Елка и терн. Тетралогия (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

Товарищ Козлимник (для краткости мы уже сократили его до Козла) ждал меня на кафедре. По дороге я скинула хламиду, вручив ее Тёрну. Сделала поглубже декольте. Взбила волосы. И вообще была в полой боевой готовности.

Чем хороши иллюзии?

Да тем, что одну из них можно легко поменять на другую.

Жители мира магии могут их распознать. Хоть и не все, но многие. А в мире техники…

Я открыла дверь и проскользнула внутрь.

– Алессандр Парисович, добрый вечер.

– Здравствуй, Лидочка. Рад тебя видеть.

– Вижу, что рады, – не пошла я на контакт. – Что значит ваше поведение вчера утром? Я специально пришла прояснить все, чтобы между нами не было неясностей.

Могла бы и не спрашивать. Масляная улыбка на губах негодяя была омерзительна.

– А разве не ясно, что оно означает? Вы – молодая привлекательная девушка. Строго говоря, главное ваше достоинство – это ваша внешность…

Я аж вскипела. Это Лида‑то? Безмозглая кукла Барби?

Да мой супруг утверждал, что при хорошем образовании она стала бы не хуже Лери. А может еще и станет. А Её Высочество Дилера уже год как возглавляет королевский фискальный кабинет. В переводе – проверяет всю бухгалтерию, на которую ее бросает король, по достоинству оценивший невестку. Даже когда она была беременна, все равно что‑то считала и проверяла. И ежели вы думаете, что от нее ушел хоть один казнокрад, вы так больше не думайте!

А тут!

– А что – мои мозги уже ничего не стоят? – ледяным тоном поинтересовалась я. – И то, что я связалась с вашей аспирантурой, куда даже чтобы откосить от армии – и то не идут?

– Это конечно, важно. Но вы же понимаете, что женщина и математика…

– Полагаю, Софья Ковалевская об этом не знала, – парировала я.

– А в личной жизни вы придерживаетесь ее принципов?

Вспомнив, что знаменитый математик отнюдь не была ханжой, я мерзко улыбнулась. И парировала.

– Только с теми, кто мне нравится.

– А с теми, от кого зависит ваша дальнейшая судьба? Хотите после защиты остаться на кафедре? Да и вообще – хотите защититься?

– Представьте себе – хочу.

– Я так и думал. Иначе вы бы не явились сюда в таком очаровательном платье. Вы же понимаете, какое впечатление производите.

Я издевательски рассмеялась.

– Возьми платок. Прикрой нагую грудь. Сей приоткрыв предмет, ты пролагаешь путь греховным помыслам и вожделеньям грязным…

– Что? – растерялся Козел.

– Неужто же вы так подвержены соблазнам, что вожделения не в силах побороть, нечаянно вблизи узрев нагую плоть? Вы, как я погляжу, уж чересчур горячий. А я – похолодней. И чувствую иначе. Явись вы предо мной, в чем родила вас мать – перед соблазном я б сумела устоять.

– Не понял?

– Неудивительно. Это 'Тартюф', Мольера. Классика всегда актуальна, не так ли? Даже через триста лет находятся подонки и ханжи – и находятся зависимые от них несчастные.

'Подонка' профессор Козлимник стерпел. И холодно поинтересовался:

– Вы понимаете, чего лишаетесь?

– Лишаюсь? А кто сказал, что я – откажу? Нет уж. Давайте проясним вопрос. Я сплю с вами… два года? До защиты?

– Эээээ…..

– Ну вот. Как приставать – так первый. А как признать – в кусты?

– Ээээ…..

На этот раз блеяние вышло более отчетливым.

– Так вот. А вы делаете из меня кандидата наук. И не препятствуете дальнейшей карьере. Ни в каком ее виде. Так?

– Почему бы нет? Если вы мне предложили?

Ах, я предложила? Ах ты с… сын собаки женского рода!!!

– Девочка, успокойся. Рано. Пусть он сначала тебя обнимет.

Присутствие за дверью любимого супруга помогло собраться. И я поправила прядь волос.

– Если насилия не избежать, лучше отдаться, пока просят, а не угрожают, – улыбка вышла кривой и злой. – Ну, иди ко мне, мой козленочек…

Товарищ Козлимник сделал ко мне шаг. Второй. Третий. Гнусный шепоток ударил в уши.

– Тебе будет хорошо, обещаю…

Покрытые старческими пятнами руки готовы были сомкнуться вокруг меня. В нос ударил омерзительный кисловато‑затхло‑гнилостный запах. И я активизировала заклинание.

Я не зря цитировала Мольера. Классика бессмертна.

Правда, профессору наверняка было не до детских мультфильмов, когда красотка в его руках вдруг превратилась в огромного волка, стоящего на задних лапах – и оскалила зубы.

Эвин, проскользнувший со мной в лабораторию, и незримо стоящий за моей спиной, торжествующе взрычал.

Профессор шарахнулся.

И я опять сменила облик. Златогривая кобылица опустилась на все четыре копыта…

– Куда же ты, жеребеночек?

Тряхнула гривой – и на ее месте вдруг проявился громадный таракан. Видимо, мадагаскарский мутант. Даром я, что ли, эту мерзость в и‑нете разглядывала. В человеческий рост – то, что доктор изловил!

– Давай, дожимай! Еще пару превращений – и он спечется!!!

Я послушалась любимого супруга.

Таракан сменился здоровущей медузой, такой белой и студенистой. А из нее вдруг выросла женщина, вокруг которой полыхнуло пламя. Профессор шарахнулся, но куда там!

Иллюзорный огонь. Не обжигает. Не ранит. Не причиняет вреда.

Но его надо еще суметь отличить. А перепуганный сластолюбец вряд ли на это способен. Тем более, когда с лица стоящей перед ним женщины стекают все краски, проявляется зеленый цвет, а место волос на головке занимают змеи.

Горгона Медуза. А лучше – Эфиальто.

За спиной расходятся огромные черные крылья.

– Да как ты только посмел, презренный смертный червь!!!

Голос, насыщенный ультразвуком, расходится по лаборатории. И ужасно тянет ляпнуть классическое: 'За то, что ты посмэл аскорбыть наш род, ты умрэшь, как подлый ш

а

кал!'.

– Соберись, родная! Доигрывай!

Я улыбаюсь. Холодно и зло. Иллюзия показывает двухсантиметровые клыки.

– Я не буду марать о тебя руки! Вместо этого… Цербер!!! Явись по моему слову!!!

Я поднимаю руку, картинно прищелкивая пальцами.

Профессор трясется от страха, не смея коснуться огня. А я снимаю полог невидимости с Эвина, попутно добавляя ему приятных штрихов.

И рядом со мной на полу оказывается настоящий адский пес. Собака Баскервилей – да и только.

По хребту бегут искры, шерсть вздыблена, глаза горят болотными зелеными огнями, с клыков (всех трех голов, одной реальной и двух иллюзорных) течет слюна, от которой на полу образуются дымящиеся проплешины… не забыть накапать кислоты в это место…

– Взять!!!

И Эвин совершает грандиозный прыжок через огонь. Передними лапами он попадает в грудь профессора, сбивает того на пол, и наваливается сверху всей тяжестью. Распахивает центральную пасть и придвигается к лицу старика.