Неприкаянный 2 - Константин Георгиевич Калбанов

строгий, а потому полагал, что не следует ими разбрасываться по мелочам. С чем лично я категорически не согласен. К слову я с собой взял целых шесть штук. Плюс два с половиной кило, это достаточно серьёзно, но скоро мне станет полегче.

Выдернул чеку, пристукнул грибком ударника по прикладу. Раздался хлопок капсюля, и пограничники невольно вздрогнули. Усач от уха тряпицу и неодобрительно покачал головой, то ли из-за продолжающегося кровотечения, то ли гранату ему жалко. Но страха не выказал точно. Замедлитель горит шесть-семь секунд, вагон времени, если что. Поэтому я без суеты, где-то даже медлительно не высовываясь из-за угла швырнул её в проём входа.

Рвануло. Из отнорка выметнуло пыль и комья земли. Я оттолкнулся спиной от стенки окопа и рванул в блиндаж с дробовиком наперевес. Видимость аховая, единственный источник света входной проём, который я же и загородил. Внутри полумрак и плотная завеса пыли. А ещё стенания, панический крик, маты, я, если что, японский знаю.

Выстрелил в смутно различимую фигуру, шатающуюся зажав уши, которая тут же сложилась на земляной пол. Следующий отплёвываясь попытался поднять на меня винтовку, ещё один выстрел. Готов. Этот стоит на четвереньках и трясёт головой. Ещё один выстрел, и его словно кувалдой приложило прибив к земле. Последний из подающих признаки жизни с ошалелым и вместе с тем яростным видом поднимается на ноги стремясь дотянуться до меня изгвазданной в крови рукой. Выстрел! И голова разлетается словно перезрелый арбуз. Это я погорячился. Факт.

Глава 13

То чего не было

– И чего было патроны тратить, ваш бродь? – неодобрительно заметил заглянувший мне через плечо пограничник.

– Так ведь нет у меня штыка, не с ножичком же мне на них кидаться было, – пожал я плечами, загоняя патрон в магазин дробовика.

– Зачем с ножичком? Эвон, тесак японский мокрой верёвочкой к стволу примотайте, она подсохнет и держать будет похлеще стальных колец.

– Годная задумка. Только в траншеях со штыком громоздко получается. Мне привычней огнём и прикладом, – возразил я, закончив заряжать.

– Так-то оно так, но как по мне, то лучше со штыком, чем без него.

– Тебя как звать-то? – спросил я пограничника.

– Матвей, ваш бродь.

– Вот что, Матвей, потом поговорим, а сейчас ходу. Слышишь, пушки огонь уж сместили.

Я конечно не командир, но на учебном полигоне, где мы отрабатывали будущий штурм, пограничники отлично видели, что я не просто морской офицер, но и раздавал советы их начальству. И что куда важнее, они меня слушали. Потому бойцы подчинились мне с лёгкостью. Я же мысленно чертыхнулся. Не входит в мои планы выделяться. Тут я простой боец, и дерусь в своё удовольствие. М-да. Звучит как-то… Но с другой стороны, я ведь не беззащитных овечек режу.

Выйдя из блиндажа в ход сообщения остановился, приметив тусклый блеск. Протянул руку и ковырнув землю извлёк золотую серьгу колечко, с кусочком окровавленной плоти. Невольно хмыкнул и тряхнул головой.

– Матвей, твоя пропажа? – окликнул я дышащего мне в спину пограничника.

– О к-как! – искренне удивился он.

– Говорил же, что поспрошаем, куда самураи твою серьгу дели, – протягивая ему находку, произнёс я.

– Экий вы ловкий, ваш бродь, и когда только успели разговорить этих макак, – поддержал он мою игру.

– Мастерство не пропьёшь, – подмигнул я ему.

После чего пошёл дальше, взяв ружьё наизготовку и уперев приклад в плечо. Если кто-то думает, что принято нечто подобное, то сильно ошибается. Длинноствол в основном носят за цевьё, так сказать по-походному. Добежал до точки, изготовился для стрельбы строя, с колена, лёжа, нужное подчеркнуть. В лучшем случае винтовка удерживается двумя руками, но сугубо как копьё или бердыш, и по большей части именно для рукопашной, с отомкнутым штыком направлять ствол в сторону противника считается ненужным.

В пограничников что-то из области тактических приёмов будущего более или менее втемяшить получилось. Да и то, с пехотными оглоблями они действуют по старинке. Как впрочем и те, кто примыкает штык или тесак к карабинам. Они ведь от этого оборотистость свою теряют, и вообще, срабатывает стереотип – есть штык, значит нужно готовиться к штыковому бою, и оружие носится соответственно. Поговорка «проще научить, чем переучивать», в действии. Ага…

Траншеи и ходы сообщения тут зигзагами пока не роют. Хотя я об этом и говорил, и обосновывал, даже испытания на полигоне проводил, но всё впустую. Так что копают их либо по прямой, либо в соответствии с местностью и препятствиями. Траншеи идут в два три ряда вдоль фронта, ходы сообщения, перпендикулярно. Извилины и повороты возможны только если на пути попадётся какое-нибудь кряжистое дерево, которое проще обойти, чем сковырнуть, или крупный валун вросший в землю.

Здесь у меня на пути оказался именно, что огромный камень. А едва обогнув его, я оказался лицом к лицу с бегущими гуськом по ходу сообщения самураями, выставившими перед собой примкнутые тесаки. Я без раздумий нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел, и первый японец свалился как подрубленный. Не отпуская спуск, я передёрнул цевье, и едва оно встало в крайнем переднем положении, как грохнул следующий.

В считанные секунды я разрядил все шесть патронов в своём ружье, свалив семерых самураев. Не всех насмерть, поэтому выхватил свой браунинг и всадил по пуле в головы тех, кто подавал признаки жизни.

– Чего тут, ваш бродь? – толкнулся мне в спину, Матвей.

– Уже ничего, братец, – ответил я давешнему пограничному унтеру, меняя магазин в пистолете.

– Эк-ка вы их! – уважительно заметил усач.

– А вам разве не показывали скорую стрельбу из дробовика? – теперь уже вталкивая патроны в окошко ружья, спросил я.

– Да показывать-то показывали. Но то по мишеням, а тут эвон, шесть патронов, семь трупов, – с нескрываемым восхищением произнёс пограничник.

– Не все трупы, четверых добивать пришлось.

– Всё одно, положили то всех, – уважительно возразил тот.

– Это да. Пошли, братцы. Отстаём, – отметив, что волна разрывов вновь начала отдаляться, заметил я.

Добежав по ходу сообщения до третьей линии траншей, я не стал выбегать на перекрёсток, а высунув дробовик выстрелил влево и тут же услышал сдавленный крик и гомон, причём с обеих сторон. Раздались выстрелы, и в угол ударили пули выбивая комочки земли.

– М-мать! – отшатнулся я назад.

Выронил дробовик, повисший на одноточечном ремне, извлёк две гранаты, и изготовив их к бою, кивнул Матвею.

– Как рванёт, ты вправо, я влево.

– Понял, – ответил тот.

И опять во взгляде неодобрение подобному транжирству. Из какой стали у него яйца, йолки? Я конечно не трус, но переть буром в неизвестность, не стану. Храбрость