Соединенные Штаты России 3 - Полина Ром

— Появится через сорок лет! — проорал Задрот.

— Твою же мать… — пропыхтел Бык, таща Фифу за руку. — Только не падай!

— За собой следи! — почти всхлипнула Анжела, не отставая.

Сверху с балкона в них полетел цветочный горшок. Рим едва увернулся. Почему-то ему показалось, что там была опунция. И понял, что эта чертова опунция теперь ему в кошмарах сниться будет.

Толпа снаружи неистовствовала. Пусть они преследовали явно не Рима с его группой, но легче от этого не становилось. Попасть под сапоги никто не хотел. Рим надеялся, что кто-то из преследователей свалится в люк, из которого они вылезли. Пусть и лучше от этого не станет. Найдут капсулу — и тогда не пойми, что с ним сделают.

Пусть и запоздало, Разумовский сообразил, что и место высадки они не запомнили. Хорошо, если Скрип по своему внутреннему навигатору сумеет сообразить, как вернуться. А если не сообразит?

Цинк схватил Рима за плечо едва ли не силой, втащил его в узкое пространство между домами. Толпа промчалась мимо. От неё отделился какой-то бродяга с надвинутой на самые брови шапкой. Дрожащие руки и сизый нос выдавали в нем матёрого алкоголика.

— Поди прочь! — рявкнул Цинк и пнул того ногой.

И бродяга, шатаясь, побрёл дальше за толпой. От вонючего запаха чужого перегара Рима замутило. Его похмелье стало чувствоваться особенно сильно. Он мысленно выругался на самого себя. О чем он думал, распивая спиртные напитки в замке двух королев⁈

Через дорогу виделись другие тесные дома, между которыми прятались остальные бойцы. Рим попробовал выйти и почувствовал, что застрял.

— Цинк, — позвал он. — Давай сюда. Дерни покрепче…

— Выдохни… — посоветовал Цинк, протянул ему руку и дёрнул на себя.

Рим почувствовал, как давление стен немного его отпускает. Не хватало еще вслед за штанами распороть и куртку. Но пока вроде пронесло.

— Что это было? — спросил Гек, криво глядя на солнечное небо.

— Есть идеи, — сказал Скрип, потирая лоб. — Кажется, мы попали на День баррикад.

— Чего-чего? — не понял Гек.

Фифа тоже нахмурилась. Рим решил, что это скорее плохой признак. Уж если Анжела не знает, что такое День баррикад — значит, в своих дамских романах она про него не читала. И никаких советов дать не сумеет по этому поводу.

— Попытка переворота? — спросил Цинк.

— Не совсем, — покачал головой Скрип. — Скорее, марш оппозиции.

— Активная нация, — хохотнул Кот. — Ты хочешь сказать, что вот эти милые товарищи, ищущие, кому бы башки поразбивать, — это мирная оппозиция?

— А это неважно, — сказал Рим. — Это вообще могут быть местные банды. Люди, в целом, как раз лояльные королю. Если ты точно знаешь, что это за день, то можешь подтвердить, где король. Уверен, что он в Лувре?

— Сто процентов, — заверил Скрип.

У Рима на душе немного отлегло.

— Ну что же, — хмыкнул Бык. — Значит, нам надо в Лувр.

Его слова прервал новый шум. По дороге, через перекресток, катились повозки. Их были десятки. И далеко не все могли похвастаться наличием лошадей, запряженных в них. Напротив, большинство повозок катили люди — человек по шесть-восемь. Ещё больше раздражал невыносимый грохот от катящихся бочек.

Это была совершенно другая толпа. В отличие от оборванцев, она могла похвастаться более-менее пристойной одеждой. Почти все были люди молодые. И повадками напоминали шальных студентов, которых выпустили с лекций впервые за три месяца.

— Да черт побери, — возмутился Чук. — Эти французы, по ходу, скучать вообще не умеют. Вечно у них движуха какая-то.

Фифа закрыла уши руками. Похоже, звуки грохота ей были невыносимы.

— Двигай в Лувр, — скомандовал Рим. — Расскажи по дороге, что за День баррикад.

— Да исторический день, командир, — сказал «синеглазка», в то время как они продвигались, следуя за какой-то торговкой, что везла кувшины с молоком на тележке. — Что такое баррикады, надеюсь, все знают?

— Ну, — буркнул Кот.

— Так вот, сегодня первый день в истории Франции, когда это понятие вообще появилось. Слово было, но почти не использовалось.

— Давай ближе к теме, — попросил Рим. — Основные стороны конфликта. Имена, участники, развязка.

— Развязку не скажу, — сказал Скрип. — А участников вполне назову. Некто герцог Генрих де Гиз пытается выбить с трона законного короля Генриха Третьего. Собственно, того, к кому мы идём. И к кому направился испанский посол…

— Подожди, подожди, — перебил его Бык. — Два Генриха?

— Не родственники, — вставил Задрот.

— Ну ладно, — сказал Бык. — А то знаешь, после вчерашнего я бы не удивился, что они братья. Однояйцевые. И сиамские. Сросшиеся задницами.

— Ну, амбиции у них наверняка одни и те же, — предположил Кот. — Снова борьба за власть?

— Да, только странная какая-то, — сказал Скрип. — Исторически считается, что Генрих де Гиз победил. Он заставил короля бежать из Лувра, да и вообще из Парижа. Только сам на трон не сел. Ему предлагали, но он отказался.

— А кто тогда сел? — спросил Цинк.

— Да никто. Истинный король подождал, пока все перебесятся, вернулся назад и продолжил править. Всё.

Чук с Геком переглянулись и синхронно пожали плечами.

— Сурово, — заметил Кот. — Дзю не хватает. Он бы сказал от души. А я бы с ним поспорил.

Все понимающе помолчали.

Дзю пришлось оставить в Англии, в замке Шеффилд. Его рана не позволяла ему полететь со всеми на боевую операцию. Мария Стюарт обещала о нём позаботиться, как о защитнике короны. Хотя Рим подозревал, что его просто оставили в заложниках. И только на этих условиях отпустили остальных из замка. С другой стороны, та же Мария была такой же заложницей у Елизаветы последние восемнадцать лет. И не похоже чтобы сильно жаловалась.

Улочки сменяли друг друга, становясь все шире и шире. И это было признаком того, что впереди площадь, а на ней — королевский дворец.

Общие принципы градостроения Рим освоил как дважды два. В этом плане одинаково себя вели архитекторы не только европейских городов, но и вообще всех. В разных местах в своей жизни Рим наблюдал одну и ту же картину: чем ближе к политическому центру любого населенного пункта, тем больше плотность населения в жилых местах — и при этом больше пространства в общественных.

Подобно Москве, в которой с каждым десятилетием центр всё больше ломился от наплыва жителей, но, вместе с тем, оставлял пустыми площади. В древнем Париже — хотя, с другой стороны, не в таком уж и древнем, — положение было ровно то же самое.

Поэтому Рим безошибочно понял, что они на месте, когда тесные переулки внезапно закончились. А с ними кончились и дома. Пара роскошных усадеб, вросших напоследок, внезапно сменились широким