Дневник времён заразы - Яцек Пекара

Что ж, надо признать, он изрек весьма разумные слова, ибо город все сильнее закипал от гнева. И из-за болезни, угрожавшей каждому жителю, и из-за этой адской блокады, длившейся уже несколько дней и многим усложнявшей жизнь. А даже если кому-то она и не мешала, даже если кто-то годами не высовывал носа за стены Вейльбурга, то теперь, когда путешествия официально запретили, именно этот кто-то начинал ощущать непреодолимое желание отправиться на прогулку за городские стены. А поскольку сделать этого он не мог, то от всего сердца поносил тех, кто ему эту восхитительную вылазку запрещал. Следует добавить, что царившие уже много-много дней адская жара и духота также не способствовали улучшению настроения. Я все чаще слышал тревожный шепот, который звучал примерно так: «Не дай Бог пожара, а то весь Вейльбург сгорит как сухая щепка».

— Не то чтобы мне было жаль этот паршивый сброд, — продолжал фон Берг. — Но мы ведь знаем, что там, где вспыхивает бунт, достаться может и порядочным гражданам. Не так ли? — Он остановил на мне взгляд.

— Несомненно, вы правы, господин граф, — без труда согласился я. — А что еще хуже, во время бунта события развиваются так быстро и непредсказуемо, что пострадать может любой, независимо от состояния и положения в обществе. Будем же надеяться, что ни до какого бунта у нас не дойдет.

Он кивнул, а затем помолчал немного. Наконец, он заговорил серьезным голосом:

— Мне пришло в голову, господин инквизитор, что раз уж мы оказались в столь неприятном положении, то умный человек не только старается, чтобы неприятность эта была как можно меньше, но и думает над тем, как извлечь из неудобств выгоду.

— Так и рождаются великие состояния, — я кивнул, чтобы побудить его к дальнейшим откровениям. — Кто вовремя подумал и собрал зерно в амбары, тот обогатится во времена великого голода.

— Вы думаете, в нашем городе разразится голод? — обеспокоился он.

— Я скорее рассматривал эти слова как метафорический пример предусмотрительности перед лицом грядущей катастрофы, — ответил я. — Ибо, честно говоря, не думаю, что блокада продлится настолько долго, чтобы мы начали умирать от нехватки пищи.

— Ну да, ну да…

Он побарабанил пальцами по столу и сделал два небольших глотка наливки.

— Восхитительно, — сказал он и кивнул. — Что за особое благословение у монахов, что именно из-под их рук выходят лучшие напитки?

— Вероятно, у них так мало дел, что они могут полностью посвятить себя этому занятию, — заметил я. — Ведь в отличие от нас, им не нужно ни беспокоиться о том, как прожить следующий день, ни, живя в благословенном уединении, ежедневно якшаться с ближними.

— Вот именно, вот именно, — вздохнул фон Берг. — Эти наши ближние порой как занозы под ногтем. Не правда ли, мастер Маддердин?

Ого, если я хоть что-то понимал в жизни, то почтенный господин граф, очевидно, полагал, что я помогу ему вытащить какую-то занозу. Что ж, любопытно, как дальше пойдет наш разговор и примет ли он то направление, о котором я думал. Пока что я лишь серьезно ему кивнул.

— Видите ли, мастер Маддердин, — продолжал граф, — я поспрашивал тут и там людей, сведущих в праве, и как-то так из их слов вышло, что сегодня в нашем городе именно вы можете всё… — Он вперил в меня искренний взгляд голубых глаз.

— Всё может лишь Господь Бог, — ответил я.

— Ох… — Он взмахнул руками. — Но вы здесь и сейчас можете очень многое, не так ли?

— Достопочтенный господин граф, — начал я с серьезностью в голосе, — привилегии инквизиторов велики, особенно в моменты, когда под угрозой может оказаться благо нашей святой веры и благополучие народа Божьего. Но наши обязанности и связанные с ними ограничения, смею со всей силой утверждать, еще больше.

Он помолчал мгновение, очевидно, размышляя, как мои слова соотносятся с планами, с которыми он сюда пришел.

— Я хотел бы, чтобы вы помогли мне в одном деле, — наконец заявил он напрямик.

— Господин граф, я буду счастлив небо вам преклонить, — заверил я и долил наливки в оба бокала.

Он был достаточно умен, чтобы понимать, что эти слова ровным счетом ничего не значат, поэтому лишь сердечно улыбнулся.

— Я был бы вам безмерно благодарен, если бы вы провели меня на ежегодное собрание городского совета, которое, как мне донесли, состоится через две недели, — сказал он.

Совет нашего города, конечно, собирался чаще, чем раз в год, но это июльское заседание всегда было самым важным, и на нем решались не только значимые для общины дела, но и распределялись должности.

Признаюсь, его просьба меня удивила, поскольку я ожидал не этого. Но именно кажущаяся незначительность этого желания меня и обеспокоила.

— Прошу прощения, господин граф, но для чего я вам нужен? Разве не достаточно того, чтобы господин граф выразил желание присутствовать на таком заседании?

Он пожал плечами.

— Мастер Маддердин, нечего скрывать, эти мещане ненавидят меня, как бешеную собаку, — честно пояснил он.

Что ж, учитывая размер его долгов, нежелание их платить и количество затеваемых им потасовок, это чувство было, вероятно, вполне обоснованным.

— Они меня даже в ратушу не пустят, не говоря уже о зале заседаний, — добавил он.

Я помолчал мгновение.

— Видите ли, господин граф, я усматриваю в этом одно неудобство, — начал я. — Я бы не хотел оказаться в ситуации, когда на заседании городского совета услышу из уст господина графа слова, которые меня удивят.

— То есть, вы хотите знать, каковы мои намерения? — Он смотрел на меня холодно и без улыбки.

— «Хочу» — неподходящее слово, — ответил я. — А вот «должен» — слово подходящее.

— Почему бы и нет? Я могу вам все рассказать. — Он снова пожал плечами.

— Добавлю лишь, — спокойно промолвил я, — что если бы господин граф вдруг передумал и сказал на совете иные слова, нежели те, которыми соизволит со мной сейчас поделиться, это вызвало бы мое, мягко говоря, глубокое огорчение…

Я надеялся, что он достаточно разумен, чтобы серьезно отнестись к моей просьбе о честности. С другой стороны, у него было уже столько врагов, что он мог счесть, что одним больше, одним меньше — роли не играет. В этом он бы сильно ошибся, ибо сделать своим врагом инквизитора еще никому не шло на пользу.

— Я буду с вами честен, как на святой исповеди, — произнес он, приложив руку к груди. — Я должен вызвать на поединок одного человека, и сделать это я должен именно на заседании совета, и нигде больше.

— Я слышал, что в бою на рапирах вам нет равных, господин граф, — учтиво