Владимир Орлов - Десять веков белорусской истории (862-1918): События. Даты, Иллюстрации.

Борьба барских конфедератов продолжалась. Они пользовались широкой поддержкой шляхты в Беларуси. Хотя еще в начале боевых действий российская армия победила под Деречином и вновь захватила Слуцк и Несвиж, на западе Беларуси конфедераты разбили ее у Слонима, Мыши и Берестовицы. В 1770-х годах движение достигло, пожалуй, апогея, но после поражения гетмана Михала Казимира Огинского под Сталовичами начало затухать. Расправившись с конфедератами, в августе 1772 года Россия подписала с Австрией и Пруссией соглашение о первом разделе Речи Посполитой.

Первый раздел Речи Посполитой

Во второй половине XVIII века, во времена императрицы Екатерины II, феодальная монархия в России достигла наивысшего могущества, основанного на жестокой азиатской системе эксплуатации. Крестьяне были окончательно закрепощены, их начали называть рабами. Царица запретила учить мужиков и их детей грамоте. Раб, по закону, не мог жаловаться на рабовладельца. Российские помещики имели право высылать крестьян в Сибирь, засекать плетьми до смерти, продавать, навсегда разлучая мать с детьми, мужа с женой. Жестокие преследования терпели верующие старообрядцы. Страну душило неограниченное самодержавие, чей портрет мужественно нарисовал Александр Радищев: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Каждый год тысячи жителей империи, спасаясь от этого «чудища», переселялись в Беларусь. Согласно сведениям известного российского историка С. Соловьева, в середине XVIII века царское правительство требовало от сойма Речи Посполитой возвратить миллион беглецов.

В Речи Посполитой господствовали иные государственные порядки. Она была, по сути, шляхетской республикой. Это подчеркивало само название, означавшее то же, что и латинское «гез риЬИка», — общественное дело. Под обществом, конечно, понимали шляхту. Ее в Великом Княжестве по сравнению со всем населением было значительно больше, чем в других государствах Европы. Один шляхтич в Беларуси приходился на шестьсемь крестьян. Преобладающая часть шляхты принадлежала к так называемой застенковой, или «шарачковай», которая имела герб и право носить саблю, но не имела крепостных. О таком шляхтиче Владимир Короткевич иронически писал, что он пахал свое поле «благородно», а навоз из хлева на поле вез, воткнув рядом с вилами дедовскую саблю. Тем не менее значительную часть наших предков составляли лично независимые люди, которые могли обсуждать и решать местные и государственные проблемы, заседая на поветовых, воеводских и общегосударственных соймах и соймиках.

Однако у шляхетской демократии была и обратная сторона — анархия. Раньше сойм принимал постановления большинством голосов, но с 1652 года вступило в действие право ПЬешт е№ (постановление принималось только в случае единогласного голосования). В результате в 1652–1764 годах были сорваны сорок четыре сойма из восьмидесяти. Когда разгорался спор между магнатскими группировками, депутаты пускали в ход оружие и несколько государственных мужей, как правило, переселялись в мир иной. Звоном сабель часто завершались также поветовые и воеводские соймики, которые присваивали себе права законодательной и судебной власти и не считались с постановлениями общегосударственного сойма.

Статут 1588 года, действовавший в Великом Княжестве Литовском, был несравнимо более прогрессивен, чем законы Российской империи, но выполнению его норм препятствовало феодальное своеволие. В своих владениях магнаты держали собственные войска и нередко вели с фамильными врагами настоящие войны.

Используя экономическую ослабленность страны в результате многолетних военных действий, а также феодальную анархию и борьбу различных магнатских группировок за власть, Россия все чаще вмешивалась во внутренние дела соседнего государства и вводила на ее территорию свои войска. Это происходило под прикрытием лицемерных заявлений о защите прав православных жителей Речи Посполитой.

В 1764 году королем и великим князем стал бывший фаворит Екатерины II Станислав Август Понятовский, который был сторонником реформ и укрепления государственной власти. Соседи — Россия и Пруссия — были, естественно, недовольны такой политикой и поддерживали противников короля, которые объединялись в конфедерации и с оружием в руках выступали против центральной власти. В свою очередь противники России объединились в Барскую конфедерацию, выступавшую за независимость государства.

В Беларусь вновь вступили российские войска. В 1768 году они заняли Слуцк и Несвиж. Наибольшего размаха движение конфедератов достигло в 1770–1771 годах. На их сторону перешел великий гетман Михал Казимир Огинский, однако его трехтысячный отряд был разбит Суворовым. Россия и Пруссия уже вели переговоры о разделе Речи Посполитой. Позже к ним присоединилась Австрия.

5 августа 1772 года эти государства подписали в Санкт-Петербурге конвенцию, согласно которой под власть российского трона переходили Инфлянтское и Мстиславское воеводства, почти все Витебское, расположенная на правобережье Двины часть Полоцкого, а также восточные земли Менского воеводства с городами Рогачевом, Пропойском, Чечерском и Гомелем. Генералгубернатором захваченных земель Екатерина II назначила одного из своих фаворитов — графа Захара Чернышева. Ему поступил наивысший приказ: «Со дня действительного тех земель занятия под державу нашу собирать все публичные доходы в нашу казну. Суд и расправу велеть до времени производить в настоящих судебных местах по тамошним правам и обычаям, но нашим уже именем и властью. Велеть обнести все пространство новых границ от одного края до другого столбами с императорским нашим гербом, дабы после в частных межах с литовцами нигде спора оставаться не могло».

Восточная Беларусь оказалась в когтях двуглавого российского орла.

Сойм Речи Посполитой принял Конституцию

На протяжении двух веков после того, как Россия вместе с Пруссией и Австрией начала делить Речь Посполитую, чтобы в итоге стереть ее с политической карты Европы, царские, а затем советские официальные историки неизменно называли захват белорусских земель «воссоединением». Белорусский же народ «голосовал» за это воссоединение ногами: за два десятилетия после трагического 1772-го с оккупированной Россией территории Полоцкого, Витебского и Мстиславского воеводств границу Великого Княжества Литовского перешло более тридцати тысяч крестьян. В своих нотах екатерининское правительство называло это бегство «неразумной эмиграцией», оценивая общее число переселенцев из империи в 300 тысяч «голов».

Угроза, нависшая над государственным существованием Речи Посполитой после первого раздела, ускорила в ней прогрессивные преобразования. Там действовало первое в мире министерство народного образования — Эдукационная комиссия, открывшая в Беларуси двести начальных школ. В мае 1791 года общегосударственный сойм утвердил первую в Европе и вторую в мире (после США) Конституцию.

Конституция 3 мая нанесла мощный удар по магнатскому самовластию и феодальной анархии. Речь Посполитая становилась конституционной наследственной монархией, где провозглашалась свобода печати и совести, гласность суда, отмена неограниченного крепостного гнета. Упразднялось право НЬешт уе1о. Государство предоставляло свободу всем иноверцам-беженцам нешляхетского происхождения и обещало соблюдать религиозную толерантность. Появлялись термины и формулировки, знакомые по сегодняшним газетам и телепередачам: отчет министров, отставка правительства по требованию 2/3 депутатов сойма, разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную. Мещанам гарантировалась неприкосновенность личности. «Земледельческий люд, — было записано в Конституции, — из-под руки которого плывет дарующий жизнь источник богатства страны и который представляет собой наиболее значительную часть народа, а значит — мощнейшую силу страны, должен находиться в опеке права и государства». Познакомившись с Конституцией, Энгельс назвал Речь Посполитую авангардом революционной Франции.

23 мая этого года отмечались именины короля Станислава Августа. Сторонники реформ в Беларуси использовали это, чтобы широко отпраздновать принятие нового свода законов. Шумели балы, звенели бокалы, вспыхивали фейерверки. Иллюминация загорелась и в левобережной части пограничного Полоцка. Через Двину, с «российского» берега на празднество настороженно взирали царские чиновники, военные и православное духовенство. Тут конституцией и не пахло. Императрица высказалась на этот счет следующим образом: «Конституция обошлась бы стране еще дороже самодержавия. Лучшая из конституций ни к черту не годится, потому что она делает более несчастных, нежели счастливых. Добрые и честные страдают от нее, и только негодяи чувствуют себя при ней хорошо, потому что набивают карман и никто их не наказывает».