Александра - Олег Ростов

замерла на парне. Даже вздрогнула. Медленно обернулась.

— Саня⁈ — Тихо выдохнула она. На лице появилась целая гамма разных эмоций, от страха, до недовольства и досады.

— Ты его там не зажала? — Опять спросила ласковым голосом, поигрывая палкой в руках.

— Сашенька, ты что меня сейчас бить будешь? — Она начала бледнеть.

— Конечно буду. Я тебя предупреждала, коза такая? Ты что совсем рехнулась? Мало, что опозорила нас, так ещё и Ваську подставила. Ты что думаешь, всё так просто? Я тебя предупреждала? Предупреждала. Ему же башку снесут, как пить дать, если в Москве про такое непотребство узнают. Ибо невместно простому боярину на царскую дочь зарится, а тем более так. Соскочила с него быстрее, дрянь такая! — Заметила, как Василий сжимал Ленкины голые бедра своими ладонями. — Отпусти её! — Зашипела разъярённой коброй. Когда Елена стала спрыгивать с мужчины, огрела её по голому заду палкой. Не сильно, но чувствительно. Она даже взвизгнула. Стояла держалась за задницу. Хорошо рубашку не сняла, та распрямилась до колен, прикрывая её прелести.

— Саша! — Закричала она.

— Заткнись, дура! — Посмотрела на Василия. Он так растерялся, что его заклинило. Взглянула на его возбуждённое естество. М-да не плохой у него прибор. Теперь понятно, чего Елена так слюни распустила. — Чего застыл, Васька? Срам мне тут свой показываешь? Или мне его тебе палкой перетянуть? — Василий инстинктивно закрыл своё хозяйство руками.

— Не надо его туда бить, Саша! — завопила Елена и кинулась на выручку своему суженому, встала между нами, закрывая Вяземского-младшего. Тот соскочил с лавки, быстро подтянул свои портки. Завязал тесёмки, глядя на меня испуганно.

— Уйди, Елена! Ну? Или мне тебя всё же отходить палкой? Штаны надень. Курица! — Я была вне себя. Совсем мозгов нет. Переклинило её на парне и хоть кол ей на голове теши. Убрала её в сторону. Ленка схватила шаровары и стала надевать. Я смотрела на молодого боярина.

— Царевна Александра Вячеславовна, виноват я, прости меня и сестру свою. — Он опустился на колени. — Люба она мне, больше жизни люба. И я ей люб. Знаю, грех это, без венчания блудом занялись. Но я готов хоть сейчас под венец её вести. Смилуйся над нами.

Ленка нацепив штаны тоже подбежав, бухнулась на колени рядом с Василием.

— Саш, пожалуйста, поговори с родителями Васеньки.

Смотрела на обоих. Не всё так плохо. Вообще удивлена, что из Москвы до сих пор никого не прислали. Но пришлют, это как пить дать. И могут нас с Ленкой законопатить куда-нибудь и замуж выдать, исходя их государственных интересов. Поэтому надо всё быстро обстряпать. А венчаную жену просто так у мужа уже не заберёшь. Тут церковь может на дыбы встать. Даже Иван Грозный, позже не забирал мужних жён от мужей, хотя и заставлял их заниматься блудом со своими ближниками. Но наигравшись, возвращал женщин их мужьям. Посмотрела на Василия.

— Ты понимаешь, что я не могу оставить такое непотребство без наказания? — Он кивнул мне. — Ложись на лавку.

— Что ты хочешь делать, Саша? — Тут же подхватилась с колен Елена.

— А ты догадайся с трёх раз. И вообще, убежала отсюда. В терем иди! Бегом. И меня там жди! Ну? — угрожающе замахнулась на неё. Елена развернулась и открыв дверь, выскочила на улицу. Василия отходила палкой по голой спине. Он мужественно терпел. Не произнёс ни звука. Потом встал, когда я закончила. Поклонился мне в пояс.

— Спасибо тебе, царевна Александра Вячеславовна, за науку. Прости меня.

— Рубаху надевай и пошли к родителям твоим. Понял за что била тебя?

— За то, что без благословения родительского и церкви, деву на блуд сподвиг.

— Молодец, соображаешь. Но не только за это. А чтобы помнил, кто Елена такая. Она не дворовая девка, которой подол задрал и сделал свои дела. Помни, как она досталась тебе. Это чтобы ты потом по другим девкам да бабам не побежал.

— Да как можно то, от такой жены по другим идти? — Удивлённо спросил Василий надевая рубаху и подпоясываясь.

— Можно, поверь. Ещё как сволочи бегают. Кобельё блудливое. И ещё Вася, узнаю, что Елену обижаешь, убью.

— Клянусь, вот тебе истинный крест, Александра Вячеславовна, руки на неё не поднимаю. Худого слова про неё не скажу. Всю жизнь любить буду сестру твою, богом данную.

— Запомни эти слова, Василий, боярин Вяземский. Ты их сам сказал, без принуждения. А слово не воробей, вылетело, не поймаешь, да назад не вернёшь. Оделся? Пошли.

Когда подошли к терему, увидела на подворье Ивана. Он смотрел на нас с Василием вопросительно.

— Иван, Елена в тереме? Не видел её?

— Видел. Прибежала вся в слезах. В горнице заперлась.

— Хорошо. Пусть там посидит. Где батюшка ваш?

— Так у себя с дядькой Евсеем.

Я посмотрела на Василия.

— Пойдём, Василий, к родителю твоему. А ты Иван, матушку свою позови туда. Разговор будет серьёзный.

— Чего Васька натворил? — Тревожно спросил Иван.

— Да натворил уж, что ни словом сказать, ни пером описать. Да не один он натворил делов. Пойдёмте что ли, братья Вяземские.

Прошли в терем, на мужскую половину. Там в одной из светлиц сидели за столом сам Вяземский-старший и его побратим, дядька Евсей, что-то обсуждали, разложив перед сбой нарисованную карту, как я поняла. Пока шли, Иван отправил за своей матерью какую-то девчушку. Когда мы, постучавшись, зашли, Фёдор Гордеевич сложил карту. Посмотрел на нас вопросительно.

— Что-то случилось, царевна? — Спросил он. Я поклонилась ему.

— Здравия вам Фёдор Мстиславович и вам дядька Евсей. Случилось у нас. Не знаю даже, как и говорить. — Посмотрела на Василия. Он стоял, опустив буйну головушку.

— Что? Васька что набедокурил или Иван?

— Не Иван, Фёдор Мстиславович. — В этот момент в светлицу зашла Евпраксия Гордеевна. Поклонилась с вежеством и боярыне. — Вот пришла к вам Фёдор Мстиславович и богом данной вам супруге Евпраксии Гордеевне. Вы обещали нам с сестрой защиту. Мы доверились вам. А что получили в итоге? Опозорены мы, обесчещены!

У боярыни и боярина глаза стали как блюдца. Старший Вяземский даже встал с лавки.

— Как это опозорены? — Спросил он.

— Кто посмел? — Вторила ему Евпраксия Гордеевна.

— Сестра моя младшая, Елена опозорена и обесчещена! А значит и я. Так получается! — Я посмотрела на Василия. — Сын ваш, Фёдор Мстиславович и Евпраксия Гордеевна. Захожу сегодня в мастерскую, где Елена мыло делает да зелье огненное невиданной силы, а там! — Перевела взгляд на боярина с боярыней. — Что Великий князь скажет, если до его дойдёт сия новость? Что деве царских кровей подол задрали? Пусть мы сироты с Еленой и заступиться за нас не кому, но мы царские дочери. А это тоже, что подол задрать дочери Великого князя. Даже османы такого не делали. Они дочерей императора не позорили, а к себе в гарем брали в качестве жён или замуж выдавали за своих ближайших вельмож и воителей. Какая слава пойдёт о боярском роде Вяземских?

— Васька?!! — Воскликнул Иван.

— Василий, ты что наделал, сынок? — Охнула боярыня, закрыв рот ладонями. Парень совсем белый стал. Вяземский старший грохнул кулаком по столу. Я даже вздрогнула. Смотрел бешеным взглядом на младшего сына.

— Ты что, совсем с ума сошёл? — Повысил он голос. — Хочешь всю семью под топор на плахе подвести или на дыбу к кату?

Градус повышался. Я внимательно отслеживала ситуацию. Вовремя вставила реплику, когда на Василия пошёл совсем жёсткий накат.

— Я тебя собственноручно удавлю, паскудышь такой! — Старый боярин совсем озлобился. Всё верно, дойди такое до Великого князя, простой поркой не обойдёшься, ибо это прямое покушение на сословие правителей.

— Фёдор Мстиславович, Василия оправдывает то, что он не снасильнячал Елену. — Они все замолчали. Смотрели на меня, словно что-то ожидая. — Сама она позволила ему. Тут скрывать не буду. Но с ней я ещё разберусь. Наказать Василия Федоровича, это ваш родительский долг. И вы уж извините меня, Фёдор Мстиславович и Апраксия Гордеевна, не сдержалась я, палкой отходила Василия, прямо там. Но в любом случае, это дело не поправит. Нужно как-то грех прикрыть.

— Как же мы его прикроем, Александра Вячеславовна? — Спросил старый боярин.

— А если ещё и дитё родиться? — Поддержала мужа боярыня. — Грех то какой. — Она перекрестилась.

— Нужно, чтобы Василий и Елена обвенчались. Раз так случилось, пусть станет сестра моя мужней женой. Тогда и говорить никто ничего не сможет. Тем более, род