Василий Головачёв - Фантазмы

— Абракадабра! — пробормотал Стас, направляясь в ванную.

Ответов на эти вопросы у него не было, а сомнения в трезвости ума уже появились.

Стас — Станислав Кириллович Панов, тридцати лет от роду, шатен, метр восемьдесят пять, спортсмен-любитель — теннисист, не женат, генеральный директор издательства «Дар» (название издательство в конце девяносто девятого года получило от имени Дарья, так звали девушку Стаса, с которой он был знаком три с лишним года), — принял душ, сварил себе кофе, оделся и позавтракал, все еще переживая отдельные эпизоды сна.

Жил он в двухкомнатной квартире на проспекте Жукова один, лишь Дарья появлялась здесь регулярно, да мама изредка навещала сына, чтобы навести порядок в холостяцкой квартире, хотя сама жила не близко, на Сухаревской площади.

В девять часов Стас вывел машину из гаража, находившегося прямо под домом, и мысли его свернули в другое русло. Когда он подъехал к офису издательства, располагавшемуся в пятиэтажном здании бывшего стройтреста на Первой улице Энтузиастов, его занимали уже другие проблемы, издательские: предстоящая покупка бумажного комбината в Твери, расширение площадей, редакторские дела и финансовые отчеты. Хотя нет-нет да и вспоминался сон с преследователями в плащах.

В одиннадцать часов он провел оперативное совещание, обсудил с главбухом издательства, с которым когда-то учился в школе, финансовые дела и поехал на Хорошевку, на встречу с главой банка «Москредит», от которого зависела судьба покупки издательством собственного бумажного комбината. В этом же банке работала и Дарья Валентиновна Страшко, подруга Стаса на протяжении последних трех лет. Правда, что пора жениться, Стас сообразил недавно. Дарья любила его и была чрезвычайно терпеливой женщиной, притом — красивой и умной, что в нынешние времена редкость, но вряд ли ее устраивало такое положение вещей, хотя она и не показывала Панову своего заинтересованного отношения к замужеству. И все же он созрел благодаря маме, обратившей внимание на то обстоятельство, что сын с подругой стал встречаться реже.

Стас и сам заметил, что Дарья приходит к нему все неохотней, но все никак не мог, да и не хотел, честно говоря, поменять образ жизни, который его устраивал. Но мама в последнюю их встречу вдруг грустно сказала:

— Сынок, а ведь ей уже двадцать семь лет.

— Ну и что? — не понял Стас.

— Ничего, — улыбнулась Зоя Николаевна. — Внуков хочу…

Этот разговор и привел Стаса к состоянию внутренних разборок с самим собой, в результате чего он пришел к мнению, что — пора. Пора узаконить отношения с любимой женщиной, ждущей этого шага, как и все женщины мира. Это лишь для мужчин не имеет значения — формальны или неформальны их отношения с женским полом, дай им волю, большинство из них никогда не переступило бы порог загса, но для женщины факт брака имеет гораздо большее значение, и Стас наконец это осознал.

Естественно, сначала он забежал в кассовый зал банка, чтобы увидеть Дарью и договориться о встрече. Хмурый вид девушки его не смутил.

— Привет, боярыня, — сказал он, протягивая ей букет роз. — Что-нибудь случилось? Отчего вид похоронный?

— Ничего не случилось, — слабо улыбнулась Дарья, глянув на Стаса слегка раскосыми глазами; она уверяла, что в жилах ее предков течет и тюркская кровь. — Не очень хорошо себя чувствую.

— Надеюсь, ничего серьезного? — встревожился Стас. — Сможешь съездить со мной после обеда в одно место?

Дарья покачала головой, увенчанной короной из волос, в которую она превратила свою роскошную косу.

— Не смогу, меня не отпустят.

— Если я попрошу, отпустят.

— Зачем? Куда ты хочешь поехать?

— В загс, — пожал плечами Стас.

Глаза девушки раскрылись шире, в них сквозь недоверие и печаль вспыхнули искры изумления и радости.

— Ты… серьезно?!

— Еще как, — небрежно сказал Стас. — Будь готова к трем часам, я за тобой заеду.

Он сунул в окошко руку, погладил вздрогнувшие пальцы девушки, уловил ответное касание и направился к выходу из зала, провожаемый засиявшими глазами Дарьи. А у колонны посреди зала ему преградила путь молодая женщина в деловом темно-синем костюме, широколицая, некрасивая, с широким носом и низким лбом.

— Господин Панов?

— Да, я, — остановился Стас.

— Пройдемте со мной.

— А в чем дело? — озадаченно посмотрел он на незнакомку. — Вы кто?

Женщина достала из сумочки красную книжечку с вытесненным на ней двуглавым золотым орлом, махнула ею перед носом Стаса и упрятала обратно.

— Я следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры.

— Ну и что? Меня обвиняют в криминале?

— Вы находились вечером седьмого сентября на мосту через железнодорожные пути возле станции «Авиамоторная»?

Станислав снова вспомнил встречу с двумя незнакомцами в странных плащах, в душе невольно шевельнулся страх.

— Н-не помню. А в чем все-таки дело?

Из вестибюля выглянул штатный сотрудник секьюрити банка, знавший Панова, направился к разговаривающим. Женщина — следователь Генпрокуратуры оглянулась на него, бросила Стасу сквозь зубы:

— Постарайтесь припомнить точное время, когда вы ехали через этот мост.

— Ну-у… где-то около одиннадцати часов, — пробормотал сбитый с толку Панов. — Задержался на работе и… да в чем дело, в конце концов?!

— Проблемы, Станислав Кириллович? — подошел охранник.

— Спасибо, — сказала женщина и, не глядя на парня, пошла к выходу из зала.

Мужчины молча смотрели ей вслед.

— Кто это? — поинтересовался охранник.

— Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры.

— Ух ты! — усмехнулся охранник. — Важная дама. Неужели издательство «Дар» попало в поле зрения Генпрокуратуры? Признавайтесь, что вы там напечатали?

— Мы много чего печатаем, — пробормотал Стас. — Только интерес у следователя другой…

Он оглянулся, махнул рукой наблюдавшей за ним из окошка кассы Дарье и направился на второй этаж здания, где его ждал президент банка. Дама из прокуратуры ему не понравилась, как и ее неожиданный интерес к происшествию на мосту. Генеральная прокуратура пустяками не занималась, и если следователям стало известно, что вечером седьмого сентября Панов ехал по автостраде через железнодорожные пути в районе «Авиамоторной», следовательно, там что-то произошло. Что-то серьезное, помимо контакта Станислава с двумя мужчинами необычного вида, со стреляющими молниями кулаками.

В банке Стас задержался ненадолго, молодой президент «Москредита» решал все вопросы быстро и оперативно, как и сам Панов, и даже согласился отпустить Дарью с работы, узнав причину, по какой его клиент просил отпустить работницу. После этого Стас помчался в издательство, а оттуда — за цветами на рынок, чувствуя, как в душе растет ожидание каких-то перемен в жизни. К половине третьего он был уже на мосту, соединявшем улицы Беговую и Девятьсот пятого года над железнодорожными путями; оставалось лишь свернуть под мост и выехать на Хорошевское шоссе, в начале которого располагалось здание банка «Москредит», когда следовавший за машиной Панова джип «Шевроле» с черными стеклами (Стас заметил его за собой давно, но не придал значения) догнал «Рено-Сценик» и на повороте с ходу врезался в заднее крыло машины. «Рено» Панова от удара развернуло на девяносто градусов, выбросило на полосу встречного движения, и боковым зрением он успел увидеть надвигавшийся капот фургона «Континенталь». Последняя мысль его была: как странно, опять меня подловили на мосту… Потом наступила темнота и тишина.

В себя он пришел только на второй день после автокатастрофы. Сосед по палате потом сообщил, что корпус машины Стаса пришлось разрезать, чтобы вытащить его из кабины: дверцы так деформировались от бокового удара, что открыть их оказалось невозможно. Однако Станислава спасла воздушная подушка, предохранившая грудную клетку от переломов ребер и лицо от порезов, и сравнительно небольшая скорость движения на повороте, и все же прогнувшаяся крыша кабины едва не раздавила ему голову (врач сказал, что разошлись швы черепа), что и послужило причиной суточного шока и беспамятства. И тем не менее Стас выжил.

На третий день он стал понимать, что находится в реанимации. На четвертый узнал маму. На пятый ему разрешили принять делегацию сотрудников издательства, искренне переживавших за здоровье своего директора, а вечером четырнадцатого сентября Стас дождался прихода мамы и спросил, не звонила ли Дарья.

— Не знаешь, почему она не приходит? — добавил он. — Может быть, уехала куда-нибудь в командировку?

— Какая Дарья? — удивилась Зоя Николаевна.

— То есть как это — какая Дарья? — ошеломленно уставился на мать Станислав. — Шутишь, мам?