Поворот - Квинтус Номен

менталитет? Я понимаю, что мы что-то от носителя получим, но вот получится ли нам свой менталитет совместить с китайским?

— То есть, ты хочешь сказать, что у нас и выбора нет?

— Выбор есть всегда, но я предпочитаю выбирать лучшее. Ну что, будут иные предложения?

— Если выбирать Россию конца десятых годов двадцатого века, то целиться нужно в Москву, — как не требующий пояснений факт сообщил Навигатор, имеющий даже имя «под профессию»: его звали Нави. — В Сибири какой-нибудь нам просто вместе собраться будет крайне сложно, да и влиять на людей стоит начинать там, где эти люди все же имеются.

После этого все обсуждения и споры закончились, люди все силы тратили на изучении того, что им может в будущем прошлом пригодиться (точнее того, без чего шансы на выполнения поставленной ими перед собой задачи оказывались нулевыми) — и все это время они потратили не зря.

Вообще не зря: всего за полгода Петр сумел в Мотовилихе создать заводик, производящий забавные четырехколесные мотоциклы с гусеницами, которые армия была готова приобретать сотнями — причем по очень интересной (для владельца заводика) цене. Правда, чтобы получить начальный капитал, Петр использовал «профессиональные навыки» Александра, но во-первых, цель оправдывает средства, а во-вторых средства эти Александр «изъял» у банды откровенных душегубов, на счету которых было уже немало сгинувших православных душ. Так что Петр не счел содеянное большим грехом, а заводик за полтораста тысяч продал вообще в течение недели. А теперь, приехав в Москву и обустроившись, он собрался «собирать соратников». Как встретиться людям, которые никогда раньше друг друга в лицо не видели, придумала Ха-Юн, и теперь Петр разглядывал номера «Московских ведомостей»: про его просьбе трактирщик ему принес все листки за последнюю неделю. Петр пытался разобраться, как и за какие деньги в этой газете люди дают объявления — и внезапно его глаза остановились на одном таком. Очень его смутившем:

«Коллекционер приобретет задорого серебряный денарий Гильгамеша. Господ фальшивомонетчиков прошу не беспокоиться, я знаю, как он выглядит. С предложениями обращаться: Москва, Центральный почтамт, до востребования. Предъявителю ассигнации с номером…»

Петра в этом смутило лишь одно: про денарий Гильгамеша объявление должен был давать он сам…

Отец очень сильно избил Зайзат: он на самом деле думал, что девчонка специально больной прикидывается чтобы ее не отдали замуж. Очень сильно избил, потому что ему за дочь предложили и денег много, и нескольких замечательных коней — а теперь все эти богатства уплыли. Но все же убивать он дочь не стал: ведь ей только двенадцать, глядишь, и через год кто-то пожелает за нее калым приличный отдать. Но он не учел одного: спустя десять дней, когда противная девчонка окончательно встала на ноги, она решила, что здесь жить ей уже не нравится. И ушла, никому не сказав куда. Впрочем, это никого уже не интересовало: родная мать умерла уже лет пять как, а отец… его вместе с мачехой соседи вообще нашли только когда из дома, стоящего на краю аула, вонь достигла дороги.

А переодевшаяся мальчишкой девочка, сидя в вагоне едущего в Москву поезда, с долей ехидства вспоминала случившийся с год назад разговор:

— Я бы не хотела попасть в какого-нибудь мужика, — заметила тогда Консуэла.

— Не попадешь, — уверенно ответила ей Ха-Юн, — мозги мужчин и женщин все же различаются, поэтому ты и выращиваешь оба вида клонов. Так что в мужчину ты точно не попадешь…

Правда тогда разговор-то шел только «в одну сторону», но все решили, что и «обратно» все будет происходить так же. Но «не получилось», и девочка с ехидством представляла себе, как миниатюрная Ха-Юн превратится в какого-нибудь мужика-молотобойца на металлургическом заводе. А вот насколько эти мечты могут превратиться в реальность — об этом, скорее всего, до приезда в Москву узнать не выйдет. Да и там… насчет разброса по времени до двух лет Линн был полностью согласен, и он как раз этот аспект по части нацеливание системы переноса информации знал наверняка.

Однако нужно надеяться на лучшее, а подождать… Зайзат забрала все деньги и ценности, имевшиеся в доме, и по ее прикидкам на это можно было в Москве прожить — хотя и довольно скромно — не меньше года. А там и заработать при необходимости что-то наверняка получится, ведь по паспорту (который она сама себе выписала, ненадолго «отключив» сторожа в полицейском участке) она была пятнадцатилетним парнем, носящим вполне христианское имя Георгий…

Господин Сапожников не стал, конечно, писать куда-то «до востребования»: адрес, по которому нужно было обращаться, был зашифрован в номере банкноты. Так что Петр просто несколько дней следил за указанной квартирой (даже комнатой в доходном доме) и выяснил, что там проживает всего один человек: не особо молодой мужчина, вроде бы ничем не занятый. Так что после недолгих размышлений он подошел к этому мужчине, когда тот решил отобедать в каком-то трактире, и задал простой вопрос:

— Извините, мне лицо ваше показалось знакомым… а вы не знаете, где можно найти алтын Лугальбанды?

— А вы… я надеюсь, что такой алтын принесет одна моя испанская знакомая.

— Спасибо. А я вот ищу… денарий Гильгамеша, но пока найти не могу.

— Линн?

— Александр.

— Но ведь это… все понятно.

— Что понятно?

— Мы сначала подумали, что команду система не поняла, и произнесли «поехали» по крайней мере три раза.

— И система успела перезарядиться?

— Вы себе тоже чего-нибудь закажите, а то половой косится. Вероятно да, успела. Возможно, что все три раза… но сколько еще придется ждать… а у меня средств, извините, еще только на пару месяцев…

— У меня есть деньги, я даже дом в Москве купить успел. Так что это вообще не проблема, проблема в том, где искать остальных… и сколько их будет. Я вас первым нашел, так ведь?

— Не совсем. Доедайте, или с собой заберите, тут вам все хорошо упакуют. И пойдем сначала ко мне: я вам хочу показать очень интересное письмо.

— Письмо?

— Да. Я подумал, что вы Линн потому что письмо было, судя по всему, от Нави, а он до Москвы сам добраться точно не может. Но и я ему на помощь уехать не могу: объявления-то, я вижу, работают, а если я уеду… Хотя… я пока и представить не могу, что разговариваю сам с собой, а уж сколько теперь остальных…

— Любезный, заверни-ка мне все это