Последний герой СССР - Петр Алмазный

повернулся за едой. Но рука наткнулась на пустое место — кефир и печенье исчезли с капота.

— Гаденыш! Зашибу паршивца! — По бабьи повизгивая, заорал таксист.

Он метнулся за машину и тут же из-за черного бока «Волги» вылетел вот этот самый бомжик, на которого я смотрю сейчас, второй раз оказавшись двадцатилетним Владом Агеевым. Насколько я помню, бродяжка голоден и сейчас его едва не убьет озверевший водила.

Тогда, в моей первой жизни, футбольным мячом вылетев из-за машины, он скорчился в луже, подтянул колени к животу и обхватил голову руками. Шапка слетела, валялась рядом.

— Никола, уймись! — Закричал кто-то из таксистов.

Но тот будто не слышал. Он несколько раз пнул тщедушного человечка ногой, обутой в тяжелый чехословацкий ботинок. Я подбежал к ним, краем сознания отметив, что бродяжка даже не закричал от боли, напротив, продолжал улыбаться — все так же безмятежно, и от этого нереально жутко.

Прекрасно помню, как меня тогда охватила ярость. Бить маленьких, обижать тех, кто слабее и уж совсем нерушимое — лежачего не бьют… А таксист увлекся.

Я ударил — и мужик осел в ту самую лужу, в которой только что улыбался маленький бомжик. Из-под его широкого зада поплыли кефирные разводы.

— Сука, сука, сука, — плача, проскулил таксист. Я замахнулся, ударил. Раз, еще…

Как ни странно, избиение таксиста прекратил оборвыш. Он подковылял к «Волге», погладил пальцами капот, потом перешел к двери со стороны водителя, все так же ласково поглаживая машину.

— Бедненькая! — Почти причитал он. — Тебе больно будет! Здесь ударишься, здесь тоже, и здесь…

— Замолчи, Христа ради замолчи! — Взвыл таксист, а бродяжка, повернувшись к нему, вдруг сказал:

— У тебя черт за спиной. — Потом посмотрел на меня, застывшего с поднятой рукой и сжатым кулаком. — У тебя тоже черт за спиной, но ты с ним договоришься.

А тем же вечером в новостях нового коммерческого канала «ТВ-Сибирь» я увидел сюжет: черная «Волга» с шашечками на боку, объятая пламенем. Вокруг пожарные, но двери заклинило. Знакомый мне красномордый таксист так и не смог выбраться, сгорел заживо. А я отделался травмой позвоночника и несколькими годами на больничной койке…

Мне потом рассказали, что бродяжку зовут Ванечкой и никакого детского церебрального паралича у него нет. Он вообще здоров. А походка… Танцует он так. Всегда. Еще я узнал, что ему уже лет двадцать, если не больше, он не ребенок, просто так выглядит, и что он — местный, вокзальный дурачок…

Но вот сейчас, в моей новой жизни, мне совсем не хотелось снова сталкиваться с этим существом… Не знаю, какого уж он «черта» за моей спиной тогда увидел, но повторять этот опыт я не хочу. Хватило в прошлой жизни, и снова наступать на те же грабли не собираюсь.

Я развернулся, хотел направиться к выходу, но налетел на кого-то. Извиниться не успел, дальнейшее вообще помню смутно. Будто по памяти ластиком прошлись. Сначала увидел летящий в лицо кулак. От удара уклонился, машинально, не думая. Реакция хорошая и тело не забыло два года тренировок и боев, порой реагирую на автомате.

Люди вокруг слились в разноцветный гудящий хоровод. Голоса будто кто приглушил, сделав звуковой фон гудящим пчелиным роем. И клекот. Птичий. Еще миг — и в лицо метят когтистые лапы. В голове мелькнуло: «Какой мудак хищную птицу выпустил на автовокзале? Тут люди…»… Увернулся чудом. Но птица оказалась быстрее и снова попыталась вцепиться мне в лицо. Лапы здоровые…

Клюв… Вот этого нельзя допустить, голову проломит на раз два. Не мог отвести от нее глаз. Это что-то нереальное, но хорошо помню глаза птицы — круглые, яростные и — какие-то человеческие, что ли? — и злой клекот.

Откуда здесь птица? Огромная, больше орла размером. Мысли скакали, я уворачивался, и тут же пытался схватить ее за лапы. Не получалось. Выкрутиться, упасть, вскочить… Переворот… Подсечка…

С кем я все-таки дерусь?..

Черт его знает, как драться с птицей…

Пропустил удар… Странно, по физиономии мне въехали вполне человеческим кулаком. Я тоже врезал в чью-то морду лица…

«Чертова птица… Кто стоит за ней?».

В сознание пробился тоненький голосок:

— А у вас черти за спиной… Откопают — закопают, откопают — закопают, — и тонкий, почти детский, и от этого жуткий смех.

Мальчишку бы не зацепить ненароком…

«Побеждает тот, кто бьет первым», — звенело в голове, но я не видел, кого бить. Не мог рассмотреть противника, птичьи крылья кружились передо мной коричневым пламенем…

Вдруг рассмотрел в общей круговерти вокзального дурачка. Ванечка схватил ведро и плеснул на меня. И тут же милиция. Я «лицом в пол», руки заламывают, щелчок наручников…

Когда милиционеры выводили меня из зала ожидания автовокзала, я вдруг посмотрел наверх. У перил второго этажа стоял Петр и смотрел на меня холодным, оценивающим взглядом экспериментатора. Так смотрят на лягушку, которую собираются препарировать.

За мной вели еще кого-то.

— Вызывай второй экипаж! — Крикнул милиционер, оглянувшись. — В один не стоит сажать, поубивают друг друга. — Он подтолкнул меня. — Нашли место, где драку на Калиновом мосту утроить. Битва двух якодзун, ёпта!

УАЗ трясло, я краем сознания понимал, где нахожусь, но перед глазами по-прежнему крутился водоворот коричнево-оранжевых перьев…

Глава 13

Первое более менее связное впечатление — обезьянник в Железнодорожном районном отделении милиции, или «Железке» — по народному. Я за решеткой, лежу на скамье. Футболка мокрая, брюки в грязи. Видимо, меня повалили в лужу на полу, прямо там, возле справочного бюро автовокзала. Вода, в которую уборщица макала половую тряпку, была примерно того же цвета, что и в лужах на улицах. После дождя люди натаскали грязи в зал ожидания. Что было дальше?

Когда бомжик плеснул водой, я на мгновенье замер. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы противник нанес удар. Куда он ударил, я сейчас даже не соображу. Неуловимое движение, короткий тычок — и темнота. Похоже, хорошо знает расположение нервных центров.

Но при чем здесь орел?

Сейчас я начинал понимать, что никакой птицы на самом деле не было. И бой с использованием гипноза или какой-то другой практики — введение противника в мягкий транс, например — это что-то новое для меня. Неприятная вещь, голова до сих пор гудит, как старый церковный колокол. Хотя, если бы я не отвлекся, когда пацан плеснул воды в лицо, не факт, что получилось бы меня вырубить. До этого момента я