Лилит - Никки Мармери

Я никогда не была настоящей провидицей. Лишь травы и волшба Нореи помогли мне предвидеть потоп. Ни до того, ни после я не обладала даром пророчества.

И все же в тот миг меня посетило прозрение. Я в точности увидела, чем все закончится.

Роща

Я вернулась к своей задаче с решимостью паука, занятого починкой порванной паутины. Начала я с трех женщин и шести девочек, а также младших мальчиков: остальных у нас отняли в нежном возрасте семи лет, когда забрали от матерей, чтобы учить мужской жизни.

Каждый день после полудня, когда Ной пил, а Сим, Хам и Иафет дремали после утренних трудов, мы уходили из деревни в рощу за лесом. Самбет шла медленно, рука об руку со своими дочками – Элишевой, имевшей ту же изящную походку и отсутствующее, мечтательное выражение лица, и шумной смешливой Васемафой. Нахалафу тащили за руки ее девочки: умница Серах, арфистка Фамна и Мегетавеель, умевшая подражать кому угодно. Арадка, радуясь возможности на несколько бесценных мгновений сбежать от Иафета, со смехом скакала, неся на плечах малышку Ану. Младшие из мальчишек, Ханаан, Арам и Фирас, бежали впереди всех, фехтуя на палках и устраивая друг на друга засады в кустах.

Среди серебристых берез и древних дубов, где над нами порхали рыжебокие вьюрки, а с веток смотрели глазами-бусинками белки, я говорила о Святой Матери, о той роли, которую Она нам уготовила, о Ее природном законе. Я рассказывала женщинам, что все это означает. Что они равны своим мужьям, а не их слуги и не помощники (это слово по-прежнему разжигало злость у меня в груди, словно огонь в печи).

Я рассказывала об их предках, нагих и безгрешных, в Эдемском саду. О том, как Ашера выбрала женщину, чтобы наделить ее даром мудрости. О том, что их праматерь Ева принесла в мир разум, а не грех. Что они должны использовать добытую с таким трудом мудрость, чтобы задаваться вопросами, совершенствоваться и развиваться, а не принимать и превозмогать. Что мужчины называют непокорность Евы грехом, хотя это ее величайшая добродетель.

Со временем мы подошли к вопросу, который беспокоил женщин больше всего: о том, что всякая жизнь бесценна, но творение – это сила, использование которой требует умеренности, а не слепого упорства без внимания к собственному здоровью и заботы о нем. Что мудрость требует выбирать, когда и как часто приносить новых младенцев в мир: сила давать жизнь идет вместе с правом отказывать в этом. Что точно так же, как они защищают своих детей, необходимо защищать и этот живой мир, который кормит нас, а не господствовать над ним, не эксплуатировать его. Я рассказывала им, что их тела не мерзки и не грешны, что эти утверждения – ложь, навязанная, чтобы лишить нас права распоряжаться своим чревом. Что кровь, которую мы проливаем, есть источник всей жизни: она священна, а не дурна.

Нужно было еще многое, очень многое рассказать.

Женщины были готовы слушать, но никак не откликались. Они напоминали камешки на дне реки, неподвижно и безразлично лежащие под потоком, проносящимся над ними.

Понемногу я начала неохотно признавать правоту Нореи: ее невестки глупее ослов. Наверное, стоит отправить их по домам прясть. Лучше потратить время на девочек.

Но однажды Арадку наконец прорвало.

Она снова была беременна, в двенадцатый раз за семнадцать лет, и придерживала ладонью огромный живот, который свешивался с бревна, где она сидела, широко расставив ноги. Ей было уже тридцать два, и она совершенно лишилась сил.

– Тогда где же Она?! – требовательно воскликнула Арадка. – Как ты можешь говорить, что у меня есть защитница, если мы Ее ни разу в жизни не видели? Почему Она молчит? Какой силой Она на самом деле обладает?

Я споткнулась на первом же препятствии. Что тут скажешь? Что Ашера мертва? Что я сама убила Ее медлительностью и нерадивостью?

– Вы не услышите Ее. Враги заставили Царицу Небесную скрыться. Но, чтя Ее законы, вы будете помнить о собственной ценности.

– И что толку? – закричала Арадка, заметив мое сомнение и разочарование. – Нет! Все так, как я и думала. Мы одни. Тебе-то хорошо: над тобой нет хозяина, и это заметно. Ты сохранила молодость и красоту. – Остальные женщины уставились на меня, словно впервые это заметили. – А теперь посмотри на меня! Кто меня услышит? Кто покарает моего мучителя? Как я могу отказать тому, кто больше и сильнее меня? У него есть живой Бог, подкрепляющий его права, и братья, которые помогут ему. А меня защитить некому! Некому!

* * *

Арадка некоторое время не приходила в рощу. Вместо этого она навещала могилы в пещере или бросала камни в стремительную реку. Мы брали с собой Мешеха и Фираса, но Ана никогда не соглашалась ходить без матери.

Мои уроки продолжались, и девочки постарше становились более словоохотливыми.

– Мне кажется, что судьбу женщины решает выбор ею мужа, – сказала однажды Элишева, когда мы сидели на бревнах в роще. – Арадке не повезло, – сидевшие позади нее Самбет и Нахалафа опустили головы, – но меня ее мучения обойдут стороной, потому что я выйду замуж за того, кто любит меня. – Она ухмыльнулась с тем самодовольным видом, который так легко дается юным, радуясь, что поняла то, чего, как она полагала, не понимает Арадка.

– Глупая девчонка! – Самбет бросила в нее шишкой. – Думаешь, у тебя – или, если уж на то пошло, у меня – будет выбор, за кого пойти?

Ухмылка Элишевы померкла, щеки залились алым румянцем. Трудно было ее винить. Старшая из девочек, она не догадывалась, что ее ждет. Самбет это знала, Нахалафа – тоже, судя по тревожным взглядам, которые она бросала на собственных дочерей, по беспокойным движениям рук, сложенных на коленях, и пальцев, пощипывающих кожу на ладонях.

Я беспомощно наблюдала, как растет привязанность Асмодея и Элишевы друг к другу. Они старались хранить свои чувства в тайне, но я все видела. Как они часто вместе не показывались у алтаря, когда там жгли приношения. Как Элишева приходила растрепанная и раскрасневшаяся к загону для коз на утреннюю дойку, не отряхнув сухие листья и мох со спины своего одеяния. Как Асмодей не сводил с нее глаз, когда она проходила мимо, неся молоко на маслобойню. Как он проскальзывал туда, когда, как ему казалось, никто этого не видел, и их головы – одна темная, другая светлая – скрывались за маслобойкой.

Но наблюдала за ними не только я.