Второй полёт Гагарина - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

вытянули на орбиту их спутник. Назовите меня пессимистом, но Зимбабве – не самый крутой партнёр из возможных. Те же индусы продвинулись в экспериментах на Луне куда дальше, чем советские учёные и ракетчики, но россияне индусам не особо нужны.

Всё, баста, будущее – в прошлом, как ни парадоксально это звучит. Я – в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом, это моя единственная реальность, а грядущее рождается сейчас, ничего ещё не произошло, мы куём его сами.

Мы развиваем настоящую, лучшую в мире космонавтику. Слово «батут» никому и в голову не придёт.

Я – Гагарин. Пусть лишь чисто внешне и подделка внутри, никто не должен этого знать.

Всё, что знал и читал о настоящем Гагарине, пусть несколько приукрашенное, говорит о незаурядности его личности. Свои способности оцениваю не более чем на средний уровень.

Хорошо. А что необходимо минимально? Полярный лётчик с отменным здоровьем, член КПСС, щуплый и низкорослый, не испугавшийся «испытания новой техники». То есть первый круг отбора кандидатов пройду.

Лидерские качества? Не столь важно, человек-то на орбите один, и ему не нужно отдавать команды Королёву.

Обладатель белозубой улыбки – хоть на рекламу зубной пасты. Могём! Оптимист? Да… Только придётся несколько лет давить свой скепсис, что не очень просто, прекрасно зная, к чему придёт СССР. Только не к коммунизму, обещанному Хрущёвым на восьмидесятый год. Автор обещания не дожил, не услышал упрёков – ну и где? А народ развлекался анекдотами: взамен ранее назначенного коммунизма объявлена Олимпиада.

Очень хотелось курить… Наверняка в тумбочке в казарме запасены папиросы. Но курение вредит, в пятьдесят седьмом этому не придавалось значения. Если брошу, буду здоровее! А значит…

Что я вообще расстраиваюсь? Жабры коротки? Бог, природа или что-то ещё непонятное выписали мне второй шанс. Я должен, просто обязан не только повторить подвиг Гагарина, но двигаться дальше. Что о нём писали... Юрий Алексеевич тяжело перенёс испытание славой, первое время распустил себя, по свидетельству Каманина выпивал, сильно разбился, выпав из окна накануне XXII съезда КПСС, а при попытке вернуться в лётную форму, снова подчинив себе истребитель, нелепо погиб. Уже одно это могу исправить – удержаться от соблазнов, их хватило в моей прежней жизни.

Но, главное, я как журналист в общих чертах знаю основные ошибки, сгубившие лунную пилотируемую программу СССР, потом – программу челноков. Не потому, что умный такой, всё проще, читал многочисленные отчёты специалистов. Сейчас, решись мудрствовать и пророчествовать вслух, услышу лишь одно: крепко тебя Бушнев и Шпанько по голове приложили, иди подлечись ещё. А вот к первому космонавту Земли непременно прислушаются.

Всему своё время. И я нахожусь в весьма удачной его точке.

Глава 2

2

Стылый спортзал. Температура, наверно, не выше семи-восьми градусов. У курсантов нет никакой спортивной формы. Взвод поделился, моя команда, чтоб отличаться, сбросила гимнастёрки и осталась в майках, противники только расстегнули ворот гимнастёрок, на ногах вместо треников и кроссовок красовались обычные сапоги и галифе.

Я – в альтернативном мире. Или альтернативной реальности своего прежнего мира. В чужой личине. Как бы то ни было, выбора и выхода нет. В том числе не могу отказаться от участия в команде, где все принимают меня за Юрия Алексеевича.

- Сейчас отыграемся! – оптимистично пообещал Валик Злобин. – Гагарин с нами.

- Ша, пацаны, - я сделал несколько резких движений, согреваясь, от дыхания валил пар. – Пока не вполне в норме. На меня не сильно рассчитывайте.

Увидел недоверчивые гримасы. Парни Гагарину верят. Тому Гагарину. А я только пытаюсь им стать.

Взял мяч в руки, несколько раз стукнул им об пол, неожиданно ловко получилось. Пробежался по площадке. Похоже, мышечная память включается, дриблинг удаётся. Или всё сложнее, прежний Гагарин наработал нейронные связи в мозгу, связанные с владением телом в игре. Ладно, ребятки, покажем вам плей-офф NBA!

Тяжелее всего давалось взаимодействие в команде. Тело позволило совершать лёгкие и высокие прыжки, перехватывать мяч, адресованный центровому противника под кольцо. Прорываясь к чужому щиту, прекрасно финтил и обводил их защитников. А бросал из рук вон плохо. Что ещё хуже, не держал в поле зрения нашего центрового, пропуская момент, чтоб отдать ему мяч.

Первую пятнадцаминутку мы продули со счётом 19:23.

- Юра, ты носишься как с шилом в жопе. Но бестолково, - на правах друга откровенно влепил Дергунов, мой тёзка. – Что, от больнички ещё не отошёл?

С мордобоя минуло пять дней. Время поблажки, которую мне, не желая того, выписали хулиганы, заканчивается. Если странности в поведении курсанта Гагарина продолжатся, вывод будет один: в башке что-то повреждено. Тут без вариантов: парня, у которого шарики заходят за ролики, в кабину истребителя сажать не стоит.

- Отойду. Открывайся чаще! Я не жмот. Дам бросить.

Мне бы позаниматься одному – покрутить солнышко на турнике, прыгнуть через коня, покидать мячик. Факты, события, имена из прошлой жизни Юры всплывают медленно, неохотно. А рефлексы работают. Мне нужно всего лишь немного времени, но его нет.

- Курсанты! На поле.

Поздно жалеть, что последний раз стучал баскетбольным мячом лет тридцать назад, после предпочитал телевизор. Какие-то навыки вспоминаются, общее представление о правилах есть… Не отдавать же из-за такой чепухи, как обычная групповая игра, право первым подняться в космос!

Наверняка я был единственный, кто с подобной мотивацией метался по площадке, сотрясая дощатый крашеный пол ударами подкованных сапог. При скромном росте сто шестьдесят с чем-то я не казался столь мелким, как считался бы в команде мастеров с центровыми под два метра, лётчики в большинстве своём маломерные. Щуплый, резкий, подвижный. На дриблинге обыгрывал защитников, прорываясь к кольцу, и отдавал пас нашим «гигантам» – Злобину или Дергунову, оба за метр семьдесят. Под конец осмелел и забросил сам, в прыжке.

Когда просвистел свисток при счёте 41:39 в нашу пользу, пацаны сгребли меня в охапку.

- Юрка! Ты вернулся, бисов сын! – мял меня украинец Приходько. – Думали, ты совсем в себе закрылся после… ну, после больнички.

- Возвращусь… если вы меня отпустите и не будете лапать как красивую бабу.

От незатейливой шутки заржали и мои, и проигравшие, ничуть не расстроившиеся – со своими же. Вот если бы рубились со вторым взводом, тогда дух командного соперничества дал бы себя знать.

Воспоминания курсантов о настоящем Гагарине, экстраверте, весельчаке и массовике-затейнике, осложнили мне вхождение в его образ до невозможности. Сколько же ещё времени должно пройти, чтоб тот, существовавший до двадцать восьмого января, стёрся у них