Жандарм - Никита Васильевич Семин

— Скидай одежу и ложись, — приказал он, указывая на койку рядом с собой.

Спорить я не стал, выполнив требуемое. Тот быстро спрятал мой костюм в лежащий у него в ногах мешок.

— Скажем, что лихоманка у него, — сказал для окружающих дед. — Петро ее до смерти боится. Не будет подходить проверять.

Так это или нет, мне предстояло проверить в ближайшие минуты, потому что дверь в комнату открылась, и на пороге оказался бежавший за мной городовой.

Глава 14

Тяжелые шаги за спиной. Угрюмый взгляд полицейского я ощущал буквально всем телом, когда он остановился на мне. Когда лег, я специально отвернулся от входа, и мое лицо тот не видел.

— Мужик, рабочий, здоровый с синяком на лице — видели? — сурово рыкнул городовой.

— Нет, ваше благородие, не видели, — проскрипел старик.

Так этот полицейский из благородных? Или почему старик его так называет? Но спрашивать надо осторожно — совет Савелия Лукича помню, и еще придется как-то втираться в доверие к этим людям, если меня сейчас не раскусят.

— Это что за лоб рядом с тобой валяется? — грозно спросил городовой.

— Да Тимофей это, грузчик на стекольной фабрике. Приболел он, лихоманка свалила. Вот я приглядываю. Авось, бог милует, не приберет к себе.

Послушалось шуршание мундира. Полицейский крестился.

— Точно лихоманка? — все же переспросил он. — А чего ж он молчит? Не стонет? Не кашляет?

Я тут же приглушенно в подушку кашлянул. А затем и еще раз. И еще. На всякий случай.

— Ну ладно... — послышался дрогнувший голос полицейского. — Но куда же тот ирод делся? Как сквозь землю провалился!

— А кого вы ищете? Преступника какого? — тут же спросил дед.

— Может и преступник. Шлялся здесь один, все высматривал кого-то. А как я к нему пошел, он и побёг. Как бы не революционер какой.

— Ну ежели мы его увидим, обязательно вам доложим, Петр Евсеевич, — прокряхтел старик.

Я снова пару раз кашлянул, чтобы новые подозрения на себя не навлечь, да полицейского поторопить. Раз так боится болезни — пусть поскорее свалит отсюда. Это подействовало и, не прощаясь, городовой покинул комнату.

— Ну а теперь, господин незнакомец, рассказывай — кто ты и чего от Петро бегал, — проскрипел старик над ухом.

Откинув одеяло, я скинул ноги на пол и требовательно протянул руку к мешку.

— Э-э-э, нет, — покачал головой старик. — Сначала рассказ — потом одежа. А то мы ведь здесь своей головой ради тебя рисковали. Так кто ты? Неужели и впрямь — революционер? — последнее слово он произнес с непонятной для меня интонацией.

То ли скрытой надеждой, то ли осуждением.

— Не помню я. Видишь, как избили? — развел я руки в стороны.

Две молодые женщины, можно сказать девушки лет восемнадцати, качающие на руках младенцев, с интересом тут же прошлись по моему телу.

— Вижу. И вижу, что едал ты досыта, — хмуро кивнул старик. — Так что не ври, а как есть говори!

— Так я и говорю — не помню! — продолжал я стоять на своем. — Пришел в себя в проходе между третьим и пятым домом, — проходил я их, помню, что там как раз тупичок глухой и темный даже днем, поэтому упомянул его уверенно. — Как там оказался — не знаю. Да и кто я — не помню! За что меня избили, кто — тоже все мимо.

— А чего же к Петро сам не пошел? Он бы тебе и помог.

— Чуйка сказала. Я как на него глянул — так прямо озноб по коже пошел, — уверенно врал я, стараясь вспомнить то чувство, когда понял, что меня этот Петро сейчас раскроет и все мои планы нарушит.

Видно хорошо вспомнил, потому что старик перестал с этим цепляться ко мне и перешел к другому.

— Ну а зачем тогда вдоль вокзала ходил?

— Да думал, может, увижу чего, да вспомню. Или кто знакомый меня приметит. Идти-то куда, не ведаю. Раз возле вокзала — так приехал наверное я недавно. Может, меня кто из местных татей приголубил?

Прислушивался по дороге сюда я не зря и мой говор достаточно уверенно выдавал непривычные для горла обороты речи почти без запинки.

— Нет у нас таких, — сказал старик, но едва заметно отведенный взгляд, сказал мне лучше всего остального, что он соврал. И наверняка знает тех грабителей, что живут на первом этаже.

— Дык, кто тогда так меня? И что мне делать-то теперь? Без памяти, без вещей? Не знаю никого...

— Да помогите человеку, Серафим Кузьмич! — не выдержала одна из молодых мам. — Ну видно же — в беде он оказался.

— А ты, Пронька, не встревай в мужской разговор! — одернул ее старик. — Вот Пашка твой придет, скажу ему, как ты от чужого голого мужика глаза свои бесстыжие не отводила!

Девушка обиженно отвернулась и еще сильнее стала качать ребенка. Но тот на это не обратил никакого внимания, спокойно продолжая спать на руках матери.

Старик пожевал губами и достал из кармана мешочек. Из другого кармана извлек порванную газету и оторвал от нее клочок. Насыпал в клочок из мешочка табак и стал скатывать новую самокрутку. Все это он делал неспешно, усиленно о чем-то думая. Я ему не мешал, сам прикидывая, что буду делать, если втереться в доверие не удастся.

Вот старик закончил свое «таинство», сложил обратно мешочек с остатками газеты и достал коробок спичек. Чиркнул. Мне в нос шибанул густой запах сигаретного дыма, заставив меня поморщиться.

— Не куришь? — тут же хмыкнул старик. — Оно может и верно. Ты вот что... — снова сделал он затяжку и выпустил красивое колечко дыма. — Ты работать-то смогешь? Чего умеешь?

— Да откель мне ведомо-то? — пожал я плечами. — Не помню ж ничегошеньки. А от работы и не откажусь. Покажите, что надобно. Я и сделаю.

— Ну и добре, — кивнул старик. — Вечером старшой нашей бригады вернется, ему тебя и покажем. Пусть он уже решает, что с тобой делать.

С этими словами он наконец пододвинул мешок с моей одеждой ко мне. Уф. Первый этап завершен. Осталось лишь дождаться вечера и спуститься вниз. Если увижу там моих