Русь. Строительство империи 2 - Виктор Гросов

твоего ума дело, кому тут витать, а кому нет! Ишь, указчица нашлась!

— Так, девки, не ругайтесь, — пришлось мне вмешаться, а то еще, чего доброго, вцепятся друг другу в волосы, как две кошки помойные. — Не время сейчас для ссор, у нас и без того дел по горло. Веслава, коли что надо — в другой раз, а сейчас иди, милая, не отвлекай.

— Ну, смотри, староста, я потом зайду, потолкуем, — не унималась Веслава, сверкнув глазами, и пошла прочь, виляя бедрами так, что у половины наемников слюни потекли.

— Смотри у меня, Веслава, — прошипела ей вслед Милава, прожигая ее взглядом. — Не заигрывай с огнем, обожжешься.

— Посмотрим, кто еще с огнем играет, — бросила через плечо Веслава, не сбавляя шаг, и скрылась за избой.

— Дурдом, — прошептал я.

Вот ведь угораздило меня оказаться в центре внимания. Не хватало еще, чтобы бабы из-за меня передрались. Надо как-то утихомирить этот цветник, пока беды не приключилось.

И тут еще одна мысль в голову пришла, крамольная такая. А ведь я же с тех пор, как сюда попал, ни с одной женщиной-то и не был. Все дела, заботы, война эта бесконечная. А тут Веслава сама напрашивается. Может, и правда, воспользоваться моментом, пока дают? Не век же мне тут одному куковать. Да и девка-то она видная, кровь с молоком. Может, ну его, все это геройство? А с другой стороны, как-то это нехорошо получается. Словно я ее использую.

Надо будет на досуге поразмыслить над этим вопросом. А пока не до того, надо дела делать. Завтра суд над Тихомиром.

Глава 2

День суда над Тихомиром настал. Вся Березовка была похожа на муравьев, которые набежали на на высыпавшийся сахар. Селяне собралась на площади. Лица у всех были напряженные и суровые. Еще бы, такое дело — предательство!

Я стоял на небольшом возвышении — сколоченном из досок помосте, чтобы всем было видно и слышно. Рядом со мной, как два каменных истукана, стояли старейшины Радомир и Любомир. Вид у них был помятый. Они явно не выспались, видать, как и я, впрочем. Оно и понятно, Тихомир-то им не чужой был, все-таки вместе селом управляли, советы держали. А тут такая история некрасивая.

Сам Тихомир стоял в центре площади, связанный по рукам и ногам. Вид у него был жалкий, как у побитой собаки. Глаза в землю упер, молчит. По сторонам не глядит. Да и что ему говорить? Все и так ясно — натворил дел и отвечать придется.

Обвинения так и сыпались: предательство, сговор с врагом, убийство мельника Тимофея, да еще и покушение на убийство Степана. Потянет на хороший срок, если по-современному. А тут, в 968-м, все проще: либо голова с плеч, либо изгнание.

— Да что с ним церемониться, староста? — крикнул какой-то мужик из толпы, сжимая кулаки. — Голову ему с плеч, да и дело с концом!

— Верно, — подхватил другой. — Четвертовать его надо, да потом еще на кол посадить, чтоб другим неповадно было!

— Злой народ, — прошептал я, вздохнув.

Веславу тоже привели, как свидетеля. Стоит, глазки в землю опустила, скромница такая. Но я-то вижу, что не такая уж она и кроткая, как прикидывается. То и дело по сторонам зыркает, а потом и на меня поглядывает украдкой. Ишь ты, какая шустрая. Все не угомониться.

— Веслава, расскажи нам все, как было, — сказал я девушке, строго глядя на нее. — Без утайки, все как на духу.

И она начала свой рассказ, не запинаясь. Такое ощущение, что она заучила все наизусть. Репетировала что ли?

— Да, все так и было, староста, — начала она, глядя на меня, как кошка на сметану. — Тихомир с Прохором снюхались, как две змеи. Они сговаривались вас всех обмануть, Березовку захватить.

— И что они хотели с селом сделать? — спросил кто-то из толпы.

— Золото поделить, а жителей в полон угнать, — ответила Веслава, потупив глазки.

— Вот гады! — закричали люди. — На кол их!

— Ну, и все? — спросил я Веславу. — Все рассказала?

— Все, староста, все, что знаю, — ответила она, но мне показалось, что она что-то недоговаривает.

— Хорошо, — сказал я. — Теперь Тихомир. Есть что сказать? Или и так все ясно?

Молчавший все это время Тихомир, поднял голову. Вид у него был жалкий.

— Виноват я, — прохрипел он. — Попутался, жадность одолела.

— А что ж ты с Прохором снюхался, врагом нашим? — закричал кто-то.

— Хотел как лучше, а получилось вот так, — ответил Тихомир, опустив голову и пожав плечами.

— Вот и все оправдания? Вот так и предают родную землю, да? — закричал мужик с лопатой.

— Ну что, староста, — сказал старейшина Радомир, поворачиваясь ко мне. — Что с ним делать будем? Как накажем предателя?

Вот тут и начался весь тот цирк, в котором мне нужно было сыграть свою роль, правильно расставив акценты, чтобы не наломать дров и не оттолкнуть народ.

Слушал я Тихомира и думал: «Ну что ж ты, старый хрен, натворил-то? Неужели не понимал, что добром это не кончится? Куда ты лез, старый дурак?»

Жалко его, конечно, по-человечески, все-таки человек он, а не зверь. Но и дело он натворил серьезное, тут уж ничего не скажешь. Предательство — оно и в Африке предательство, как ни крути.

Показания Тихомира и Веславы не оставили сомнений — виновен. Что тут еще скажешь? Все ясно, как день. Но тут Веслава, как гром среди ясного неба, вдруг заявляет:

— Не один Тихомир действовал! Был у него сообщник в Березовке! И он среди вас!

Вот тебе и раз! Приехали! Только этого еще не хватало! По площади сразу ропот пошел, будто пчелиный рой загудел. Все сразу заволновались, начали оглядываться по сторонам, друг на друга с подозрением смотреть. Оно и понятно, кому охота рядом с предателем жить, кто знает, что у него на уме.

Я тоже напрягся. Кто же это мог быть? Неужели кто-то из своих? Или она говорила про тех четверых, которые сбежали из степкиного отряда? В голове сразу замелькали лица жителей Березовки. Кого только не перебрал — и кузнеца Тихона, и Радомира, и даже Яшку, посыльного. Но вроде все свои, но, кто