Рудольф Баландин - Тайны завещания Ленина

Впрочем, автор завершает свою статью весьма показательно: «…Ленин был обычным гомосексуалом». Что же, мы уже говорили, — для таких, как Соколов, это действительно обычное явление!

Напомним, что при советской власти гомосексуализм карался по закону. Наши буржуазные демократы, свергнув советскую власть, чуть ли не в первую очередь отменили этот закон. Вот бы и вылил на них все свои словесные нечистоты Соколов. Нет, ему понадобилось поглумиться над покойником. Нечто маниакальное видится в этом.

Ни при каком правителе Россия не достигала такого могущества и такой всемирной славы, как при Сталине. И никто из всех них не был посмертно так охаян, обруган и оболган, как он. Не обязательно сильно напрягать ум, чтобы усмотреть взаимосвязь между этими двумя явлениями.

До и после Великой Отечественной войны прирост населения России был выше, чем во всех странах Запада и США, а смертность примерно вдвое ниже, чем теперь. Народ поддерживал советскую власть и действительно считал Сталина великим и мудрым вождем. Это доказала победа в Великой Отечественной войне.

Какие воззрения Сталина оказались созвучными с действительностью? Если бы он не уловил неких мощных течений незримой духовной жизни общества, ему бы не удалось так долго, победоносно править и завершать жизнь в ореоле беспримерной, поистине всепланетной славы и во главе великой державы, восставшей дважды за его правление из руин.

Надо очень плохо разбираться в психологии людей, слишком поверхностно понимать жизнь общества и ход истории, чтобы думать, будто запуганный, обманутый, задавленный морально и измученный физически русский (советский) народ не только долгие годы терпел вопиющую несправедливость и унижение, но еще и вступил в смертельную схватку с государствами и народами Западной Европы, выстоял и победил. И все это ради величия и по приказу выходца из грузинского захолустья?!

В отличие от Наполеона, бросившего свою армию и позорно бежавшего из России, Сталин в тяжелейший период войны 7 ноября 1941 года принял парад войск в прифронтовой Москве. И это было предвестием Парада Победы.

Можно ли создать и насильно внедрить культ собственной личности? Хрущев, к примеру, постоянно появлялся на людях, выступал, ездил по всему свету; о нем писали, снимали кинофильмы. И что же? Его высмеивали, не уважали в народе.

«Культ Сталина, — писал В. В. Кожинов, — это вовсе не результат интриг его самого и каких-то сомнительных подручных; это было в прямом смысле слова всемирное явление, которое осуществлялось повсюду от Мадрида до Шанхая.

Да, то, что называют «культом Сталина», ни в коей мере не сводится к личным действиям одного человека или группы людей. Идея культа, овладев, как говорится, массами, стала могущественной материальной силой. И по-настоящему действовала в истории именно эта сила, а не отдельный человек…»

Добавим: это был культ сверхличности, но не сверхчеловека, ибо в лице Сталина прославлялся советский народ, воздавалась хвала Советскому Союзу. Его имя явилось олицетворением намного более значительных факторов исторического процесса. Злобный враг Сталина Л. Д. Троцкий отметил в своем дневнике: «Победа… Сталина была предопределена. Тот результат, который зеваки и глупцы приписывают личной силе Сталина, по крайней мере, его необыкновенной хитрости, был заложен глубоко в динамику исторических сил. Сталин явился лишь полубессознательным выражением второй главы революции, ее похмелья».

Требуется уточнение. Сталин совершенно сознательно и твердо проводил политику, соответствующую исторической необходимости и выражающую волю народа: государственное строительство, создание и укрепление великой державы. И это было не похмелье революции, а завершение ее разрушительного периода, где на первых ролях выступал Троцкий, и начало нового созидательного этапа, где подобные ему деятели были вредны. Тут требовался Сталин. А уж личной силой и ясным разумом он не был обделен.

Вспомним, как идейный недруг большевиков писатель Марк Алданов в конце 1927 года охарактеризовал Сталина: «Это человек выдающийся, бесспорно самый выдающийся во всей ленинской гвардии…» Через несколько лет он отметил: «К сожалению, не могу признать лицо Сталина незначительным. В нем есть и сила, и значительность… С тех пор, как существует мир, дураки диктаторами не становились…» Керенский с восторгом сравнивал Сталина с Петром I и называл его «Он» с большой буквы.

Сталин совершил нечто невероятное. Это следует уже из отношения к его деяниям русских крупных экономистов, политологов, юристов, философов, находившихся за границей. В 1920—1930-е годы они писали о неизбежном крахе Советской России и ее руководителя. Да и в самом СССР вряд ли было много людей из числа интеллигенции, кто думал иначе.

А как же народ? Трудился и поддерживал Сталина. Из страха? Нет, из чувства самосохранения. Не репрессии пугали, а возможность — вполне реальная — новой гражданской войны и разрушения державы. Политические свободы? Отстаивать право на партийные склоки и демагогию русский народ не привык. Буйная многопартийность была связана с периодом Гражданской войны. Однопартийность соответствовала самодержавию и была гарантом мирной трудовой жизни.

Сталина можно считать мыслителем не теоретиком, а практиком. Он не был твердокаменным марксистом: отступал от догм, проводя именно русскую идею. Так, в 1934 году он критически отзывался о некоторых высказываниях Энгельса, огульно охаивавшего политику царского правительства. А осенью 1945 года в обращении к народу писал о вероломном нападении Японии «на нашу страну» в 1904 году. До этого он, как известно, ввел погоны, подчеркивая единство с прошлой Россией. Он был именно русским патриотом (в июне 1935 года, беседуя с Роменом Ролланом, он обронил — «мы, русские…»).

У него были основательные знания во многих научных и технических дисциплинах. Обычно подобное «любительство» противопоставляют «профессионализму», безоговорочно отдавая все преимущества второму. В действительности ситуация не так проста. Узкая специализация уменьшает горизонты познания до минимума, определяя узость мировоззрения. О Сталине этого сказать нельзя. Некоторые его мысли поныне достойны обсуждения.

По его мнению, в природе и обществе накопление мелких изменений периодически вызывает революционные резкие конфликты и перемены как в природе, так и в обществе. Эволюцию животных ставил в зависимость от изменений окружающей среды. Отметил, что «в биологии теории неоламаркизма… уступает место неодарвинизм». В этом есть свой резон: ведь дарвинизм предполагает приспособление к среде пассивное, а ламаркизм — активное, меняющее собственную природу ради определенных целей.

Он утверждал философию монизма: «Единая и неделимая природа, выраженная в двух разных формах — в материальной и идеальной; единая и неделимая общественная жизнь, выраженная в двух различных формах — в материальной и идеальной, — вот как мы должны смотреть на развитие природы и общественной жизни». Сначала меняются внешние материальные условия, «а затем соответственно изменяется сознание, идеальная сторона». И если производство «принимает общественный характер, следовательно, скоро и собственность примет общественный характер».

Характерно, что и он, и Ленин, и Маркс идеями своими явно опережали изменение «материального базиса». Впрочем, Сталин говорил о единстве идеи и материи: «Сознание и бытие, идея и материя — это две разные формы одного и того же явления, которое, вообще говоря, называется природой или обществом». «Внешние условия существовали до нас и будут существовать после; они вызывают впечатления в нашем «я».

Через 20 лет Сталин повторил примерно то же самое. В мире, по его мнению, нет непознаваемого, а есть только непознанное, которое когда-нибудь будет открыто наукой.

Для Сталина существовали не только экономический базис и организации-надстройки (к которым Н. Я. Марр относил язык). Он понимал, что есть более высокие ценности: «Язык… создан не одним каким-нибудь классом, а всем обществом, всеми классами общества, усилиями сотен поколений». Сопоставляя язык с орудиями производства — также «надклассовыми» ценностями, он признавал приоритет духовной и материальной культуры в их единстве и взаимосвязи. Идея верная, по крайней мере, в соответствии с его представлениями о монизме природы и общества. «Сфера действия языка… почти безгранична». Он утверждал: «Марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов. Марксизм является врагом всякого догматизма».

Религиозный характер господствующей идеологии логически оправдан. Людям требуется вера в нечто устойчивое, абсолютное, а не относительное. Опора должна быть надежной. Однако истинность идеи должна подтвердиться на практике. Ведь речь идет о реальном обществе, а не о теоретических абстракциях.