Трудовые будни барышни-попаданки 5 - Ива Лебедева

Мы накинули плащи, оставили Еремея за старшего и прошли к каретам мимо часовых в той же численности, в какой актеры прибыли в замок.

— До сих пор не верю, — шепнула «Сюзанна», когда мы покатили мимо лип, покрытых юной листвой.

— А я всегда верила маменьке, — весело ответил «Керубино».

— «Не будем брать примера с тех актеров, которые из рук вон скверно играют», — со смехом напомнила я реплику Фигаро из первого действия.

* * *

Лошадки бежали, колеса крутились, весна благоухала, а я ощущала себя героем истории, преодолевшим пропасть в два прыжка. Вернее, завершившим первый и приступившим ко второму.

Вариант падения рассматривался мною едва ли не с той минуты, как мы покинули замок. Ну, не столько падения, сколько веселого триумфа.

Я была готова, если мы провалимся на сцене, провести сеанс саморазоблачения. Взмахнуть пачкой ассигнаций и пообещать пять тысяч рублей тому, кто угадает актера, играющего Фигаро. Может, зашикают, а может — оторопеют. Ведь принято артистам кидать на сцену кошельки, не наоборот.

Но лучше доиграть до конца. До финальных куплетов и занавеса. Нельзя ничего бросать на полпути. В особенности авантюры.

Кстати, дорогой от директора театра я узнала, почему спектакль идет на русском. Просто один из генералов-поляков, чуть не ставший маршалом при Наполеоне, заявил в узком кругу, что скорее Висла потечет из Кракова в обход Варшавы, чем в этом городе дадут спектакль на любом языке, кроме французского или польского. Великий князь об этом узнал и распорядился. Что очень хорошо характеризует Константина Палыча.

* * *

Актеров, как и прочую обслугу, запускали во дворец с черного хода. Гримерка была тесной. К тому же в нее периодически заглядывало наглое офицерство в надежде перемолвиться со знакомой актрисой и в еще большей надежде познакомиться с прелестной дебютанткой.

Я была в мужском наряде, приставать к Керубино считалось не комильфо, хотя я услышала пару игривых версий, что сегодня в роли пажа его ровесница-фрейлина и надо бы познакомиться после спектакля.

Зато на Сюзанну пожелала взглянуть едва ли не половина молодого гвардейского офицерства, допущенного во дворец. И я понимаю почему.

В современной России, впрочем как и в остальном мире, женщина-менеджер — явление уникальное и непривычное. Поэтому, когда я стала регулярно путешествовать с Анастасией-секретаршей, пришлось решать вопрос ее имиджа. И, не сговариваясь, мы пришли к выводу, что надежнее всего подобие странствующей гувернантки или классной дамы. Никаких привлекательных излишеств: строго, скромно, деловито. Скорее облик вдовы или вечной девы, а не замужней дамы. Впрочем, из-за разъездов и своего супруга Настя не видит месяцами.

Сейчас, в свадебном платье Сюзанны, с веточкой флердоранжа в волосах, Анастасия выглядела синим чулком не больше, чем Зефирка — таксой. Изящная, легкая кокетка. Даже я поглядывала с восхищением. А уж как остальные!

Эх, не поторопилась ли я с замужеством, когда подобрала для девочки идеальную партию — молодого, смирного и непьющего механика? Приодеть Настеньку, образовать и вывести на рынок невест более высокого уровня, да хоть дворянский. Впрочем, тогда ей не колесить со мной по империи.

Я отвлеклась от несвоевременных размышлений, поболтала с суфлером. Тайком от начальства дала ему хлебнуть моей лучшей настойки на зауральских травах, презентовала всю фляжку. Попросила, если я дам определенный знак, замолкать.

Времени для разговоров хватало. Спектакль начался с затяжкой — должно быть, ждали князя. Потом из зала потянуло дымом — это гасили свечи. Освещение бы им поменять!

Поднялся занавес. Зрители усердно хлопали, но еще усердней хлопало открываемое шампанское. Такой фуршет в храме культуры, пусть и во дворце, меня не возмутил. А подвиг на озорство.

Ведете себя как в балагане — будет вам балаган! В ожидании проды рекомендую сказку о магической академии, некромантии и жутких тайнах https://author.today/work/396418

Глава 28

Пустилась балаганить с первого явления, когда Фигаро измеряет аршином площадь супружеской спальни. Тут же перевела полученные данные в английские футы и модную французскую метрическую систему. Сжалилась над директором-режиссером и пошла по классическому тексту с любовной интригой.

Однако шуточки продолжались. Например, в десятом явлении Фигаро начал перечислять Керубино радости военной жизни: «…конец пышкам, пирожным с кремом, конец пряткам и жмуркам. Вместо этого бравые солдаты, загорелые, оборванные: на-пра-во, на-ле-во, марш вперед к славе, да гляди не споткнись дорогой, а то один меткий выстрел…»

Для наглядности я выхватила револьвер и шесть раз подряд пальнула в потолок, причем предупрежденная Лизонька после каждого выстрела восторженно кричала «еще!».

Неужели есть чудаки, которые считают, что револьверы ни на что не годятся? Офицерство приветствовало подготовленный экспромт овациями.

Небось еще не родился — а может, и родился, кто его знает, — Павел Чехов, отец великого печального юмориста. Но чеховский афоризм — если бы вместо пьес давали недоразумения, публика платила бы вдвое больше, — этот афоризм был актуален и тогда. Публика пила шампанское, хлопала и упивалась недоразумениями и вставками в текст.

Особенно я распроказилась в знаменитом монологе Фигаро. Том самом обличительном революционном монологе о том, что одни рождаются с серебряной ложкой во рту, а другим приходится выгрызать счастье по кусочкам, ползти вверх по социальной лестнице, то и дело скатываясь на пролет вниз.

В моем варианте Фигаро не состряпал комедию из гаремной жизни, а написал почти шекспировскую драму о таинственно умершем короле, о наследовавшем ему старшем принце и младшем принце, который поклялся в ночь королевской смерти никогда не царствовать. Бедный суфлер замолк, ожидая, когда я вернусь к тексту Бомарше или нас всех арестуют.

Реакция последовала ожидаемая. Ни хлопанья, ни перешептывания, ни вздохов. Только слышен далекий журчащий ручеек — кто-то опрокинул бутылку с шампанским, и вино льется с яруса на ярус.

И вдруг в тишине раздался одинокий хлопок. Сухой, сдержанный, скупой. Но будто плотину прорвало.

Пока зал аплодировал, суфлер успел меня изругать, а я — извиниться. Мы вернулись к каноническому тексту. Но не надо быть Кассандрой, чтобы чуять: кое-кто из важных зрителей ждет не финала с водевильными куплетами, а ответа на очень интересные вопросы.

* * *

Едва мы раскланялись за опущенным занавесом, директор промчался за нашими спинами, как наскипидаренная овчарка по краю овечьей отары. «Немедленно переоденьтесь и уезжайте», — доносилось его рычание.

Фигушки-фигаровушки вам, не уеду.

Впрочем, и без моих фигушек нашлись люди, желавшие, чтобы я осталась. Едва мы вошли в гримерку, раздалась брань — директора изгоняли из коридора.

— Прошу вас быстрее закончить и следовать за нами,