Сага о Рорке - Андрей Львович Астахов

в Аргальфе, были его глаза. Абсолютно черные, лишенные белков, полные странного хищного блеска. Ночь жила в этих глазах. И Ингеборг почувствовала, что у нее слабеют ноги.

- Ваше величество! – Аргальф поклонился. – Вы выспались?

- Я выспалась, - с трудом произнесла королева.- Вы позволите мне… сесть?

- О, я веду себя, как неотесанный мужлан! Прошу вас…

Ингеборг даже не заметила, как король Банпора оказался рядом, предложил ей руку, подвел к высокому резному креслу и помог сесть. Замельтешили проворные слуги, заставляя стол изысканным жарким, ароматными пирогами, фруктами, сладостями, узкогорлыми кувшинами с вином. Аргальф отослал прислугу и, - неслыханное дело! – принялся сам потчевать королеву.

- Попробуйте вот эти устрицы, ваше величество, - говорил он с неизменной улыбкой. – Они из Испании и доставлены сюда моими гонцами, скакавшими день и ночь.… А вот эти плоды мавры называют финиками: нет ничего слаще этих плодов! К ним очень хорошо подавать сухое вино, лучше аликанте… Вы меня не слушаете?

- Я думаю, к чему это все.

- Понимаю, вы решили, что я съем вас заживо, - Аргальф засмеялся. – Как глупы мои враги!

- Я тоже ваш враг.

- Нет, нисколько. Я слишком люблю и ценю вас, королева Ингеборг, чтобы считать врагом. Не верьте пустым россказням.

- Я ехала по стране и видела…

- Неважно, что вы видели. Это война. Война есть война. Разве христианские государи воюют по-другому?

- Но народ страдает слишком страшно!

- Народ надо прореживать, ваше величество. Сегодня вы основательно пропололи его, говоря языком крестьян, а завтра – гляди-ка, народ опять буйно разрастается! Не волнуйтесь, скоро война закончится, и тогда Готеланд опять станет цветущим и счастливым.

- Кто сможет насладиться этим счастьем?

- Покорные. Те, кто примут вас и меня.

- И вы положите всем начертание на руку и чело?

- Как же скучны христиане! Когда-то один из ваших апостолов сочинил что-то опришествии Зверя. Занятная книга, мне ее читали. Только скажите, почему меня объявили Зверем?

- Говорят… я слышала… мне сказали…

- Что моя мать была волчицей? – лицо Аргальфа потемнело. – Я не знал моей матери. Ее сожгли на костре те, кто называют себя служителями Бога. Весь ее грех был в том, что она почитала богов своих предков. Потом один из этих служителей воспитывал меня. Знаете, чему он меня учил? Думаю, ваш Бог не одобрил бы такого воспитания. Однажды мой учитель собрал в округе всех нищих, объявив, что накормит их. Нищие поверили и пришли, а он завел их в амбар и велел сжечь заживо. Это по-христиански, моя королева?

- Я лишь хотела сказать, что вы творите ужасные вещи.

- Я уже сказал: это война. Я начал ее потому, что на земле может быть только один правитель. Помнится, вам тоже пришлось драться за свой престол. Когда христиане жгут чужие города, режут и вешают женщин и детей, грабят собственные церкви, никто не называет их исчадиями ада – всего лишь доблестными воинами, воющими за своего короля! Справедливо ли это, ваше величество, ответьте?

- Вы красноречивы, король Аргальф, - Ингеборг даже попыталась улыбнуться.

- Я знаю все страшные россказни, которые про меня сочинили дураки и бездельники, - презрительно сказал Аргальф, - Мне приписывают мерзкие личины, мерзкие пороки, мерзкое прошлое. Посмотрите вокруг себя, на этот зал, на этот стол – разве это жилище упыря? Разве я потчую вас мясом младенцев? Или вас привели сюда в цепях, подвергли пыткам, истязаниям, унизили, оскорбили? Да, мои рыцари перебили вашу охрану и взяли вас в плен, но это закон войны. Сейчас же я хочу, чтобы вы поняли меня, поняли мои планы, стали моей союзницей.

- Мне будет трудно понять вас.

- Почему?

- Пленница не может понять своего тюремщика.

- А если я освобожу вас?

Ингеборг не поверила своим ушам. У нее даже сперло дыхание от волнения.

- Вы шутите?

- Нет, я говорю правду. Единственное, что я попрошу взамен – это клятву, что вы не обратите против меня оружие, получив свободу. Ненавижу неблагодарность.

- Это воистину поразительно!

- Ваше величество, я никогда никого не держу возле себя силком. Все, кто служат мне, служит добровольно и с завидным рвением и преданностью. Есть вещи, которые сильнее страха смерти.

- Какие же?

- Я скажу вам, - Аргальф наполнил кубки вином. – Но сначала давайте выпьем за вашу красоту. Давно мне не приходилось видеть женщины, красивее вас.

- «Зачем он это говорит?» - подумала Ингеборг, поднося к губам кубок. И добавила вслух: - Так чем же вы привлекаете людей на свою сторону?

- Я даю им свободу.

- Как странно! Свободу от чего?

- От всего. Чего хотят все люди? Их желания примитивны. Все хотят есть, пить, жить в достаток, не испытывать страха перед теми, кто сильнее, работать поменьше и при этом хорошо заработать. А еще люди завидуют, крадут, обманывают, лицемерят, предают, убивают.

- И вы это поощряете?

- Я не связываю людей пустыми запретами. Хочешь убить? Иди, убей, но я покажу тебе, кого убить. Хочешь работать поменьше, а есть послаще? Делай так, как хочешь. Желаешь есть – ешь, желаешь пить - пей. Я не говорю людям: «Нельзя!» Напротив, я говорю им: «Можно все!»

- И они идут убивать, грабить, насиловать, предавать?

- Все зависит от души человека. Ничтожества так и поступают. Люди, отмеченные печатью Силы – нет. Они творят. Свобода для них – это главное. Они открывают в себе неведомые силы. И никакой лжи, никакого лицемерия. Вот вы, ваше величество -неужели вы стали христианкой потому, чтопрониклись Святым Духом?

Ингеборг вздрогнула. Она не ожидала такого вопроса.

- О чем вы, король Аргальф? – прошептала она.

- О причине, которая заставила вас креститься. Ведь это любовь к Эрманариху привела вас в лоно церкви?

- Это…ложь! – Ингеборг была близка к обмороку.

- Верно, ложь, - печально улыбнулся Аргальф. – Вы лжете. Вы любили Эрманариха, но он был христианин, а вы язычница, как и ваши соотечественники – норманны.

- Бог есть любовь! – к Ингеборг вернулось самообладание.

- Любовь? Земная или небесная? А если я скажу вам, что я начал эту войну из любви к вам? Что я начал эту войну, потому что мечтал обладать королевой Готеланда, как и самим Готеландом?

- Вы не смеете так со мной