Марик Лернер - Восток

«Третье. Охрана безопасности страны как важнейшая задача».

Это про сепаратизм? Или камень в огород наших союзничков? Есть что-то на международном уровне, о чем в газетах не пишут? Знаю, знаю… Армия стоит на охране целостности государства. Возражений нет.

«Четвертое. Реорганизация и упорядочение работы правительственных учреждений».

Опять слова. Все «за», никто не в курсе, как именно. Да ладно, проще всего сломать, но тогда вся страна в хаос рухнет. А постепенно — вроде нормально. Кто вот заниматься этим будет? Ну не мое дело.

«Пятое. Всяческое содействие развитию национальной экономики и поощрение вложений в экономику средств общественных организаций и частных лиц. Разрешение трудовых союзов, направленных на защиту работников наемного труда».

Замечательно. Вот последняя фраза без всяких сомнений замечательна. Закона еще нет, а разрешение уже наличествует. Здесь должно быть предусмотрено отсутствие политических требований. Экономические — сколько угодно. Политика не для профсоюзов. Иначе утонем в требованиях, и прикажут расстреливать демонстрации. А вот это мне уже поперек совести. Серьезно говорю — для Клычкова знакомое поле деятельности. Очень пригодится.

— Как хорошо сидеть в кресле, — задумчиво сказал Юнаков, — курить сигару и мило беседовать о политике. Убрать верхушку и начать проводить реформы. А они бьют по людям. Не по тем, так по другим. Налаженный быт ломают. Не самый замечательный, но привычный. И что теперь? Кагана свергли, семье запретили жить на Руси и владеть имуществом. Счастья не наблюдается. Новые законы писать придется. И не факт, что всем понравятся. И не факт, что стрелять не придется. Как-то я все это не так представлял.

— А девять из десяти жителей государства даже представить не пытались. Сейчас все полезут с самым правильным мнением. Вот и выходит, что армия — единственная, кто порядок удержать может. Но не вся. Нельзя солдат держать долго. Срочно распустить большинство по домам, пока они бунтовать не начали. У них же оружие в руках. Крови будет море. Только добровольцы. Даже офицеров в отставку. Сократить до минимума, и только потом новые наборы, с большим разбором и рекомендациями сослуживцев. Года через два. Исключительно добровольцы!

Встреча была организована по всем правилам. Перрон тщательно вычищен. Перед входом в здание вокзала выстроили юнкеров. Пригнали обе роты почти в полном составе. Все правильно одеты, штатно вооружены и хорошо подготовлены к визитам. Не в первый раз.

Специально надполковник Ерошевский расстарался и, нарушая очередную должностную инструкцию, выдал новую форму раньше времени. Весь вечер парни подгоняли амуницию, подшивали шапки и учились изображать лихой вид. Сейчас им это позволительно. За строгим уставным видом Тульчинский не особо следил. Вот поймает кого с нечищеным оружием — беда.

Эти умеют правильно реагировать дружными «гав-гав-гав» на приветствия высоких чинов, в отличие от распустившихся добровольцев. Да и вид у них стал почти нормальный. Никаких тебе брюк старых застиранных, гимнастерок гусарского образца для тропической местности (украдена не иначе в Персии и куплена на здешнем базаре), — а шинель с артиллерийскими знаками различия, прожженная в трех местах и грязная. Образца военнослужащего из Красильникова не получится никогда.

И остальные не лучше. Посмотришь на будущего офицера Зиброва — и сразу понятно: на параде ему делать нечего. На плече неизменная английская винтовка, отобранная у одного из демобилизованных, благо патроны русского производства прекрасно подходят, на поясе кавказский кинжал немалых размеров, и глаза замечательно хитрые. Не то дезертир с Кавказа, не то гражданский. Хотя это вряд ли. Зибров своих наград не прячет, но они по уставу — на гимнастерке, и зимой их не видно.

На правом фланге отряда стояли трубачи, блестя на солнце медью своих инструментов, а чуть подальше собралась большая толпа любопытных зрителей. Вдали послышался свисток паровоза. Разговоры закончились, и юнкера поспешно заняли свои места.

Офицеры дружно двинулись вперед. Присутствовал полный набор отвечающих за Ярославль. Впереди — еще не снятый официально генерал-майор Четвертаков. За ним начальник училища, комендант города, пяток рангом пониже. Будущим лейтенантам, а ныне официально все еще курсантам, места в одном ряду с командирами не приготовили. Большинство и сами не особо рвались, а часть сейчас, проклиная лампасоносцев, вынужденно ходила, патрулируя окрестности. Молодых у них забрали для торжественной части — приходилось отдуваться самостоятельно, и хорошего настроения это не добавляло.

Вагон остановился почти точно напротив встречающих командиров. После легкой заминки они слегка передвинулись левее и замерли, отдавая честь новоприбывшему командующему округа.

Был Морозов маленьким и кривоногим, уже в годах, однако соскочил со ступенек энергично и с жизнерадостной улыбкой. Голова, как принято среди военных с незапамятных времен, бритая наголо, и борода веником. Ну это в порядке вещей. Генералам противогазы натягивать нечасто приходится.

Оркестр дружно грянул марш. Хора подготовить не успели, однако слова все и так прекрасно знали.

Верь и надейся — Русь безопасна,Русского войска сила крепка…[20]

— Здравствуйте, кунаки! — бодро заорал Морозов. От такого неформального приветствия юнкера растерялись, и вместо дружного «гав-гав-гав» раздалось нестройное блеяние. В толпе гражданских, с интересом наблюдающей за представлением, засмеялись.

Юнаков метнул на строй многообещающий взгляд.

— У этого тоже не все дома? — весело спросил Зибров.

— Может, не маразм, — поделился надеждой Ян, — в своего парня играет?

Генерал добродушно рассмеялся и, приставив ладонь к уху, переспросил:

— Али кормят плохо?

Юнкера оправились от непривычного поведения и дружно гаркнули ответное приветствие. От слаженного рева полутора сотен глоток перепуганные птицы взлетели с крыши.

— Другое дело, — довольно сообщил генерал и двинулся вдоль строя, разглядывая встречающих. За ним послушно следовали офицеры и не меньше десятка привезенных с собой адъютантов. Лица у них были не очень радостные. Приходилось тащить чемоданы и при этом изображать внимание.

Генерал шел мимо молодцевато пучивших глаза юнкеров и негромко хвалил внешний вид и выправку. Ерошевский выглядел страшно довольным, хотя последние два месяца имел к ним самое отдаленное отношение. В училище давно никто не учился. Даже не ночевали. Первая рота прописалась на вокзале, заняв служебные помещения. Вторая пропадала в комендатуре и здании МВД.

— Хм, — с интересом сказал Морозов, добравшись до бывших сержантов и уставившись на самого высокого.

— Курсант Тульчинский! — доложил Ян.

— Комендатура железной дороги, — поспешно сообщил надполковник.

Генерал кивнул и, сделав шаг дальше, неожиданно остановился, глядя с подозрением:

— Почему мне твоя фамилия знакома?

— Не могу знать!

Ян действительно понятия не имел, с чего это он заинтересовал своей персоной начальство. Где он, а где генералы. И в газетах про него не писали. А фамилия не так чтобы известная, но распространенная.

— В Карпатах воевал?

— Никак нет. Западный фронт.

— А до того?

— Померания, Кенигсберг, — с искренним недоумением ответил Ян.

— А, так ты из довоенного призыва!

Ерошевский, наклонившись к начальственному уху, что-то торопливо прошептал.

— Правильно, — довольно воскликнул Морозов, — недаром застрял на фамилии. Станция Забайкальская. Девятьсот восьмой год. Я своих крестников помню. Правильно произношу? — поинтересовался со смешком. — Я в ваших христианских понятиях ни в зуб ногой, но слышал. Считай, второй папа. Первый рожает, второй приговор утверждает. Катал бы на каторге тачку, если бы не я. Решил, что ты прав был, хоть это и совершенно не по закону. Значит, не ошибся. Раз в училище попал — заслужил. Какие выводы для себя сделал?

— Генералы Морозовы на свете редко попадаются, и лучше проделывать без свидетелей.

— Наглец, — задумчиво сказал Морозов. — Что сошло с рук один раз, в другой плохо кончится. Я за тобой присмотрю. Либо звездочки прилетят раньше выслуги, либо плохо кончишь… Инициативный? — спросил, поворачиваясь.

— Даже слишком, — ответил Юнаков.

— Прекрасно. Мне, — доверительно сообщил Морозов, — кроме всего прочего, необходимо создать из местных кадров добровольческое подразделение. Лошади необходимы для обоза. Вот пусть и займется.

— А деньги? — подал голос Ян.

Терять ему все равно было нечего. Папа выискался с указаниями. На Западе коней строевых раздают чуть ли не бесплатно, чтобы не возиться при расформировании части, а здесь и так проблемы. Мобилизации все вымели. Страшное дело брошенные без присмотра лошади. Бродят еле живые и смотрят жалобно. Они же не люди, жаловаться не умеют. Сколько их полегло на войне — годами поголовье восстанавливать придется. Лошадиные кладбища в прифронтовой полосе страшнее человеческих.