Гибриды - Роберт Дж. Сойер

class="p1">Она перевернула страницу – газета издала громкое шуршание – и…

– О господи, – сказала Мэри.

– Что случилось? – спросил Понтер.

Мэри порадовалась тому, что сидит.

– Папа Римский умер, – тихо сказала она. По-видимому, это произошло несколько дней назад, иначе новость была бы на первой странице.

– Кто?

– Лидер моей системы верований. Он умер.

– Мои соболезнования, – сказала Понтер. – И что теперь будет? Какой-то кризис или что?

Мэри покачала головой:

– Да нет… не в том смысле. Я тебе говорила, что нынешний Папа стар и дряхл. Уже довольно давно было понятно, что дни его сочтены. – Мэри разленилась и перестала избегать фразеологизмов в речи – ведь Бандра знала их так много, но сейчас она заметила недоумение на лице Понтера. – Что он скоро умрёт, – пояснила она.

– Ты с ним встречалась?

– С Папой? – удивилась Мэри. – Нет. Нет, с Папой встречаются лично только всякие знаменитости. – Она взглянула на Понтера. – У тебя бы было гораздо больше шансов.

– Я… я не знаю, что бы я мог сказать религиозному лидеру.

– Он был больше, чем просто лидер. В католицизме Папа считается посредником между человечеством и Богом.

Мега оторвалась от пейзажа за окном и решила взобраться к Понтеру на колени. Он помог ей.

– Ты хочешь сказать, что Папа общается с Богом?

– Якобы.

Понтер едва заметно качнул головой:

Мэри заставила себя улыбнуться.

– Я знаю, ты не веришь, что это возможно.

– Тогда не будем об этом говорить. Но… ты выглядишь искренне огорчённой. И при этом ты не была знакома с Папой, никогда не встречалась с ним, и, по твоим словам, его смерть не означает кризисной ситуации для твоей системы верований. – Понтер говорил тихо, так что Мега не обращала на его слова внимания. Однако перевод Кристины звучал в кохлеарных имплантах с нормальной громкостью.

– Это просто потрясение, – сказала Мэри. – И ещё… э-э…

– Да?

Мэри шумно выдохнула:

– Новый Папа может изменить политику Церкви по фундаментальным вопросам.

Понтер моргнул:

– Например?

– Римско-католическая церковь… В общем, многие люди считают, что она не идёт в ногу со временем. Ты в курсе, что она не разрешает аборты и разводы – расторжение брака. Но она также запрещает духовенству заниматься сексом.

– Почему? – Сидящая рядом с Понтером Мега увлечённо глядела в окно.

– Ну, предполагается, что половая жизнь мешает им выполнять свои духовные обязанности, – сказала Мэри. – Но большинство других религий не требуют целибата от своих служителей, и многие католики думают, что он приносит больше вреда, чем пользы.

– Вреда? Мы иногда говорим подросткам, чтобы не воздерживались, а то переполнятся и лопнут, но это, разумеется, просто шутка. Какой вред может нанести воздержание?

Мэри смотрела в сторону.

– Известно, что священники – члены духовенства – занимаются… – Она закрыла глаза и начала снова: – Понимаешь, это лишь очень малая часть духовенства. Большинство священников – люди честные и добрые. Однако среди них встречаются и такие, которые… в общем, которые делают это с детьми.

– Делают что? – не понял Понтер.

– Занимаются сексом. У нас это называется «растление малолетних».

Понтер взглянул на Мегу; она, похоже, не обращала на разговор взрослых ни малейшего внимания.

– Кого у вас считают «малолетними»?

– Маленьких мальчиков и девочек, трёх-четырёх лет и больше.

– В таком случае хорошо, что священникам положен целибат. Генетическая предрасположенность к такому занятию должна быстро угаснуть.

– Хотелось бы верить, – сказала Мэри, потом пожала плечами: – Может быть, вы и правда правы, стерилизуя не только преступника, но и тех, у кого с ним по крайней мере половина общих генов. Потому что растление малолетних приобретает среди духовенства масштабы эпидемии. – Она подняла «Глоб». – По крайней мере, так кажется, когда читаешь газеты.

– Я не умею читать, – сказал Понтер, – хотя надеюсь научиться. Но я иногда смотрю ваши новости по телевизору и слушаю их по радио. И там периодически звучат вопросы типа: «Когда же мы узнаем о тёмных сторонах неандертальской цивилизации? Ведь наверняка и у них есть какие-то плохие качества». Но, Мэре, я тебе говорю, – Кристина могла бы заменять в переводе «Мэре» на «Мэри», но не делала этого, – у нас нет ничего подобного вашим «растлителям малолетних», вашим загрязнителям природы, вашим изготовителям и взрывателям бомб, вашему рабству и терроризму. Мы ничего не скрываем, и всё же ваш народ продолжает верить, что у нас должно быть что-то настолько же отвратительное. Я не знаю, связано ли это как-то с вашей религией, но эти явления очень схожи: ваши люди считают, что некоторое количество зла неизбежно. Но это не так. Если от контакта между нашими мирами будет какая-то польза, то по крайней мере в осознании этого факта.

– Может, ты и прав, – сказала Мэри. – Но знаешь, мы иногда всё же меняемся к лучшему. И в этом новый Папа может сильно помочь.

– Папа, смотри! – воскликнула Мега, показывая в окно. – Другой вертолёт!

Понтер наклонил голову к окну.

– Ага, – ответил он и погладил дочь по голове. – Ты же знаешь – многим людям приходится ехать далеко, чтобы встретиться со своими любимыми, когда Двое становятся Одним.

Мэри подождала, пока Мега снова уставится в окно.

– Очень многое, – продолжила она, – зависит от того, как Папа решит действовать – или, в соответствии с моими верованиями, что ему подскажет Бог. Последний Папа был не слишком эффективен в деле решения проблемы развращения малолетних служителями Церкви. Но новый Папа мог бы её решить. И он мог бы положить конец целибату священников. Мог бы смягчить политику в отношении абортов. Мог бы признать гомосексуалистов.

– Как это – признать? Они у вас выглядят по-другому?

– Нет, в том смысле, что Церковь считает однополые отношения грехом. Но новый Папа может что-то изменить в этом и многих других вопросах.

– А что ты сама о них думаешь?

– Я? – сказала Мэри. – Ну я за выбор – за то, чтобы женщина имела право решать, хочет она прервать беременность или нет. Я ничего не имею против гомосексуалистов. Я не думаю, что священников следует заставлять хранить целибат. И, уж конечно, я не считаю, что брак должно быть очень непросто расторгнуть. Понятное дело, этот вопрос сейчас для меня самый важный: мы с Кольмом согласились на аннуляцию – это, в сущности, означает заявить перед Церковью и Богом, что нашего брака никогда не было, так что его можно вымарать из регистрационных книг. Теперь же… – Она помолчала, затем продолжила: – Теперь же, я думаю, нам следует немного подождать и посмотреть, что будет делать новый Папа. Если он позволит католикам разводиться, оставаясь в лоне Церкви, я стану гораздо счастливее.

Незнакомый неандерталец склонился над ними:

– Мы