Южное направление (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Тюленев у меня лучший комбриг. А Кирюха Мерецков… — призадумался на минутку Буденный. — Он в шестой дивизии помощник начштаба. Парень дельный, разведку наладил, но молод еще, двадцать два года парню, куда ему дивизию?

Я уже пожалел, что затеял разговор. Вообще, кадровые вопросы в компетенции командующего армией. Не уверен, должен ли Егоров и РВС фронта утверждать назначения? А Мерецков, хоть и показал себя талантливым полководцем, и на самом деле не имеет нужного опыта. Тот же Апанасенко хоть и постарше будущего кавалера ордена Победы, но пока до начдива не дорос. Ему бы еще годик в комбригах походить, а еще лучше — в комполка.

— Семен Михайлович, вы сами решите, кого в начдивы поставить, — еще раз сказал я. — Не наспех, а, так сказать, с чувством, с толком и с расстановкой.

— Нэплохо особый отдэл ВЧК работает, нэплохо, — помотал головой Сталин.

— Товарищ Сталин, если бы мы хорошо работали, то ЧП не случилось бы, — самокритично отозвался я. — Если агенты Врангеля и Махно проникли в армию, это наша недоработка. Думаю, об этом надо в протокол записать.

— Уже, — сообщил Калинин. — И вписал еще, чтобы товарищ Буденный выпустил приказ по Конармии с указанием причин мятежа. Хотя… — призадумался будущий Всероссийский староста. — Какой же это мятеж? Мятеж — это выступление против существующей власти. А здесь у нас что?

— А здесь у нас имеются отдельные случаи нарушения воинской дисциплины и социалистической законности, с которыми справилось руководство Первой конной армии, и РВС, — внес я свое предложение.

Народ, оценив «изящную» формулировку, закивал. Кажется, все.

— Так я пойду? — поинтересовался Семен Михайлович, по лицу которого было видно, что он доволен результатами.

— Да, товарищ Аксенов, можно считать заседание закрытым? — поинтересовался Калинин, а дождавшись моего кивка, пояснил: — Я бы вместе с товарищем Буденным проверил, как там товарищ Апанасенко себя чувствует. Все-таки боевой начдив…

Ишь, пойдут они проверять, как там Апанасенко себя чувствует. Видимо, слегка «полечат», да и сами «полечатся». Кажется, Семен Михайлович принимает «лекарство» не первый день. Но вслух я сказал:

— Правильно, Михаил Иванович, нужно проверить, как там начдив. Товарищ Апанасенко, хотя и неопытный товарищ, но как командир подрастет.

— А вы не желаете вместе с нами? — невинно поинтересовался Буденный уже принявший «низкий старт».

— Я потом, позже, — «отмазался» я. — Мне еще нужно свой личный состав проверить. Мы же сегодня прибыли, я с бронепоезда прямо сюда.

Действительно, предписание ехать во Львов я получил в дороге. Пересадил Артузова с его командой, а сам ринулся на Юго-западный фронт, к Егорову.

Когда Буденный в компании с Калининым ушел «лечить» Апанасенку, я только вздохнул.

— Осуждаете? — поинтересовался Сталин. Усмехнувшись, сказал: — Плохо эта, если командарм пьет. Но я Сэмена давно знаю — ум нэ пропьет.

— Товарищ Сталин, а кто я такой, чтобы осуждать командующего армией? — хмыкнул я.

Мне не очень понравилось, что Буденный ушел «догоняться», но еще больше удивил поступок Калинина. Все-таки, где Председатель ВЦИК, а где командарм? Не по рангу бы Калинину с простыми командармами пить. Впрочем, что я о них знаю? Может, Михаил Иванович с Семеном Михайловичем лучшие друзья?

— Дакладывать будэте? — поинтересовался Сталин, а потом уточнил. — О факте пьянства среди командного состава армии, да еще вмэсте с предсэдателем ВЦИК?

— Мне такой задачи не ставили, чтобы командармов, а уж тем более — председателя ВЦИК, на путь истинный наставлять, — усмехнулся я. — Для этого комиссары есть, РВС. Вы его непосредственный руководитель, вам и мучиться. Я другого опасаюсь. Склянский об этой ситуации станет Троцкому докладывать. Сообщит — командующий армией пьянствует, а член РВС фронта в этом ему потакает.

— Троцкому пусть дакладывает, его дэло, — отмахнулся Сталин. — Склянский постоянно о чем-то докладывает, все уже от него устали. Вы — другое дело.

Опаньки… Сталин считает, что я другое дело? С чего вдруг? Но спрашивать неловко. Предполагается, что мне известно, отчего мнение простого особиста важнее мнения заместителя Председателя РВС республики. Но мне понравилось, что Сталин пытается выручить своего подчиненного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я, товарищ Сталин, сам человек непьющий, но остальным свое мнение не навязываю. Знаю, что самые ревностные трезвенники получаются из бывших пьяниц, поэтому свое мнение держу при себе.

— Я слышал, что тавариш Аксенов абсалютно нэ пьет, — улыбнулся Сталин. — Для маладого чэлавека — очень странно.

— У меня предки из староверов, — сообщил я Сталину уже не раз выручавшую меня версию. — А я выпил однажды, когда лежал в госпитале — думал, умру. С тех пор даже запах спиртного неприятен. Но повторюсь, что никому своего мнения не навязываю. Если человек выпивает в меру, то почему нет? У нас в деревне говорили — пей, да дело разумей. Как по мне — это для Буденного исключение, а не правило. Будь он на самом деле алкоголиком, то дальше ротного, ну, применительно к коннице эскадронного командира, бы не продвинулся. А уж на должности командарма… Нет, не сможет пьяница армией управлять. Да что там армией, полком не сможет. Сорвался человек, все бывает. Потому ни товарищу Ленину, ни Дзержинскому докладывать не стану. А если на Склянского сошлются, так я не врач. Как я могу определить — пьяный человек или нет? Может, товарищ Буденный всю ночь не спал?

— Если бы адну ночь, так и разгавора бы нэ было, — грустно улыбнулся Сталин, а грузинский акцент словно бы проявился резче. — Сэмен чэтыре ночи нэ спал, по полкам матался.

— Четыре ночи? — удивился я. Покачав головой, сказал: — Теперь, если спросят, скажу — это я сам приказал товарищу Буденному выпить, чтобы у него крыша не съехала.

— Криша? Какая криша? — переспросил Сталин слегка нахмурившись.

— Крыша съехала — это, типа с ума человек сошел, — торопливо сообщил я, покрутив пальцем у виска, а потом привычно соврал: — Так в Архангельске говорят — мол, крыша у человека едет.

— Криша едэт… Нэ слышал никогда, — хмыкнул Сталин. — Но интэресно сказана, нада запомнить.

Вот, теперь я еще и Сталина «заразил» очередным неологизмом. Впрочем, он и сам ввел в обращение любопытный оборот. Всегда интересовало, правда это или нет? Набравшись храбрости, спросил:

— Товарищ Сталин, а можно спросить?

— О чем? — поинтересовался Сталин, вытаскивая из кармана кисет и трубку. Посмотрев на меня, спросил: — Нэ возражаете?

Еще бы я возразил. Увидеть Сталина с трубкой — давняя мечта. Иосиф Виссарионович несмотря на мифы, что он не выпускал трубку из рта, сегодня еще ни разу не курил.

Решив, что формальное разрешение на вопрос получено, и пока товарищ Сталин «священнодействовал», набивая трубку дешевым табаком, я принялся излагать суть вопроса.

— Слышал я как-то, что товарищ Сталин бежал из ссылки благодаря «аршину водки».

Иосиф Виссарионович с любопытством посмотрел на меня, но так как был чрезвычайно занят раскуриванием, ничего не сказал, а только кивнул — мол, продолжайте.

— Так вот, — уверенно начал я свой рассказ, почерпнутый из книжки известного историка Похлебкина. — Сидел товарищ Сталин в ссылке, но надоело ему там сидеть, скучно стало, и решил он бежать. Откуда — из Туруханска или из Вологды, не помню, да и неважно это. Но пешком идти — далеко и долго, на поезд сесть — тоже не вариант, из Туруханска поезда вообще не ходят, да и из Вологды через день, а если и сесть, жандармы через десяток верст ссадят. Стало быть, остается сбегать на почтовых. Но как бежать, если все возчики либо с полицией, либо с охранкой связаны? Могут и побояться ссыльного с собой взять, а если и возьмут, то на следующей станции сдадут в полицию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хотел сказать, что могли еще испугаться «лица кавказской национальности», но решил политкорректно выпустить эту фразу, но Сталин все и так понял.

— Да, тэм болээ, с маим грузынскым носом, точно бы испугалысь, — хохотнул член РВС фронта, выпуская первые клубы дыма. — Решыли бы — разбойнык бэжит. И в морду бы далы, и жандармам сдалы.