте в Институт благородных девиц. Там всё равно скоро изменения в программе для воспитанниц начнутся. Так что для них одним изменением больше, одним меньше, уже не принципиально будет.

— Слушаюсь, ваше величество, — и Мудров снова поклонился. — Я могу идти?

— Идите, — я отпустил его и подошёл к окну.

Лиза и дети всё ещё гуляли в парке. Присоединиться к ним, что ли? Всё, решено. На сегодня дела закончены, всё равно ничего больше не соображаю. Пойду в снежки с Колей и его новым приятелем поиграю, детство вспомню, дам порадую да голову переключу. Может, соображать лучше начну. И я решительно вышел из кабинета.

Глава 2

В гостиную Елизаветы Александровны Демидовой, в девичестве Строгановой, вошёл высокий темноволосый мужчина. Он был молод, хорошо одет, а тонкие черты лица выдавали в нём человека благородного. Тёмные глаза смотрели открыто, можно даже сказать, дерзко. На него сразу обратили внимание присутствующие на вечере дамы. А Елизавета Александровна наклонилась к своему троюродному брату Павлу и шёпотом спросила:

— Ты не знаешь, кто такой этот Крюков? Что-то я не припомню среди приглашённых этого молодого человека.

— Я знаю, кто он, — ответил Павел немного раздражённо. — Я просил тебя прислать приглашение Леониду Ивановичу Крюкову по просьбе его величества. Наверное, кто-то из любимцев Его Величеств обратился к нему с просьбой об этой незначительной услуге. Возможно, это был Раевский. Николай известен своим мягкосердечием. Скорее всего, это какой-то дальний родственник графа.

— Николай Николаевич мог обратиться ко мне напрямую, — Елизавета Александровна поморщилась. — Неужели я отказала бы в такой малости одному из фаворитов его величества!

— Он решил действовать наверняка. Потому что его величеству уж точно ни я, ни ты, дорогая сестра, не отказали бы.

Сам Павел воспринял эту просьбу, как хороший знак, потому что с коронации Александр больше не обращался к нему ни по одному вопросу.

Павел Строганов нашёл Кочубея и предложил свою помощь в проведении большой ревизии. И вот вчера, когда Кочубей сообщил Александру, что всё готово, его величество обратился к Строганову с этой необычной просьбой.

Кто такой был этот Леонид Иванович Крюков, Павел не знал, про Раевского придумал, но это объяснение показалось ему наиболее правдоподобным. Он передал просьбу сестре и решил пойти на этот вечер из-за странных предчувствий, что мучили его с прошлого дня.

Тем временем Крюков огляделся по сторонам, и к нему выдвинулся Александр Краснов, один из адъютантов его величества. Крюков его о чём-то спросил, и Краснов указал в их сторону. Леонид Иванович поблагодарил своего собеседника и направился прямиком к стоящим в сторонке Строгановым.

— Елизавета Александровна, я не знаю, как благодарить вас за приглашение на ваш чудесный приём, — он склонился в придворном поклоне и припал к надушенной ручке Демидовой.

— Ну что вы, Леонид Иванович, не стоит благодарности, — Елизавета благосклонно ему улыбнулась. Стоящий рядом с ней Павел заметил, что молодой человек произвёл на сестру приятное впечатление.

— Я совсем недавно приехал из глубокой провинции и прошу оказать мне покровительство, назвав ваших гостей, потому что я здесь никого не знаю, — тёмные глаза смотрели на Демидову умоляюще. Елизавета, лукаво улыбнувшись, указала веером на место подле себя.

— Разумеется я вам расскажу о своих гостях, Леонид Иванович. Как я могу отказать протеже его величества? — проворковала Елизавета по-французски, а Крюков слегка вздрогнул, но тут же снова взял себя в руки, расплывшись в милой улыбке.

— Я бы на твоём месте, Лиза, не дразнил Краснова, обращаясь на иностранном языке к русскому дворянину, — предупредил её Павел. — Здесь ещё и Розин где-то должен быть. Они всё время вдвоём ходят.

— О, Паша, это такая малость…

— Тебе напомнить, что меня сослали в деревню только за то, что я родился и вырос в Париже. Как будто я был в этом виноват, — Строганов покосился на Крюкова, притворившегося на время глухим.

— Так ты поэтому отдал своего Сашу в Пажеский корпус, а не отправил учиться за границу? — Елизавета смотрела на брата так, словно впервые видела.

— Саша ещё слишком мал, чтобы отправлять его далеко от нас, — Павел снова посмотрел на Крюкова. — Пойду поздороваюсь с Красновым, — и он, коротко кивнув поклонившемуся Леониду, направился к адъютанту его величества в надежде узнать хоть какие-то новости.

* * *

Леонид Крюков, известный в узких кругах как Лёнька-граф, проследил за Павлом Строгановым и снова обратил всё своё внимание на Елизавету Александровну. Сегодня его отправили на этот вечер, чтобы он показал себя. И Лёнька больше всего боялся провалить простенькое задание: войти в высшее общество, да так, чтобы никто не заподозрил в нём марвихера.

А