Мекленбургский дьявол - Иван Валерьевич Оченков

стоило ее освободить из заточения и приставить к делу, в смысле помогать на кухне, она в первую же ночь проскользнула ко мне в спальню и беспардонно воспользовалась моей беспомощностью, я сначала даже не понял — снится мне это или наяву все происходит… В общем, теперь у меня новая официальная любовница. Боярышня Алена от этой новости немного обалдела, и попыталась навести порядок, да так, что в Азов отправилась с расцарапанным лицом и парой фингалов. Ну, ничего. До свадьбы заживет.

Русского Юлька не понимает, о существовании немецкого или латыни даже никогда не слышала, но может оно и к лучшему. С глупостями не пристает. Сидит в уголке и загадочно улыбается. Мальчишки на нее время от времени поглядывают волками, но враждебных действий не предпринимают. По крайней мере, пока.

Утро началось с прихода делегации от местных мусульман. Прием, как обычно, состоялся во дворике. И мне у фонтана прохладнее и для стражи больше места, потому как доверяй, но проверяй. У забора стрельцы и солдаты с ружьями, чуть поближе головорезы Михальского так и зыркающие, кому-бы кровь пустить. А совсем рядом сам Корнилий и барон фон Гершов, на правах начальника гарнизона. В общем, все чинно и благородно.

Высокородные делегаты, оценив масштаб моего гостеприимства, сходу повалились на колени и так с них больше и не вставали. Разве что редкобородый Селим-ага все порывался вскочить, чтобы поцеловать край моей одежды, но я не дозволил. Жарко здесь, так что я даже камзол не одевал, не говоря уж о том, что полы у него вовсе не такие длинные, как у османских или татарских халатов. Так что перетопчется, нечего рубашку слюнявить!

— Откуп принесли? — сразу поинтересовался я, не желая разводить излишние церемонии.

Ответом мне был всеобщий горестный вздох, и только Селим-ага обреченно ответил:

— Да, величайший!

Честно говоря, меня это немного удивило. Все-таки сумма довольно значительная и собрать ее вовсе не просто. Я был просто уверен, что отцы города начнут отчаянно торговаться, в надежде сбить цену и, в общем, готовился к компромиссу, и вот вам здравствуйте!

— Вот и славно, — отозвался я, прикидывая, в чем подвох. — Вносите.

Все еще стоящий на коленях Селим-ага махнул слугам и те, кряхтя стали закатывать один за другим довольно увесистые бочонки.

— В восьми — золото, в тридцати двух — серебро, о сиятельный, — пояснил с очередным поклоном чиновник.

— Что-то маловато для миллиона дукатов, государь, — зашептал мне на ухо Фрол Ляпишев, позванный на всякий случай.

— В самом деле, ваше величество, — согласно кивнул фон Гершов. — Рижское серебро выглядело гораздо внушительней, при том, что половина была в фугеровских чеках.

— Это верно, — скупо улыбнулся Корнилий, в свое время принявший горячее участие в той истории.

Сомнения моих ближников были понятны. Миллион золотых дукатов в пересчете на вес — больше двухсот пудов драгоценного металла, или в более привычных мерах — три с половиной тонны. А если в серебре в десять раз больше!

А если учесть, что закатывающие бочки слуги своим телосложением отнюдь не напоминали античных героев, картина вырисовывалась совсем не радужная. Поскольку налицо имелось от силы тонна золота и не более трех серебра, получалось, местные решили меня жестоко поиметь. Ну что за люди, это же надо так презлым, заплатить за предобрейшее? А ведь я им, можно сказать, поверил! Все, что нажито непосильным трудом…

— Грабители! — горестно вздохнул я. — Вы хотите меня последних портков лишить?

— Смилуйся, о великий, — пустил слезу Селим-ага. — Сегодня, как ты и велел мы принесли тебе все, что у нас осталось. Двести пятьдесят тысяч в дукатах и золотых слитках и десять миллионов серебряных акче. Прими их от нас. И услышь нашу мольбу. Мы разорены. Снизойди к нашей нищете и уменьши сумму выкупа втрое. И еще молим тебя оградить нас от насилия, грабежей и убийств твоих воинов. Вчера они как барана зарезали уважаемого всеми купца Ахмета, накануне до смерти разбили голову Хаджи Мухаммеду, одному из самых почтенных торговцев нашего города.

— Уж не те ли это, что прятали вопреки моему повелению пленников из числа христиан? — Грозно нахмурившись, одернул разговорившегося турка и, обернувшись, кивнул стоящему в сторонке Рожкову, который едва не светился от счастья, отыскав своего сына. — Кара их постигла заслуженно. Разозлили вы меня. За людоедов вступаетесь, значит и сами одним миром мазаны, порождения ехидны! Я ведь предупреждал вас! Не будет вам никакой уступки! Выплатите все до полушки! Но поскольку я добр и милостив и пленники выжили, то так и быть. Даю вам еще неделю. А уж потом — берегитесь. Будем считать, эти деньги выкуп за жизни и свободу кафинцев. А за стены крепости, товары в ваших лавках и дома со всем имуществом — придется заплатить. Уяснили? Тогда убирайтесь отсюда.

Дождавшись пока турки уйдут, приказал:

— Монеты проверить, пересчитать, перевесить, убрать в бочки, опечатать и убрать под замок. А теперь к делам нашим грешным. Приступайте к докладам, что у нас, где и как.

Выслушав отчеты и просмотрев поданные дьяками описи, перешел из дворика на просторную тенистую, густо увитую виноградной лозой с уже спеющими гроздьями и украшенную розовыми кустами террасу. Здесь, в более дружеской что ли, обстановке, глядя на синеющий до самого горизонта морской простор и приступил к раздаче поручений ближникам.

— Так, донцов и запорожцев мы этим утром отправили шарпать крымский берег до самого Гезлева. Так и они при деле и нам спокойнее будет в городе. Но это так. Теперь о важном. Кароль, дружище, тебя назначаю военным комендантом Кафы и всех наших владений в Крыму, на Тамани и в Азове. И главнокомандующим всеми войсками, остающимися под твоим началом. Понимаю, что задача у тебя наисложнейшая, особенно если учесть, сколько солдат я тебе оставляю. Но время нам терять нельзя. Опять же, коли татары прослышат, а они наверняка скоро получат от местных сведения, что армия почти ушла, да и сам Странник куда-то испарился, могут захотеть разделаться с тобой. Примутся войско собирать. Поэтому держись настороже. Не проворонь!

— Слушаюсь, мой кайзер. Однако если не придут калмыки, нам придется тяжко.

— Знаю. Но они как сквозь землю провались. Впрочем, ты и сам это знаешь. Корнилий, я знаю, что ты