Шайтан Иван 5 - Эдуард Тен

— Вениамин Иосифович Нахимсон, из Житомира, — признался Веня.

— Ну, что, бойцы, пора навестить Потапа. Связанного Веню оставили под присмотром Аслана и отправились по адресу. Эркен, ждавший нас, появился из тени.

— Всё спокойно, хозяева дома.

— Начали.

Бойцы тенями скользнули во двор. Савва тихонько постучал в дверь. Ждать пришлось долго.

— Кто? — послышался недовольный голос.

— Эт я, Лобачь, срочное дело, — искусно подражая голосу Ивана, сказал Савва.

— Хозяин вернулся.

Дверь немного отворилась. — Чего? —

Паша дернул дверь на себя. Савва выдернул мужика, а мы с Эркеном ворвались в дом. Зная расположение комнат, влетели в большую. За столом сидели два дюжих мужика. Колеблющийся свет свечей отбрасывал причудливые тени.

— Сидеть! Руки на стол! — тихо прошипел Эркен.

Мужики глядя на направленные на них дула пистолетов, молча положили руки на стол. Я стоя в стороне рассматривал их. Один, что помоложе, с явным татарским лицом напряженно смотрел на пистолет Эркена; другой, кряжистый, с сединой в волосах и бороде, сидел спокойно. В глазах — настороженность, но страха не было. Сразу видно — битые жизнью бандюки. Паша притащил молодого парня и усадил рядом с Дамином. Тот, в отличие от своих старших товарищей, старался выглядеть так же спокойно и бесстрашно, но у него не получалось. В глазах затаился страх.

Я подошёл к столу и сел напротив троицы. Бойцы, сменив пистолеты на ножи, стояли за каждым из бандитов. Не просто стояли, а держа нож у горла.

— Вот и свиделись, Потап. Догадываешься, кто я?

— Видать, не врал Лобач. Я думал брешет, — ответил Потап низким, хриплым голосом.

— Сами расскажите: кто такие, откуда и по какому праву? Или помучиться желаете?

Все молчали. Потап долго смотрел мне в глаза и, поняв, что я не шучу, глухо попросил.

— Сына пощади, барин, Богом молю. Со мной делай что хошь — в своём праве.

— Обещаю, жить будет, а вот насколько целый, это от тебя зависит. –спокойно сказал я. От моего спокойствия молодого стало потряхивать мелкой дрожью. Он не мог смотреть на меня и опустил глаза.

— Из Астрахани мы, сын и Дамин. Бурлачили на матушке, Волге, артельным был. Как-то сговорились с купцом, притащили баржу, как сговаривались, а он в отказ пошёл. Сказал, что мы на день опоздали и на него штрафы наложили. О сроках разговора не было. Стоит и так с усмешкой на меня глядит. Ну и не сдержался я — врезал в его наглую рожу, брехливую. Драка началась с его охраной. Измордовал я купца, и охранников побили изрядно; один из них помер. Судили меня и Дамина. Пять лет присудили. Помотались мы с ним по тюрьмам изрядно. Держались друг дружки крепко, через то и выжили. Пришли домой — хозяйство порушено. Жена и младший сын, померли в мор, с голодухи. Митька только выжил.— Голос Потапа надломился, он сглотнул. — Помыкались, а толку нет, работы нет. Пошли опять в бурлаки, а тут этот Веня появился и стал уговаривать нас в хлебные места ехать, на Кавказ, в город Пятигорск. Вот и подались на его уговоры. Приехали, понравилось, а Веня и говорит: «Вы ребята бывалые, а в городе нет хозяина. Надо его под себя брать».

Стали работать, вызвали нас на сходку местные. Слово за слово, они за ножи, стали резаться с ними. Порешили двоих, остальные разбежались. С той поры и стали под себя мелких торговцев и ремесленников подгребать. Ну а Веня, на радостях, на купцах решил проехаться. Хотя я говорил ему: не по Веньке шапка. А он смеётся, говорит, с приставом сошёлся, он прикроет в случае чего.

— Горюнова кто пожёг, вы? — равнодушно спросил я.

— Да нет, не могу я подобное делать, добро людское жечь. Веня подговорил кого-то. Горюнов отказался его в дело брать и выгнал из дому –вот Веня и озлобился. — вздохнул Потап.

Я надолго задумался.

— Паша, приведи сюда этого мелкого мошенника. Уберите ножи, а вы сидите тихо — может, всё обойдётся.

Когда Паша привёл Веню, он сразу понял, что всё идет не в его пользу.

— Господа, я уверен, эти подонки оклеветали меня, чтобы остаться невиновными! Я вынужден был подчиняться им, иначе они грозились убить меня. Прошу вас сдайте меня в полицию. Я всё расскажу, ничего не буду скрывать.

— Начинайте рассказывать, Вениамин, я вас слушаю.

Битых полчаса я слушал Нахимсона. Всё складно и логично: бедный еврей, как бесправная овца, выполнял приказы этих отъявленных бандитов. Выслушав до конца его рассказ, я сделал некоторые выводы. Сопоставил услышанные факты и вынес своё решение.

— Вениамин, у тебя один вариант. Добровольно отдаёшь всё нажитое непосильным трудом и тогда, может быть, относительно целый, покидаешь город. Как тебе моё предложение?

— Вы совершаете трагическую ошибку! У меня ничего нет! — Он встал в решительную позу, опустив голову, набычившись. Я выразительно посмотрел на Пашу. Он кивнул и несильно, но точно, нанес хуг справа, Веня выключился. Его подхватили и, сняв сюртук, привязали к стулу. Зрители настороженно смотрели на приготовления моих опричников.

— Дозволь, командир, англицкую методу испытать? — спросил Савва.

— Все помнишь? — кивок в ответ.

— Можно, но осторожно! — дал я добро. Веню привели в чувство, затолкали кляп, и Эркен зафиксировал правую руку. Веня, почувствовав, что замышляется что-то страшное против его здоровья, активно задвигался и замычал. Савва достал иглу, протёр самогоном и аккуратно ввёл в точку. После секундной паузы Веня заревел, как бык при кастрации. Он дергался, извивался с такой силой, что Паша еле удерживал его. Ну и как финал — Веня обмочился.

— Достаточно, — поморщился я, — не хватало, чтобы он обгадился. Савва вытащил иглу и, Веня обмяк, будто без костей, подвывая и хлюпая носом. Савва вынул кляп.

— Я отдам, всё отдам, только не надо пытать меня… — бормотал Веня, всхлипывая.

— Кто-то хочет попробовать? — посмотрел я на побледневшую троицу, которая машинально попыталась отодвинуться.

— Господь с тобой, барин, лучше сразу убей, — пробормотал Потап. Митяй, как кролик, смотрел на меня и не мог пошевелиться. Дамин стал серым — даже смуглая кожа не смогла скрыть серость. Что-то я перегнул с психологическим прессингом.

— Ладно, расслабьтесь, господа бандиты. К вам у меня будет деловое предложение.

Потап, ошарашенный, не мог понять: я шучу или говорю серьёзно.