Васильевич. Книга первая. Братик - Андрей Готлибович Шопперт

план какой-то трусливый и удалью в нём не блеснуть сильно, но и глупым не назовешь. Ясно, что в обороне за засекой воевать сподручней.

— А ежели поганые за нами не погонятся? — Скрябин сообразил, что в лихую атаку его вои в основном пойдут. Москвичи вооружены лучше.

Юрий Васильевич не стал ждать пока брат Михаил ему переведёт с устного на письменный, и без того вопрос ясен. Ответил сразу:

— Нужно сделать так, чтобы погнались. Атакой хороший урон им нанести.

Хорошо быть князем. Эти два воя опытных вынуждены были послушать двенадцатилетнего пацана. Отряд продвинулся ещё на четыре версты, примерно, и ехавшие впереди разведчики их остановили, нашли хорошее место для засады. Там лес с густым вербовым подлеском подходил к воде на расстояние в сорок метров примерно. Можно срубить две огромные сосны на краю леса, специально там провидением выращенные, и они почти перегородят проход. Останется только нарубить с десяток небольших елей и сосен и навалить их на берег, чтобы полностью закрыть конным татарам дорогу.

Сейчас вмешиваться в действия сотников и простых воев, что занялись приготовлением засады, Юрий Васильевич не стал. Тут он им точно не советчик, удалось подвигнуть на правильное с его точки зрения действие и хорошо. Не дело Сунь Цзы руководить рубкой сосен. Он стратегически мыслит. Дальше сами. Зато он занялся обоими своими стреляющими штукенциями. Как-то уживался в его теле древний стратег китайский с пацаном желающим побабахать. Достали и расчехлили мушкет. Приготовили к нему, чтобы удобно было брать, пули, сам княжич берендейками опоясался. Шомпол под руку положил. После этого так же подготовили пистоль. Все эти монотонные действия немного успокаивали, а то руки сперва подрагивали. Артемий Васильевич был сугубо мирный человек. Да, военную кафедру закончил и даже потом звание старший лейтенант запаса получил после сборов, но ведь ни разу в людей не стрелял, а только из орудия при сдаче экзаменов на военной кафедре по щитам деревянным.

А через час или два ведь придётся стрелять в людей, да сейчас оружие не то, целиться во врага нельзя, при выстреле и при загорании пороха на полке, если глаза не уберёшь подальше, то их можно лишиться. Приклад сейчас не в плечо чаще всего упирают, а под мышку суют. Ему — двенадцатилетнему щуплому пацану такой мушкет при выстреле вполне и ключицу сломать может. Так что врага в выемке прицела он не увидит. У мушкета тупо ни прицела, ни мушки нет. Врага не увидит, но выстрелит и может попасть в человека, лишив его жизни.

Событие тридцать девятое

В результате дележа трёх сотен поместной конницы на стрелков и зачинщиков драки, получилось, что в засаде будет сидеть сто двадцать человек и сто восемьдесят поедет к Перемышлю плевать татарам на бороду. Это такое, как читал Боровой, оскорбление лютое сейчас, которое только кровью смывается.

По данным разведки выходило, что три — три с половиной версты до лагеря поганых. Назад меньше. Нет, двигать засеку не будут оставшиеся, просто, когда за тобой гонится враг, превосходящий тебя по числу в разы, то расстояние до спасения укорачивается. Семь вёрст плюс сама стычка, полчаса у воев, оставшихся у засеки, были.

Но тих был наш бивак открытый:

Кто кивер чистил весь избитый,

Кто штык точил, ворча сердито,

Кусая длинный ус.

Сначала народ зарядил пищали. Пищали, если что, то от слова пищать. (Трубка, дудка, свирель). И опять Юрий Васильевич заметил, что москвичи эти штуковины пищалями называют, а калужцы — ручница. (ручные пищали, так как артиллерийские орудия тоже пищалями кличут). У Ляпунова была хоть и не хранцузская, как у самого Юрия Васильевича, а местная, но кремнёвая, а не фитильная. Но единственная, все остальные в войске довольствовались уже немного устаревшими фитильными. Особой разницы нет. Тот же курок подпружиненный, только у Борового и Ляпунова в него вставлен кусочек кремня, который должен высечь искру, ударившись о стальную пластину или огниво. Искра воспламеняет небольшое количество пороха в виде затравки, помещённое на полку у казённой части ствола, а у остальных в курок вставлен тлеющий фитиль, а дальше всё то же самое.

Ляпунов не выдержал и отправил двух дворян с самыми резвыми конями в дозор примерно на половину дороги. Поразмыслив, Юрий Васильевич с ним согласился. У застрельщиков кони будут уже уставшие, а тут самые быстрые и свежие на минуту, да раньше весть принесут о приближении поганых.

Несмотря на все телодвижения время тянулось медленно. У остальных воев хоть преимущество есть, Боровой видел, как они поворачивали ухо к югу в сторону Перемышля и даже ладонь к нему приставляли, вслушиваясь, ждали приближающийся топот копыт и крики, а ему чего делать? Внюхиваться?

Узнал о приближении воев отправившихся заманить татаровей в засаду Юрий Васильевич одновременно со всеми. Народ повскакивал и стал кричать что-то друг другу, тут Спинозой не надо быть, чтобы понять, что конский топот приближается. Он тоже поближе к сваленной сосне бросился. Там река и дорога небольшой поворот делает и вот из-за подлеска стали выскакивать русские конники. Они настёгивали лошадей и пригибались к их спинам. Видимо татары стреляли по ним с коней из лука.

Проход оставили в засеке метров пять. И чтобы заметней было Тимофей Михайлович по краям его велел два тёплых красных кафтана повесить. А этот проход вырвавшись на финишную прямую всадники и поспешили.

— Приготовились! — гаркнул во всю глотку Ляпунов и десятники повторили его приказ не менее громко.

Юрий бросил взгляд на полку мушкета, не просыпался ли порох. Брат Михаил сначала себя осенил крестным знамением, а следом и отрока ему доверенного.

Глава 14

Событие сороковое

Надпочечники выбросили в кровь лошадиную дозу адреналина. Объём крови в организме перераспределился, из печени и селезёнки она ломанулась в сосуды, пополняя объём бурлящей в них крови, в результате сосуды, ведущие к сердцу и мозгу, расширились, сердце забилось чаще, а мозги стали соображать активней. Юрий Васильевич моргнул ему показалось, что замедлились всадники перед проходом за засеку.

Всего у тех, кто остался в засаде сорок семь мушкетов и пищалей, если считать и князя Углицкого. Ещё двенадцать человек вооружено арбалетами или самострелами самых разных конструкций и тридцать семь человек имеют луки, тоже выглядящие совершенно разными. Никакой стандартизации. Плюсом к этому оружию, которое может стрелять, есть четыре пистоля, один у Юрия Васильевича, один у Скрябина