По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

голову, когда лежишь вот так в сверхрежиме на крыше древнего вагона в августе одна тысяча девятьсот сорок первого года…

Семь… шесть…пять… четыре… три… две… одна…ноль.

Пора.

Одним прыжком из положения лёжа Максим перелетел на платформу.

Приземлился мягко, по-кошачьи, выпрямился. Ещё в полёте успел оценить обстановку.

Четверо немцев.

Один за пулемётом.

Второй — фельдфебель — стоит к нему спиной. Чиркнул спичкой, прикуривая.

Третий рядом с первым оперся спиной об мешки с песком, смотрит в сторону леса.

Четвёртый чуть дальше, стоит лицом к Максиму и пока ещё ничего не понял.

Хочешь убить — бей в горло, учил когда-то Максима инструктор по рукопашному бою. Хочешь вырубить — бей точно в подбородок. Но лучше тоже в горло. Потому что подбородок — это кость, и можно повредить пальцы, а горло мягкое. Главное — регулировать силу удара.

Первый — тому немцу, который стоял лицом к Максиму. Левой.

Второй — фельдфебелю (прикурить он так и не успел). Правой.

Затем шаг назад и удар в горло пулемётчику. Снова левой.

Четвёртый немец только начал поворачивать голову, почуяв что-то неладное, и тут же свалился на пол платформы. Правой в горло.

На всё про всё чуть меньше двух секунд. А главное, всё прошло почти беззвучно. Хрип. Мягкий звук падения тела. Всё.

Максим прислушался.

Звук шагов Шварцебека и Кёппеля, которые пошли в обход состава, отдалился. А вот шаги Рана и Майера, посланных к голове поезда, приближались.

Вот уже совсем близко.

Остановились.

— Господин фельдфебель? Там сосна упала поперёк путей, надо…

Максим перемахнул через мешки с песком, лежащие по краям платформы.

Оба солдата так и не поняли, что случилось. Мелькнула какая-то размытая тень, а затем резкой парализующей болью перехватило горло — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Только что двое крепких немецких парней, вооружённых, прошедших с победами половину Европы и готовых по приказу фюрера идти хоть на край света, стояли на своих ногах, обутых в добротные солдатские сапоги из крепкой коровьей кожи на двойной подошве (сорок гвоздей в каждой, мать его!), и вот уже оба валяются бездвижными тушками под откосом Богом забытой русской лесной железной дороги, и встанут ли снова никто пока не знает.

Кажется, не убил, подумал Максим. Но очнутся не скоро. Теперь…

Грохнул выстрел.

— Ах ты, курва! — раздался крик где-то за вагонами, по другую сторону путей.

Снова выстрел, и снова крик. На этот раз — боли. Топот ног. Звуки ударов. Чьё-то сопение. Густой мат. Третий выстрел. Ещё один звук удара.

— Хенде хох! Хенде хох, гад! Вот так, молодец.

Стихло.

Максим запрыгнул на платформу, выглянул.

Двое солдат — Шварценбек и Кёппель сидели на земле. Один тянул вверх обе руки. Второй одну. Над ними с нависли Шило и Стёпка, готовые открыть огонь в любой момент.

— Что там? — крикнул Максим.

— Один ранен! — крикнул в ответ Шило.

— Тащите их сюда!

— Встать! — скомандовал по-русски Шило и недвусмысленно повёл стволом автомата.

Немцы поднялись.

— Лос! — скомандовал Шило по-немецки.

Вчера, когда разрабатывали план нападения на состав, Максим дал партизанам небольшой урок немецкого, заставив выучить простейшие слова и команды.

Немцы подошли. Оба выглядели не столько испуганными, сколько обескураженными и растерянными.

— Стойте здесь, — сказал Максим по-немецки. — Руки можете опустить.

Немцы подчинились. Один из них тут же обхватил здоровой рукой раненую.

Максим заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул.

Из кустов вылезли оставшиеся партизаны, подошли.

— Петро, — отдавал приказания Максим. — Тащи сюда машиниста и помощника с кочегаром. Всех, кто в паровозе. Моисей Яковлевич, подгоняй подводы и начинайте разгрузку. Вася, Стёпка, Валера. Немцев разоружить, сгрузить на землю в одну кучу. На той стороне двое лежат — к ним. Стёпка, охраняй их, пока не очнулись. Как начнут шевелиться, зови меня. Всё оружие, патроны, гранаты — на подводы. Эти двое, — он кивнул на стоящих перед ним солдат. — Пока останутся здесь. Всё ясно? Выполнять.

Он обернулся к немцам. Один из них, раненый, был бледен, на любу выступил пот. Рукав его кителя выше локтя намок от крови.

— Ты, — кивнул ему Максим. — Можешь сесть.

Раненый сел, морщась от боли.

Ничего, потерпит.

— Имя? Звание? Часть? — обратился Максим к здоровому солдату.

— Ефрейтор Хорст Кёппель! — вытянулся тот, щёлкнув каблуками. — Третья рота второго батальона сто шестьдесят четвёртого стрелкового полка шестьдесят второй пехотной дивизии!

— Задание?

— Сопроводить состав с продовольствием и снаряжением до Овруча! Обеспечить охрану.

— Состав груза?

— Я точно не знаю…

— То, что знаешь.

— Мука, макароны, крупы, сало, — начал перечислять ефрейтор. — Колбаса, масло и маргарин. Консервы: мясные, рыбные и овощные. Картофель, бобы, яблоки, овощи. Сыр. Какао, кофе, чай, сахар и соль. Шнапс и вино. Сигары и сигареты. Спички. Керосин. Там много всего. Медикаменты ещё. Бинты, лекарства, спирт. Обмундирование.

— Ясно. Теперь садись рядом со своим товарищем.

Ефрейтор сел.

Максим достал нож.

Раненый побледнел ещё сильнее, в глазах ефрейтора мелькнул неприкрытый страх.

— Спокойно, — усмехнулся Максим. — Мы не звери. В отличие от вас.

— Мы — вермахт, — быстро сказал ефрейтор. — Солдаты. С мирным населением не воюем. Это всё СС и местные… как их… оуновцы.

— Не суетись, Хорст, — сказал Максим. — Я тебя пока ни в чём не обвиняю. Хотя нет, обвиняю. Какого дьявола ты припёрся на мою землю с оружием в руках? Можешь не отвечать, я знаю. У тебя был приказ. Что ж, могу сказать тебе чистую правду. Есть очень большая вероятность, что из-за преступных приказов ваших, выживших из ума и человеческой совести лидеров, ты останешься в нашей земле навсегда. Два квадратных метра я тебе обещаю.

Ефрейтор Хорст Кёппель угрюмо молчал.

Максим присел, располосовал рукав раненого солдата ножом, осмотрел рану. Пуля пропахала мышцы насквозь, но кость и серьёзных артерий не задела.

— Повезло, — сказал Максим. — Как звать?

— Ханс-Георг Шварценбек, господин, — ответил раненый.

— Я не господин. Товарищ. Но не тебе. Твой товарищ вот, рядом сидит. Хорст, — обратился он к ефрейтору. — Первую помощь оказывать умеешь?

— Так точно, нас учили.

— Окажи своему товарищу помощь. Индивидуальные пакеты есть?

— Так точно, — ефрейтор достал из бокового кармана кителя индивидуальный перевязочный пакет.

— Рану не забудь промыть, — посоветовал Максим, поднимаясь. — Можно обычной водой из фляги.

— Слушаюсь, —